Потом накатила рокочущая темнота, яркие и бессвязные картинки утонули в ней.
А затем в мрачной бездне потерялся и сам Кирилл.
Глава 3
Небольшая бригада, куда по решению майора угодил Толян, пыталась реанимировать хоть что-то из автомобильной техники. Садовые тележки и носилки — это, конечно, хорошо, но машина или трактор куда лучше. И мощнее, и грузоподъемнее, и, когда едешь на такой штуке, сразу ясно: вот она, цивилизация на марше!
Особыми успехами бригада похвастаться не могла: простоявший неведомо сколько под открытым небом транспорт мало на что годился. Всё, что могло прийти в негодность, пришло. Приказали долго жить покрышки и рессоры, да и ржавчина сделала свое дело.
Ну и вдобавок бензин, если не испарился, то превратился в какую-то невнятную хрень.
Тем не менее, каждое утро их выгоняли на работу и заставляли вкалывать до седьмого пота, а вечером приводили обратно в «казарму», что помещалась в здании магазина «Заря».
На пятый или шестой день после того, как Толян попал в коммуну, команда «Заканчиваем!» прозвучала необычайно рано, когда солнце висело еще очень высоко.
— Э, опять главный выступать будет? — спросил он у бригадира Сергеева, хмурого неразговорчивого мужика лет сорока.
— Не, — ответил тот. — Просто выходной.
Бригаду привели в «казарму» и, помимо обычного пайка, выдали еще по бутылке водки на двоих.
— Вот это дело хорошее, мужики! — обрадовался Сема, молодой и белозубый балагур. — Сейчас по стопочке, да мы по маленькой, и душа порадуется! И песен запросит.
— Именно, что по маленькой, — пробасил Иваныч, почесывая рыжую бороду.
Расположились на улице, на полянке меж деревьев прямо напротив входа в «казарму» — чтобы и на вольном воздухе, и охрана лишний раз не нервничала. Разлили «прозрачненькую» по пластиковым стаканчикам, которые выглядели такими новыми, словно их отштамповали вчера.
Водка была мерзкой на вкус и драла горло, но Толян зажмурился от удовольствия.
— Вот это дело… — сказал он, и потянулся за закуской — ужасно надоевшей тушенкой.
Через пару минут обратил внимание, что никто не ест. Все пялятся на него.
— Вы чего, братцы? — спросил Толян, прекратив жевать.
— А вопрос к тебе один имеется. — Иваныч кашлянул, вновь поскреб свою мочалку, но на этот раз как-то даже ожесточенно. И опасливо глянул в ту сторону, где топтался ближайший охранник.
— Правду ли говорят, что ты в коммуну вместе с Сыном зари пришел? — необычайно тихо и серьезно для себя осведомился Сема.
— С кем? — не понял Толян.
— Ну, с тем, который предсказал, что молния едва не в голову Дериеву шарахнет, — Иваныч говорил почти шепотом, — а два дня назад сбежал, как раз в ту ночь, когда это и произошло. Я разговор камуфляжников слышал, так они болтали, что вас вместе привели. Расскажи о нем.
— Ну, хм… это да, конечно… — память у Толяна была в общем дырявая, и он смутно помнил того парня, но понимал, что, признавшись в этом, мигом перестанет находиться в центре внимания.
— Это вот тебе, чтобы язык лучше работал. — Сема взял свою бутылку, набулькал из нее в стакан Толяна.
— Э, ладно! — обрадовался тот. — Сейчас только глотку прополощу и все расскажу!
Ведь никто не сумеет проверить его слова, а значит, можно говорить все что угодно, ну не особенно завираясь, конечно… А прикоснуться к чужой славе всегда приятно.
Вторая пошла еще лучше первой, и Толян, крякнув, решил не закусывать.
— В общем, я сразу понял, мать моя, что этот парняга не из обычных, — начал он. — Собаки, помню, уже меня окружали и готовились сожрать, как я закричал. Так просто, без особой надежды. А тут в ответ вопят! И эти, с автоматами, и он с ними, но далеко все. Прикиньте!
Толяна слушали так, как не слушали никогда в жизни — ни жена, надоедливая и склочная, ни отпрыски, вороватые сорванцы, ни собутыльники, более всех звуков ценившие звон стаканов. И ему это нравилось. Он старался растянуть удовольствие, добавлять подробности, не очень реальные, но зато красивые.
— Так вот махнул рукой, и собаки разбежались, скуля? — недоверчиво спросил Сема, когда рассказ был окончен. — Ой, брешешь ты, сдается мне, лапшу нам по ушам развешиваешь. Если он такое мог, то почему позволил себя в коммуну привести? И почему тут горбатился?
— Чего бы вы понимали? — Толян улыбнулся с чувством гордого превосходства. — Вот Христос терпел и нам велел, и этот так же… Ты давай, наливай, а то в глотке страх как пересохло.
И он махнул Иванычу.
Тот помрачнел, покряхтел, но налил — правда, всего половинку.
— Это же специально все сделано! — заявил Толян, употребив водку. — Проникнуть сюда, в голово… логово главного этого… поганца и прямо в лицо ему все сказать… Иначе как бы он до майора добрался?
Он сообразил, что немного увлекся, но отступать уже поздно.
— И что он говорил Дериеву? — поинтересовался молчавший до сих пор Ринат, скуластый и черноглазый, положенное число раз в день встававший на колени и молившийся своему мусульманскому богу.
— Э, карой небесной грозил! — Толян многозначительно потыкал пальцем вверх. — Но это вы, братцы, и так знаете… Еще там поучал как-то и, пока мы шли, всякие советы давал, да только я помню хреново.
— Водки больше не получишь, — сказал Иваныч, сообразивший, к чему идет дело.
— А все равно, мать моя, как ни говори, помню хреново, — покачал головой Толян. — Помню только, что это было… очень здорово. Я радовался и видел, что у него над головой что-то светится…
В этот момент он и сам верил, что так оно и происходило, что Сын зари одним взмахом руки разогнал собачью стаю, что охранники вели себя с ним почтительно и трепетали под его огненным взглядом, а он, Толян, приобщался этой самой, как ее… благодати!
Жаль, что так мало запомнил.
— Брешет, — повторил Сема, но без прежней убежденности.
— Многое, но не всё. — Иваныч ухватил себя за бороду. — Предсказание-то было? Было. Сбылось? Сбылось.
— Ложный пророк, — сказал Ринат. — Истинных после Магомета, да благословит его Аллах и приветствует, быть не может.
— А твой Магомет насчет случившегося с миром безобразия что-нибудь предвещал? — злобно спросил Василий, сообразительный мужик с золотыми руками, у которого в первый же день после пробуждения собаки загрызли жену, а сам он уцелел только чудом. — То-то и оно. И молчи лучше.
— Э, братцы, не ссорьтесь, давай лучше выпьем! — заявил Толян. — У вас же еще осталось?
* * *Кирилл лежал на чем-то мягком, ему было тепло и покойно, и открывать глаза совершенно не хотелось.
Пошевельнувшись, он вздрогнул от боли в боку, и та потянула за собой воспоминания: наступающий на него медведь, Серега со вскинутым автоматом и низкорослый мужик в штормовке…
Кирилл торопливо поднял веки. Где он? Сколько пробыл без сознания? Что произошло за это время?
Обнаружил себя в кровати под одеялом, а рядом, на стуле, худощавую черноволосую девушку.
— Ты кто? — спросил Кирилл. — Где я?
Девушка вздрогнула, словно увидела говорящую лошадь. Глаза ее, и так большие, стали просто огромными. Она вскочила и метнулась прочь — только хлопнула дверь, и простучали удаляющиеся шаги.
— Чудеса на виражах, — пробормотал Кирилл, оглядываясь.
Он находился в небольшой комнате. Помимо кровати и стула, тут стоял шкаф для одежды. Стекло в окне было целым и вымытым, за ним виднелся небольшой двор, забор, поднимающиеся над ним деревья.
Бок болел, но не так сильно, как раньше. Рану охватывала тугая повязка. Заполнявшая голову звенящая пустота неплохо сочеталась со слабостью. А еще Кирилл был очень и очень голоден.
Вновь зазвучали шаги, но куда более тяжелые, неторопливые. Вошел Серега — в камуфляже, но без рюкзака и автомата. Без экипировки выглядел он непривычно «голым».
— Вот ты и очнулся, — сказал он, после чего отвесил поклон.
— Эй, ты чего? — встревожился Кирилл. — С ума сошел?
— Сын зари, посланный к нам небесами, достоин почестей. — Глаза бывшего десантника сверкнули.
— Какими небесами?
— Это мне неведомо, но думаю, что ты нам расскажешь. — Серега повернулся, махнул рукой. — Входите, можно. И выразите свое уважение тому, кто явился на землю ради нашего спасения.
Первой в комнату проскользнула та же девушка, смотревшая на Кирилла словно маленькая девочка на фокусника. За ней вошли низкорослый, которого встретили у церкви, двое парней лет по тринадцать — похоже, братья, — пожилая женщина с крашеными рыжими волосами, лысый толстяк с приплюснутым носом.
И все они принялись кланяться.
У Кирилла возникло ощущение нереальности происходящего. На миг показалось, что он спит, что это сон или бред, и невероятная картинка сейчас растает, а он обнаружит себя где-нибудь в горелых руинах.