Звездолет состоял из двух дискообразных модулей по 50 метров диаметром. В переднем размещалась техническая часть с энергоустановкой. В заднем — жилая кабина и пост управления всей аппаратурой технического модуля. Модули, соединенные тросом, передающим тяговое усилие, к моменту старта должны были разойтись на сотню километров. Эти сто километров избавляли экипаж от возможных вредных влияний внутривакуумной энергетики, а в сравнении с преодолеваемыми расстояниями такая длина буксира не имела никакого значения.
Правда, для посещения в пути технического модуля космонавтам требовалось воспользоваться скафандрами с реактивными двигателями и испытать двойное ускорение, чтобы нагонять разгоняемый с земным ускорением технический модуль.[2]
— Вижу «дикаря», — крикнул Вязов.
— Готовь скафандры. Пойдем на абордаж!
Погода, как и предвещали протянувшиеся в небе веером перистые облака, действительно начала портиться, и Наде пришлось поторопиться, чтобы успеть на пригородный взлетолет.
Оставив на водной станции скутер и переодевшись, она побежала к взлетной площадке у Речного вокзала.
Скорее к деду, в Абрамцево. Он-то вооружит ее такими аргументами, что Никите придется отбросить всякие мысли о «вечной разлуке» из-за «парадокса времени».
ДИКИЙ СПУТНИК
Бледная до неузнаваемости, Наталья Витальевна стояла на крыльце дачи.
Надя испуганно бросилась к ней.
— Что с дедушкой?
— В забытьи. Вызвали врача. Спасибо Константину Петровичу, он доставил его прямо с заседания Звездного комитета. Дед ничего не должен знать.
— Что он не должен знать?
— В космосе творится такое… Пусть Константин Петрович объяснит. Твой Никита вместе с Бережным там… спасают…
— Мама! Что ты говоришь? Никита в опасности?
— И он там, и мы здесь… все в одном положении!
— Какая опасность? О чем речь? Ничего не понимаю. Я должна знать! — произнесла вышедшая из дома на крыльцо по друга Нади Кассиопея Звездина — по-южному яркая, смуглая девушка со смоляными волосами и большими серьгами в ушах. Она крепко держала под руку Бурунова, словно боясь отпустить его.
Вернувшись в дом, они остановились перед видеостереоэкраном. Он походил на проем в стене. Казалось, что в соседней комнате, не отгороженной даже стеклом, находятся люди. Один из них — коротко стриженный, в очках с тяжелой оправой — говорил:
— Как уже сообщалось, спасатели Бережной и Вязов на своем космоплане приступили к переводу блуждающего спутника на безопасную орбиту. Еще три космоплана с другими спасателями вышли в космос с той же целью. Энергоблок звездолета «Крылов», несмотря на неизбежную отсрочку его вылета, выводят из резонансного режима получения внутривакуумной энергии.
— Резонанс в космосе? Это ведь не концертный зал! — реагировала на сообщение Кассиопея.
Бурунов только покачал головой:
— Вижу, вам, Кассиопея, неведомы тайны внутривакуумной энергии. А вам, Надя?
— Мне Вязов обо всем рассказывал. Лучше, чем в университете.
— В таком случае пусть Бурунов мне все объяснит. Ведь он профессор, а не штурман, — потребовала Кассиопея.
— Я готов, — поклонился молодой профессор. — Судя по сообщению, Земле действительно грозит серьезная опасность, — начал он. — Освобожденная энергия вакуума невообразимо велика и превосходит все известные виды энергии! Если костер сравнить с теплоэнергетикой, а лесной пожар с атомной энергией, то внутривакуумную энергию надо сравнивать с пылающим Солнцем. Потому использование ее допускается лишь для звездных рейсов на безопасном расстоянии от Земли и только при условии надежного регулирования процесса резонансного разрушения квантов вакуума. Если выделение энергии станет бесконтрольным, то на месте столкновения модуля звездолета с блуждающим спутником вспыхнет как бы сверхновая звезда, правда, масса ее не превзойдет массу земного шара.
— Который превратится в перегретую плазму, — горько добавила Надя, теребя свою косу.
— Ну, знаете ли! — возмутилась Кассиопея. — Если Сократ к концу жизни понял, что ничего не знает, то я его уже превзошла в этом!
— Нет, почему же? — вмешалась Наталья Витальевна. — Поняли же люди, что бездумно пользоваться внутриядерной энергией недопустимо. Надо только перенести это понимание на вакуумную энергию.
— Опасность велика, хотя маловероятно, чтобы модуль звездолета и блуждающий спутник одновременно оказались в точке пересечения их орбит. Однако это возможно. Думаю, Бережному и Вязову не составит труда перевести космическое тело на безопасную орбиту, исключив его столкновение с модулем.
— Вижу! Вижу Дикий спутник в иллюминатор, — крикнул Вязов, взлетая при этом к самому потолку, где он ухватился рукой за поручень. В другой руке Никита держал электронный бинокль, приближающий далекие предметы почти вплотную.
— Через иллюминатор видишь или его иллюминаторы заметил? — спросил Бережной.
— Иллюминаторы пока не видно. Может, не тот бок?
— Не тот бок! Не тот бок! — проворчал Бережной. — А может, вовсе не бок, а спинка космической рыбки?
— Не знаю, как там с рыбьей спинкой, но звезда эта вроде бы с хвостом.
— Как с хвостом?
— Посмотрите сами, — и Вязов протянул командиру бинокль.
— Э! — воскликнул тот. — И впрямь рыбка в космосе. Что ж, собирайся на «рыбалку». Надевай скафандр и не забудь взять с собой линь вместо лески. Может быть, спиннинг понадобится?
— Да я вроде с гарпуном, — Вязов поднял, как перышко, тяжелый в земных условиях крюк и погрозил им кому-то.
— Добре. Для закрепления крюка захвати с собой электроэрозионный резак, заодно от Дикого спутника возьмешь пробу на память.
— Да уж помнить будем, — заверил Вязов.
Вязов не раз выходил в открытый космос и радовался, испытывая приятное ощущение свободного парения над земным шаром. И хотя такие выходы должны были стать для него будничными, они все равно давали ему сознание собственного могущества и победы над оковами земного тяготения.
Земной шар, который Вязов только что видел через иллюминатор, теперь можно было, не поворачивая головы, окинуть взглядом от одного его выпуклого и освещенного солнцем края до другого, затененного. Он походил бы на гигантский глобус, правда, без параллелей и меридианов, если бы пятна материков и морей не были такими «неглобусными», неземными, чужеродными. Местами эти пятна закручивались «спиральными туманностями» или разрывались проемами, через которые выглядывали настоящие земные континенты и океаны.
Крестник Джона Бигбю — осколок неведомого взрыва издали и впрямь походил на диковинное создание морских глубин, за туловищем которого тянулся прозрачный шлейф, золотистый из-за просвечивающих через него звезд.
Скафандр чуть вздрогнул, но космонавт не ощутил бы движения, если бы Дикий спутник не стал заметно увеличиваться в размерах, надвигаясь на него.
— Как заарканишь нашу вуалехвостку, — слышался в шлеме Вязова голос Бережного, — линь понадежней закрепи.
— Не беспокойтесь, командир. Крючки закреплю под самые жабры.
— Не сорвалась бы!
— Так я ее не просто крючком поддену, а морским узлом линь завяжу. Еще одним взрывом не оторвешь. Только поднырнуть под «луну» придется. С той стороны, может быть, что и увижу, кроме гладкой стенки, как с этой.
— То, что стенка гладкая, тоже дорогого стоит.
— Есть! Вижу подходящее местечко. Выступ, а возле него выбоина, словно из нее кусок вышибли.
— Вышибли! Я посмотрю, как ты «пробу» вышибешь. Ангелы небесные здесь с кувалдами, что ли, летают!
Вязов проплыл под космической громадиной и оказался с другой се стороны. Она выглядела совершенно темной — в вакууме ведь нет рассеянного света. И Вязов ничего не мог рассмотреть с внутренней стороны стенки, которая все-таки была вогнутой, в то время как с освещенной стороны — выпуклой!
Так что никаких деталей искусственного происхождения на темной части обломка Вязов просто не мог увидеть. Впрочем, их могло здесь и не быть! Кто знает, какую роль выполняла эта часть гипотетического звездолета, если верить, что осколок принадлежал ему?
Оставалось только скорее закрепить линь и взять «пробу».
Легкое прикосновение крюка вызвало, к удивлению Вязова, сноп искр. Но едва он включил резак, случилось что-то невероятное, похожее на электрическое замыкание. Дикий спутник содрогнулся, тряхнув скафандр Вязова. Затененная часть обломка осветилась пламенем, вырвавшимся из скрытых в нем дюз.
Вязов с замиранием сердца понял, что случайно включил дремавшие сотню лет реактивные двигатели (скорее всего рулевые) погибшего чужепланетного звездолета.