Во вторник мы проводили Наташку и, признаться, заскучали. Теперь оставалось только ждать, а это, как известно, самое неприятное занятие.
— Надо фазера подготовить, что я дома не ночую, — напомнила Ленка, и мы отправились к ней домой.
Отец ее радостно меня приветствовал, а я тут же попросила:
— Дядя Юра, можно Лена у меня поживет?
— А что случилось? — насторожился он.
Тут надо пояснить, что Ленкина мамуля сбежала от супруга лет пятнадцать назад с офицером-подводником. Следы ее затерялись, а Ленка намекала, что пропажа особого урона семье не нанесла. Ленкину мамулю я помнила смутно, но соседи утверждают, что ее ближайшим родственником был сам черт. С отцом Ленке повезло, если не считать двух исключений: после бегства супруги он ко всем особям женского пола относился с недоверием, подозревал в Ленке дурную наследственность и оттого был при ней вроде цепного пса — везде ему чудились совратители и соблазнители. Его бы слова да богу в уши… В общем, Ленка находилась под его неусыпным надзором, что создавало мелкие неудобства нам и большие ей. Вторым исключением являлись запои, которые тоже имели место быть на почве недоверия и неприятия женского пола. Заведи он подружку, и глядишь, глупые мысли его бы оставили, но при слове «женщина» дядя Юра каменел лицом и не реже четырех раз в год запивал. Но делал это исключительно интеллигентно — запирался в своей комнате и выходил оттуда только на работу. Работал он начальником котельной. Заглянув к нему как-то во время запоя (Ленке хотелось убедиться, что с родителем все в порядке), мы застали его в кабинете, он сидел столбиком и таращился куда-то в угол. Подчиненные привычки своего начальника хорошо знали и в такие дни его не беспокоили. Женщины ему от души сочувствовали, потому как жена негодяйка и он один дочь ставит на ноги, а что запивает иногда, так ведь это по поводу, да и ведет себя тихо. Уверена, многие из них с удовольствием помогли бы ему в нелегком деле выращивания Ленки (к двадцати годам она с трудом преодолела барьер в 158 сантиметров), но, как я уже говорила, от женщин дядя Юра бегал как черт от ладана. Ответ на его вопрос я подготовила заранее и принялась излагать:
— У меня родители на гастролях, а я одна ночевать боюсь.
— Так ночуй у нас, — с радостью предложил он.
— Мне родители должны звонить в девять вечера, у нас уже одиннадцать будет. После девяти тариф другой, потому и звонят поздно.
Мое объяснение вкупе с честным курносым лицом и взглядом голубых глаз, которые никогда не лгут, произвели самое благоприятное впечатление.
— Хорошо, — кивнул он и добавил:
— Я вам позвоню.
— Вот уж счастье привалило, — ворчала Ленка. — Что будем делать?
— Не знаю. Лишь бы с проверкой не притащился, а там что-нибудь придумаем.
— Может, еще повезет, — вздохнула Ленка. — Авось запьет как раз сегодня. И по срокам уже пора, и с утра родину ругал, мол, никакой государственной программы по подготовке к отопительному сезону.
— Обнадеживающий признак, — кивнула я.
— На всякий случай надо усыпить его бдительность.
Ленка пошла включать музыку, а я вздохнула, уже догадываясь, что меня ожидает. Так и есть, Петр Ильич, концерт для фортепиано с оркестром.
Из сладкой дремы меня вывел скрип двери — дядя Юра робко заглянул в комнату, я только-только успела сделать счастливое лицо.
— Может, дыньки покушаете? Или чаю? — шепотом спросил он.
— Спасибо, папа, не хочется, — ответила Ленка.
— Все, все, не мешаю, — залопотал он и закрыл дверь.
— Золотой у тебя папуля, — восхитилась я. — Моего на такую фигню не купишь.
В половине девятого мы отправились ко мне, держа под мышкой «Божественную комедию». Дядя Юра сам книг не читал, но очень уважал читающую публику, и Данте в суперобложке вызывал у него самые теплые чувства. В половине одиннадцатого он все-таки позвонил, и Ленка недовольно ответила:
— Папа, я уже сплю.
Так что можно было быть уверенными, что завтра он звонить не рискнет.
Ночь перед ограблением прошла без сна. Мы с Ленкой лежали рядом и по большей части молчали. Воображение рисовало самые немыслимые картины: то пачки долларов ровными рядами по всему столу, то мрачный подвал (именно так представлялась мне тюрьма).
— Ой, какие же мы дуры… — запричитала Ленка.
— Уймись! — шикнула я. — Мы же еще ничего не сделали.
Следующий день, роковая среда, был самым долгим днем в моей жизни. Из рук все валилось, взгляд без конца возвращался к стрелкам часов, а те замерли, как приклеенные. Ленка бестолково сновала рядом и более обыкновенного действовала на нервы.
— Катька, — позвала она, — чует мое сердце…
Но я тут же пресекла чужие откровения:
— И мое чует.
— Да? И что?
— В каком смысле?
— Что оно такого чует?
— Деньги. Несметное количество.
— Да? — Ленка вроде бы не поверила. — И мне сегодня деньги снились, — задумчиво добавила она. — Крупными купюрами. К чему такое?
— Деньги к деньгам, — пожала я плечами.
— А соседка говорила, что к деньгам крысы снятся.
— Вот уж глупость. Крысы ни к чему хорошему сниться не могут. И не тревожь меня.
— Неужели мы туда пойдем? — все-таки заныла подружка.
Я надела наушники, решив, что сетования Земфиры мне больше по душе, чем Ленкины. Ленка в отместку стала слушать Верди. Миланские звезды все-таки переорали нашу Земфиру, разумеется, потому что голосили дуэтом. Наушники пришлось снять, и я сказала:
— Не хочешь — не пойдем. Позвоним Наташке и скажем, что ты дрейфишь.
— А ты нет? — ехидно осведомилась Ленка.
— Я тоже боюсь, но все-таки держу себя в руках.
— Потому что ты ненормальная.
— Ну и ладно, — отмахнулась я.
На душе было неспокойно, и дело не только в страхе, моем и Ленкином. Я-то прекрасно понимала, что выбора у меня нет. То есть он, конечно, есть, но итог в любом случае неутешительный. Если я откажусь, то потом наверняка буду жалеть об этом. Вот оно приключение, и что? Я бегу от него в большой панике, следовательно, жизнь моя пойдет по накатанной колее сплошными серыми буднями, а соглашусь.., как бы мне сегодняшняя серость розовой мечтой не показалась.
— Как думаешь, нам повезет? — вздохнула Ленка.
— Только бы деньги лежали в сейфе, — туманно ответила я. — Не то выйдет, что наши муки впустую.
— По сорок шесть тысяч баксов с хвостиком — это ж какие деньги? — шмыгнула Ленка носом. Теперь ее понесло из одной крайности в другую, и она принялась мечтать, что купит на эти деньги. Перебрав все от сумки до машины, она, должно быть, вспомнила про папулю и вдруг заявила:
— Лучше я квартиру куплю. Буду жить одна. А что? Все люди как люди…
— На квартиру денег не хватит, — лениво заметила я. Чужие мечты почему-то не вдохновляли. Если честно, я знать не знала, что буду делать с такой прорвой денег. Для меня деньги не главное. Главное — приключение. Оно наверняка изменит всю мою жизнь… «К лучшему», — поспешно добавила я и трижды сплюнула, чтоб не сглазить.
— Что, вообще ни на какую не хватит? — помрачнела Ленка.
— Ну, на хрущевку хватит, конечно. Или где-нибудь в Ясине.
— Кто ж в этот район добровольно поедет? — Ленка почесала нос. — Надо же, а я еще на мебель отложить надеялась. Вот если вдуматься, не такие уж и большие деньги, а мы, можно сказать, жизнью рискуем.
Мечта лишилась всякой прелести, и Ленка затосковала. Ближе к вечеру и я нервничать начала, и даже подумала: «А не позвонить ли в самом деле Наташке? Не можем мы взять да и ограбить кого-то, даже такого мерзавца, как ее Дима». Конечно, он заслуживает того, чтобы его хорошенько проучили, но… Тут Наташка сама позвонила.
— Как боевой дух? — осведомилась она деловито.
— Нормально, — вздохнула я.
— Не слышу энтузиазма в голосе. Мне сейчас этот гад звонил. Соскучился, говорит. Ты, говорит, не вздумай с кем любовь крутить на курорте, грозился прилететь на выходные. А как я про бабки сказала, сразу стал юлить. Дрянь человек, как любил выражаться классик. Так я на него разозлилась, что, веришь ли, своими руками бы придушила.
— Хорошо, хоть не нашими, — мрачно порадовалась Ленка. Вряд ли Наташка ее слышала, но тут же заявила:
— Что Ленка? Хандрит? На дело идти боится и тебя с панталыку сбивает.
— Ничего я не боюсь! — заголосила Ленка. — Ограблю твоего Димку в лучшем виде! Надоело мне все это, такие нервы… И как только люди в бандиты идут, здоровья своего не жалеют? Да тут молоко надо давать за вредность и пенсию на десять лет раньше.
— У них вся жизнь сплошная пенсия, — ответила я, поспешно простившись с Наташкой.
— Ты на тюрьму намекаешь? — забеспокоилась Ленка.
— Завязала бы ты меня пугать, в самом-то деле, — начала злиться я.
Ленка это чутко уловила и примолкла.
В половине шестого мы стали собираться — без слов и вроде бы даже не глядя друг на друга. Я ждала, когда Ленка в очередной раз заноет, чтобы с великой неохотой согласиться с ее доводами и никуда не идти. Только Наташке пусть сама звонит. Но Ленка точно воды в рот набрала, а вид имела сосредоточенный и даже с намеком на самоотверженность. Такое ее поведение сильно беспокоило, но начинать ныть самой не хотелось. Она всю оставшуюся жизнь будет есть меня поедом, а у меня и без нее имеются для этого специально обученные люди. Я имею в виду родителей. Рюкзачки со спортивными костюмами и шапками были собраны, мы переглянулись, втайне ожидая нытья друг от друга, и не дождались. Тут я сообразила: что-то в моей жизни не так и с этим надо что-то делать… Но так и не сделала, зато Ленка плюхнудась на диван и сказала: