Тоби был одержим фейерверками; он держал целую груду бутылочных ракет в основании дерева и частенько запускал их через люк в крыше домика.
– Мы прокрадемся туда, стащим одну ракету и бросим ему в окно, – придумала Эли. – Представляю, как он обделается.
Девочки посмотрели на дом Кавано. Хотя свет в большинстве окон уже не горел, время было не совсем позднее – всего-то половина одиннадцатого.
– Не знаю… – засомневалась Спенсер.
– Я тоже, – поддержала Ария. – А если что-то пойдет не так?
Эли театрально вздохнула:
– Да ладно, не дрейфьте.
Все затихли. Наконец откашлялась Ханна:
– А мне нравится эта идея.
– Хорошо, – дрогнула Спенсер следом за ней.
Эмили и Ария пожали плечами в знак согласия.
Эли захлопала в ладоши и жестом указала на диван возле окна.
– Короче, я пошла на дело. Вы можете смотреть отсюда.
Девчонки бросились к высокому эркерному окну и увидели, как Эли скользнула через улицу. Дом Тоби стоял наискось от особняка ДиЛаурентисов и был построен в таком же впечатляющем викторианском стиле, но ни тот, ни другой не могли сравниться с фермой семейства Спенсер, которая граничила с задним двором дома Эли. В хозяйстве Хастингсов имелись собственная ветряная мельница, дом с восемью спальнями, отдельный гараж на пять машин, патио с бассейном и переоборудованный из амбара гостевой домик.
Через боковой двор Кавано Эли подкралась к дереву Тоби. Его домик скрывали высокие вязы и сосны, но свет уличного фонаря пробивался сквозь кроны, и девочки могли различить его смутные очертания. Наконец они увидели, как Эли, с конусовидной ракетой в руке, отступила от дерева на пару десятков шагов и прицелилась в мерцающее голубым светом окошко.
– Думаете, она сделает это? – прошептала Эмили.
Мимо проехал автомобиль, осветив фарами дом Кавано.
– Не-а, – ответила Спенсер, нервно теребя бриллиантовые пуссеты, которые родители подарили ей за отличные оценки в последнем табеле успеваемости. – Она блефует.
Ария сунула в рот хвостик черной косы.
– Согласна.
– Откуда мы знаем, что Тоби еще там? – спросила Ханна.
Девочки погрузились в напряженное молчание. Они всегда участвовали в проделках Эли, но до сих пор это были невинные шалости – вроде того, чтобы тайком пробраться в гидромассажную ванну с морской водой в спа-салоне «Фермата», влить каплю черного красителя в шампунь сестры Спенсер или отправить поддельное любовное письмо от директора школы Эпплтона их однокласснице тупице Моне Вондервол. Однако то, что происходило сейчас, вызывало у них некоторую тревогу.
Бум!
Эмили и Ария в ужасе отпрянули от окна. Спенсер и Ханна прижались лицами к стеклу. На той стороне улицы было темно. Что-то ярко вспыхнуло в окне домика на дереве, но в остальном как будто ничего не изменилось.
Ханна прищурилась:
– Может, это была и не ракета.
– А что же еще? – с сарказмом заметила Спенсер. – Выстрел из пистолета?
И тут отчаянно залаяла немецкая овчарка Кавано. Девочки схватились за руки. Зажегся свет в патио. Послышались громкие голоса, из боковой двери дома выскочил мистер Кавано. И вдруг из окна домика на дереве вырвались язычки пламени. Огонь быстро распространялся. Все это напоминало сцену из видеофильма, который Эмили каждый год смотрела на Рождество по наставлению родителей. Вскоре послышался отдаленный вой сирен.
Ария обвела взглядом подруг.
– Что происходит?
– Думаешь?.. – прошептала Спенсер.
– Что, если Эли… – вырвалось у Ханны.
– Девчонки, – раздался голос у них за спиной. Эли стояла на пороге гостиной: руки повисли плетьми, лицо бледное, как никогда.
– Что случилось? – в один голос воскликнули они.
Эли выглядела встревоженной.
– Не знаю. Но я не виновата.
Сирены звучали все ближе и ближе, и наконец воющая «Скорая» заехала на подъездную аллею дома Кавано. Парамедики выскочили из машины и бросились к домику на дереве. Веревочная лестница уже болталась внизу.
– Что случилось, Эли? – Спенсер направилась к двери. – Ты должна рассказать, что там было.
Эли потянулась следом за ней.
– Спенс, не надо.
Ханна и Ария переглянулись; слишком напуганные, они даже не двинулись с места, боясь, что кто-нибудь их увидит.
Спенсер спряталась за куст и осторожно выглянула. Тогда она и увидела жуткую зияющую дыру на месте окна в домике Тоби. Она почувствовала, как кто-то крадется сзади.
– Это я, – донесся голос Эли.
– Что… – еле слышно выдохнула Спенсер, но, прежде чем она смогла продолжить, фельдшер «Скорой помощи» начал спускаться из домика на дереве, вынося кого-то на руках. Неужели Тоби пострадал? А вдруг он был мертв?
Девочки – кто из кустов, кто из окна дома – вытянули шеи, чтобы лучше рассмотреть происходящее. Сердца забились быстрее – и в какой-то миг остановились.
Это был не Тоби. Пострадала Дженна.
Вскоре Эли и Спенсер вернулись в дом. Эли с жутковатым спокойствием рассказала подругам о том, что произошло: фейерверк залетел в окно и попал в Дженну. Никто не видел, как Эли поджигала ракету, так что им ничего не угрожало, пока они хранили молчание. В конце концов, это был фейерверк Тоби. Если копы кого и могли обвинить в случившемся, так только его.
Ночью они плакали, утешали друг друга, спали урывками. Потрясенная, Спенсер лежала на диване, свернувшись калачиком, и щелкала пультом телевизора, переключаясь с канала на канал – «Е!»[3], мультики, «Планета животных» и обратно. Утром, когда они проснулись, новость уже облетела окрестности: кто-то сделал признание.
Тоби.
Девочки подумали, что это шутка, но местная газета подтвердила: Тоби действительно сознался в том, что устроил фейерверк в домике на дереве, случайно направил ракету на сестру и она ослепла. Эли прочитала заметку вслух, когда они все собрались за кухонным столом. Казалось бы, они должны были испытать облегчение, только вот что оставалось делать с правдой?
Несколько дней в больнице Дженна то билась в истерике, то пребывала в полной растерянности. Ее расспрашивали о том, что случилось, но у нее как будто отшибло память. Она даже не могла вспомнить, что происходило незадолго до катастрофы. Врачи объяснили это посттравматическим стрессом.
В дневной школе Роузвуда провели тематический сбор в поддержку Дженны под лозунгом «Фейерверки – это не игрушки», сопроводив его благотворительным концертом и продажей выпечки. Девочки, прежде всего Спенсер, с особым рвением участвовали в мероприятии, хотя, конечно, делали вид, будто не знают никаких подробностей. Если кто-то задавал вопросы, они в один голос отвечали, что Дженна – милая девочка, их близкая подруга. Многие одноклассницы, которые до этого и вовсе не замечали Дженну, говорили то же самое. Дженна так и не вернулась в роузвудскую школу. Ее отправили в специальный интернат для слепых в Филадельфии, и больше ее никто не видел.
В Роузвуде плохое быстро забывалось, и Тоби не стал исключением. Родители перевели его на домашнее обучение до конца года. Прошло лето, и следующий учебный год Тоби встретил в исправительной школе в Мэне. Он уехал, не прощаясь, ясным днем в середине августа. Отец отвез его на вокзал, откуда он один отправился на электричке в аэропорт. В тот же день девочки наблюдали, как его родители снесли домик на дереве. Они будто хотели стереть все, что напоминало о существовании Тоби.
Через два дня после отъезда Тоби родители Эли пригласили девочек в поход по горам Поконо. Впятером они с удовольствием занимались рафтингом и скалолазанием и загорали на берегу горного озера. Ночью, когда разговор снова вернулся к Тоби и Дженне – как это часто бывало в то лето, – Эли напомнила им, что никогда и никому нельзя рассказывать о том, что случилось. Теперь это стало общей тайной, которая должна была навечно скрепить их дружбу. Ночью, когда они закрылись в пятиместной палатке и натянули на головы капюшоны кашемировых толстовок от «Джей Крю», Эли раздала всем яркие цветные шнурки-браслеты, символизирующие их связь. Она сама завязала браслеты на запястье каждой из них и велела повторять за ней: «Я обещаю хранить этот секрет, пока не умру».
Слово в слово, они повторяли клятву по кругу – Спенсер, Ханна, Эмили и Ария. Эли последней завязала браслет на своем запястье. «Пока не умру», – прошептала она, затянув узелок и приложив ладонь к сердцу. Девочки взялись за руки. Несмотря на весь ужас трагедии, им было легче оттого, что они вместе.
Они так и не расставались со своими браслетами – даже и под душем, и на весенних экскурсиях в Вашингтон и Колониальный Вильямсбург[4] или – как Спенсер – на Бермуды. Шнурки оставались на запястьях и во время изматывающих хоккейных тренировок или приступов гриппа. Эли сумела сохранить свой браслет в почти идеальной чистоте, как будто грязь могла замарать его великий смысл. Иногда девочки прикасались пальцами к браслетам и шептали: «Пока не умру», – напоминая себе о том, насколько они близки. Эти слова стали их тайным кодом; они знали, что за ним стоит. Эли снова повторила их почти год спустя, когда они отмечали окончание седьмого класса летней вечеринкой с ночевкой. Тогда еще никто из них не знал, что всего через несколько часов Эли исчезнет.