А мадам Нуаро выиграла. Кливдон внимательно следил, как крупье передвигает к ней лопаточками золотые монеты — его и других игроков.
Маркиз расхохотался и наклонил голову, чтобы сказать ей несколько слов. Его губы оказались в непозволительной близости к ее ушку. Она ответила улыбкой.
Кливдон направился от рулетки к столу, где играли в «красное и черное». При этом он твердил себе, что пришел бы сюда в любом случае, так что его появление никак не связано с присутствием мадам Нуаро. Еще он старался себя убедить, что она здесь занята охотой за женами и любовницами других мужчин, ведь он не единственный обеспеченный человек в Париже, исправно оплачивающий счета. У д'Эмильена тоже далеко не пустые карманы, и есть жена, давняя любовница и три любимые куртизанки.
Следующие полчаса Кливдон играл. Он выиграл больше, чем проиграл, и, возможно, по этой причине игра ему быстро наскучила. Он отошел от столов, нашел Арондуила и сказал:
— Здесь сегодня чертовски скучно. Я иду в Пале-Рояль.
— Я с тобой, — воскликнул Арондуил. — Давай посмотрим, может быть, к нам присоединится кто-нибудь еще.
Почти вся их обычная компания столпилась у рулеточного стола.
Мадам Нуаро все еще была там, одетая в красный шелк, который нельзя было не заметить. Маркиз стоял за ее спиной. В тот самый момент, когда Кливдон тщетно убеждал себя смотреть в другую сторону, она подняла глаза. Их взгляды встретились. Прошло бесконечно много времени, прежде чем она поманила его веером.
Он бы пришел сюда независимо от того, рассчитывал встретить здесь соблазнительную портниху или нет, заверил себя герцог. Он пришел и увидел рядом с ней другого мужчину. Какого черта его к ней так влечет? В конце концов, она абсолютно ничего для него не значит. В Париже полно очаровательных женщин. Он мог просто кивнуть, поклониться или улыбнуться ей и уйти.
Но он не мог шевельнуться и только смотрел на нее во все глаза. Потрясающая женщина, бросившая ему вызов. Воплощение греха.
А рядом с ней д'Эмильен. Какого черта?
Герцог Кливдон никогда не отдавал женщину, которую желал, другому мужчине.
Он подошел к ним.
— Ах, это ты, Кливдон, — сказал д'Эмильен. — Полагаю, ты уже познакомился с мадам Нуаро.
— Да, я имел эту честь, — сказал герцог и одарил женщину самой чарующей улыбкой из всех, имеющихся в его арсенале.
— Она опустошила мои карманы, — пожаловался д'Эмильен.
— Это колесо рулетки опустошило ваши карманы, — сказала она.
— Нет, это вы. Вы смотрите на колесо, и оно останавливается там, где вы хотите.
Марселина отмахнулась веером.
— С ним нет смысла спорить, — сказала она Кливдону. — Но я обещала дать ему шанс вернуть свои деньги. Поэтому мы идем играть в карты.
— Может быть, ты присоединишься к нам? — спросил д'Эмильен. — И твои друзья тоже.
Они вместе отправились в один из парижских карточных салонов, расположенных в частном доме. Когда компания прибыла, игра была в самом разгаре.
К трем часам утра игроки в основном разошлись. В небольшом, но роскошном кабинете, куда маркиз, в конце концов, перебрался с группой избранных друзей, остались только д'Эмильен, красивая блондинка по имени мадам Жоливель, мадам Нуаро и Кливдон.
Здесь же дремали в креслах те, кого сломила усталость и обильная выпивка. Некоторые игроки не отходили от столов несколько дней и ночей.
В рулетку, где мастерство и опыт ничего не значили, мадам Нуаро обычно выигрывала. В карты, где опыт значит многое, удача ей изменила. Удача отвернулась и от маркиза, который совсем сник. Кливдон выигрывал.
— Что ж, мне, пожалуй, пора, — сказала мадам Жоливель и встала. Мужчины тоже поднялись.
— И с меня тоже, пожалуй, хватит, — пробормотал Эмильен. Он подвинул свои карты на середину стола и, покачиваясь, вышел из комнаты вслед за блондинкой.
Кливдон стоял, ожидая, пока встанет портниха. Наконец-то он остался с ней вдвоем и теперь с нетерпением искал возможности проводить ее домой.
— Судя по всему, вечер окончен, — сказал он.
Мадам Нуаро подняла голову. Ее темные глаза сияли.
— А я думала, что он только начинается, — сказала она, взяла карты и принялась их тасовать.
Герцог вновь уселся за стол.
Они играли в «двадцать одно». Это была любимая карточная игра герцога. Ему нравилась ее простота. А с двумя игроками игра оказалась даже интереснее, чем со многими.
Правда, он не мог ничего прочитать по лицу своей партнерши. Когда она брала карту, ее лицо оставалось абсолютно непроницаемым, и Кливдон не мог понять, хорошая карта ей пришла или нет.
Он выиграл первую раздачу, вторую и третью.
После этого начала выигрывать она, и стопки монет перед ней стали неуклонно расти, а перед ним — уменьшаться.
Когда Марселина передала карты герцогу для раздачи, он только развел руками.
— Похоже, удача от меня отвернулась.
— Вероятно, — усмехнулась Марселина.
— Или же вы, мадам, играете со мной не только в карты.
— Просто теперь я проявляю больше внимания, — сказала она. — Вспомните, вы у меня довольно много выиграли раньше. Мои ресурсы, в отличие от ваших, ограничены. И я всего лишь хочу вернуть свои деньги.
Герцог сдал ей карту. Марселина посмотрела на нее и подвинула стопку монет к середине стола.
Кливдон взглянул на свою карту. Девятка червей.
— Еще одну, — сказал он.
Женщина кивнула, тоже взяла еще одну карту и посмотрела на нее.
Она еще раз выиграла.
И еще раз.
Потом она подвинула к себе монеты.
— Я не привыкла бодрствовать по ночам, — сказала она. — Мне пора идти.
— Вы со мной играли не так, как с другими.
— Разве? — Она отбросила упавшую на лоб прядь волос.
— Никак не могу понять, вам просто везет, или в вас есть какая-то тайна, которую я пока не могу разгадать?
Марселина откинулась на спинку стула и улыбнулась.
— Я наблюдательна, — сказала она, — и видела, как вы играли раньше.
— Но тем не менее сначала вы проиграли.
— Должно быть, я могу распознать по вашим жестам и мимике, хорошая вам пришла карта или плохая.
— А я-то думал, что на моем лице ничего нельзя прочитать.
Женщина всплеснула руками.
— Почти ничего. Признаюсь честно, расшифровать те мельчайшие знаки, которые все же появляются у вас на лице, было очень трудно. А ведь я играю в карты с раннего детства.
— Правда? — удивился герцог. — А я всегда считал владельцев магазинов респектабельными горожанами, не подверженными порокам, тем более таким, как игра.
— Вы просто не обращали внимания. У Фраскатти полно простых клерков и торговцев. Но для таких людей, как вы с д'Эмильеном, они все равно что невидимки.
— Вот уж кем вас точно нельзя назвать, это невидимкой.
— Вы неправы, — усмехнулась Марселина. — Я много раз была рядом с вами, но вы меня не замечали.
Кливдон выпрямился.
— Это невозможно.
Марселина взяла колоду карт и быстро ее перетасовала. Ее руки были быстрыми и умелыми.
— Могу доказать. В воскресенье около четырех часов вы катались в Булонском лесу с очень красивой дамой. В понедельник в семь часов вы сидели в ложе королевской музыкальной академии. Во вторник после полудня вы прогуливались по Пале-Роялю.
— Вы сказали, что я — не единственная цель вашего приезда в Париж, — нахмурился герцог. — И все же вы следили за мной. Или преследовали меня?
— Я преследую модных людей. Они все собираются в одних и тех же местах. А вас трудно не заметить.
— Вас тоже.
— Все зависит от того, хочу я, чтобы меня заметили, или нет, — сказала Марселина. — Когда мне необходимо остаться незамеченной, я одеваюсь не так. — Она провела изящной рукой по лифу своего яркого платья. В самой нижней точке V-образного декольте блеснул крупный бриллиант — Кливдон узнал свою булавку. Женщина положила колоду карт на стол и сложила руки перед собой.
— Хорошая портниха может одеть кого угодно, — сказала она. — Иногда нам приходится одевать женщин, которые не желают привлекать к себе внимание. Но так или иначе… — Она оперлась локтями о стол и опустила подбородок на сплетенные пальцы. — То, что вы не заметили меня ни в одном из этих мест, доказывает, что я величайшая портниха на свете.
— Вы всегда думаете только о бизнесе?
— Я зарабатываю себе на жизнь, — пояснила она. — И потому чаще всего думаю только о деньгах и успехе в игре. — Она достала кошелек и сложила в него выигранные деньги, тем самым дав понять, что считает вечер оконченным.
Герцог встал и обошел стол, чтобы отодвинуть ей стул. Поправляя шаль, которая соскользнула с ее плеча, он нечаянно коснулся обнаженной кожи.
Он заметил, что у женщины на короткий миг прервалось дыхание, и волна наслаждения начисто смыла раздражение. Чувство было горячим, намного более пылким, чем могло быть вызвано столь мимолетным прикосновением. Но мадам Нуаро всегда оставалась настолько непроницаемой, что добиться даже такого проявления ее чувств можно было считать успехом.