— Э, нет, — покачал головой Рихтер. — Сначала я разберусь.
— Что ж. Разбирайся. Это не так уж страшно, как кажется на первый взгляд, Жозе Рихтер.
Он вышел из таверны, и вновь чужой, леденящий ветер сыпанул песком ему в лицо. Немного постояв, Рихтер повернул налево, по той же улице, которая постепенно понижалась. Песок скрипел в пастях химер, присевших в застывшем прыжке у наглухо закрытых ворот домов.
Возле одних ворот Рихтер первого мертвеца. Ребенок лежал на спине, раскинув тощие ручонки в стороны в позе распятого, и песок уже успел набиться в его выеденные раком глаза. Рихтер наклонился над телом. Странные симптомы болезни были налицо. Рихтер не проводил детального осмотра, но уже сразу можно было сказать, что это не обычный рак. Что там говорила Рея? Что-то странное. И болезнь эта странная. Рак, с одной стороны. Но рак не высыпает по всему телу странными пятнами, не выедает глаза, как оспа. И потом, у ребенка. Возможно, рак кожи, но почему у ребенка? И если это рак, то почему нет метастазов? При этой стадии они уже обычно появляются. Рихтер нагнулся и пощупал у ребенка в паху, под челюстью, за ушами. Нет. Черт возьми! Рихтер глубоко задумался, не замечая, что стоит на ветру, у ног его лежит распростертый трупик ребенка, а справа и слева уставились на него осуждающе слепые бойницы нежилых домов. Ветер усилился, песок набивался в пасти химер и стекал меж острых зубов седоватыми струйками, легкими, как прах. Из-за угла показалась процессия. Впереди на лошади ехал всадник, весь в черном, с острым трезубцем в руке, за ним повозка, на ней еще один в черном правил лошадьми. «А вот и мортусы», — сказал себе Рихтер. Повозка остановилась возле него.
— Тебе чего здесь? — хрипло спросил всадник с трезубцем, соскакивая с лошади и направляясь к лежащему телу.
— Я доктор, — сказал Рихтер беспомощно.
— Ух ты! — хрипло расхохотался мортус. — Взгляни в телегу, доктор! Там ждут тебя пациенты… Эй, подсоби, Матье!
Рихтер подошел к повозке. Там лежало четыре трупа: трое мужчин и одна женщина. Лицо одного трупа было уже неузнаваемо. Вверх поднимался запах гниющей плоти — обычный запах запущенной раковой опухоли. Он обернулся. Вздев тело ребенка на свои трезубцы, мортусы пронесли труп мимо Рихтера и бросили его в повозку. Она тронулась. Рихтер проводил ее взглядом.
На своем пути к дворцу князя Хальдунга он видел много трупов: мортусы просто не успевали подбирать всех. Рихтер методично осматривал тела, лежащих ничком переворачивал лицом кверху, и становились видны мертвые глаза. Но, несмотря на кропотливый осмотр тел, общая картина не прояснялась. Рихтер шепотом ругался. Он еще не сталкивался с подобным, и от этого ему становилось неуютно на душе.
Один раз он неожиданно вышел на небольшую площадь. Посередине ее стоял квадратный столб. К этому столбу дико завывающая кучка людей в серых лохмотьях волокла хилого старика с торчащей веником бородой. Лица людей были обезображены опухолевыми ранами. Старик дико вопил и норовил попасть слюной в глаза волокущим. В мгновение ока он был привязан к столбу, откуда-то появились вязанки дров, и столб скрылся в вихре огня и дыма. Люди побросали в огонь какие-то металлические инструменты, склянки с жидкостями разных цветов и разбежались. На площади остался лишь незамеченный никем Рихтер, с недоумением смотрящий на трещащее и гудящее пламя.
— Безумный город, — пробормотал он ежась. — Они жгут врачей? Безумный город!
Дворец выборных князей Хальдунга выветрившимся, темно-коричневым конусом возвышался посреди пустой площади. Рихтер с удивлением отметил, что вокруг дворца также нет охранников, соблюдающих карантин. Лишь каменные грифоны стен дворца безнадежно смотрели вдаль, разинув пасти в трагическом беззвучном вопле.
Внутри дворце был безлюден. Темный коридор сразу же вывел Рихтера в тронный зал. Или помещение, когда-то бывшее тронным залом. Во всяком случае, трон там стоял. И на нем сидел человек, трясущийся мелкой, частой дрожью. Только когда Рихтер пригляделся к нему повнимательнее, он понял, что человек заходится в приступе необъяснимого и потому жутковатого смеха.
Рихтер шагнул вперед, в еле освещенную пустоту зала, и остановился на пороге. Взгляд человека медленно переместился на него, и Рихтер увидел, что разум покинул доктора Оруэлла Норьегу, онколога и с недавних пор выборного князя Хальдунга.
— Норьега! — позвал Рихтер, подходя ближе к трону.
Человек с интересом разглядывал его.
— Ты узнаешь меня, Норьега? — настаивал Рихтер.
— Рихтер? — В мозгу Норьеги что-то повернулось в нужную сторону, и он почти разумно взглянул на Рихтера.
— Он самый. Вспомни Виксун, Норьега. Вспомни свое назначение. Что здесь происходит?
Норьега вновь захохотал, но на этот раз смех уже не был таким, как прежде.
— Здесь рак, Рихтер, — проговорил он. Губы его прыгали. — Рак. Ты разве не видел его? Он здесь. Он везде.
— Я знаю. Я видел. Здесь все больны.
Норьега соскочил с трона и схватил Рихтера за руку.
— Пойдем-ка со мной, — и он потянул его за собой. Они вошли в темную сводчатую галерею. Норьега сорвал со стены коптящий факел и подбежал к стене. Осветился ряд портретов, на которых были изображены выборные князья Хальдунга.
— Видишь, видишь? — трясся Норьега, тыча рукой в портреты. — Вот этот, он был князем до меня. Его убил рак. И вот этот умер от рака, и вон тот. А потом выбрали меня. Понимаешь?
— Конечно, понимаю, не волнуйся.
— Ты не понимаешь, — гневно закричал Норьега. — Князь в этом городе — тот же мертвец. У него нет власти, он обречен. Я не знал этого, Рихтер. Не знал.
Он вдруг заплакал. Рихтер взял его руку.
— Подожди, Норьега… Да подожди же! Объясни мне, где те люди, что были с тобой? Где оборудование? Почему ты здесь, а не на улицах? Ведь там требуется помощь.
— Они умерли, — плакал Норьега. — Они все умерли. Это бесполезно, Рихтер. Оборудование сожгли. Они сжигают все, что мешает им соединиться с раком. Ведь он для них — искупление.
Рихтер замер.
— Ты глупости говоришь, Норьега, — попытался он разобраться в сказанном.
— Рак — искупление? Что ты говоришь?
— Они не желают лечиться. Им это не нужно. — Норьега опустился на колени и замер. Рихтер потряс его за плечо.
— Нужно что-то делать, слышишь? Если эта болезнь неизвестна, то это еще не значит, что от нее нет лекарства.
— Ты не понимаешь, — глухо проговорил Норьега. — От него нет лекарства. Он живой. — Он поднял голову. Его глаза уже не были глазами безумца. Рихтер непонимающе смотрел в них. — Этот рак живой, понимаешь? Он мыслит, он решает за нас. Он живет в этом городе. Он часть его. С самого основания города здесь жил рак.
— Это же эпидемия! — перебил его Рихтер. — Рак не может…
— Слушай, ты, администратор! — ухватил его за руку Норьега. — Я живу здесь уже долго. Это рак. Я проводил разные исследования, включая гистологические. В основном это плоскоклеточный рак кожи. Только течение его агрессивное, он не метастазирует, а распространяется по всему тело, как сыпь. Видел бы ты этих людей, Рихтер…
— Я их видел.
— Ты не говорил с раком, — горячо зашептал Норьега. — Он во мне, Рихтер, я это чувствую. Я говорил с ним. Я скоро умру. Ты хочешь понять? Так походи по городу, поговори с людьми. И зайди в храм Метулба, демона рака.
— Ты хочешь сказать… — недоверчиво начал Рихтер.
Норьега дико расхохотался. Это снова был прежний безумец.
— Поговори с ним, — трясся он. — Поговори с раком!
Рихтер не стал слушать его. Он не отправился бродить по городу, чтобы понаблюдать за жизнью людей. Достаточно было видеть и смерть мальчика, и казнь безвестного целителя, чтобы через эти два случая, как сквозь призму, увидеть сокрытое и познать правду. А еще он вспомнил залепленную грязью статую святого Понтилия.
Рихтер отправился прямо в храм Метулба, демона рака.
Местонахождение храма указала ему женщина с багровым раковым узлом, торчащим прямо посреди лба. Но Рихтер и сам бы отыскал его, ибо это здание было самым странным в городе. Оно возвышалось на каменистом холме, иссеченном ветрами, — длинный черный прямоугольник без окон, торчащий на вершине, словно одинокий кромлех. Когда Рихтер не без одышки взобрался на холм, то обнаружил, что храм по площади совсем мал. Вход чернел прямо перед ним, и прежде чем шагнуть внутрь, в эту промозглую дыру без дверных створок, у него мелькнула мысль, что не было еще в его жизни ситуации более странной и непредсказуемой.
Он очутился в храме. Сквозь дыру в потолке падал на пол хмурый отблеск хмурого дня, и он стоял в сумрачном круге посреди мрака вместо стен. Ему вдруг показалось, что он беззащитен, весь желчный цинизм внезапно улетучился, и ничего не оставалось делать, как ждать. Ждать.
Он устремил взгляд вперед. Там стояла на невысоком постаменте рогатая безликая статуя демона Метулба. Рихтер не мог различить ее черт, лицо демона было скрыто тенью, но Рихтеру показалось, что статуя усмехается. И Рихтер усмехнулся в ответ. Он скривил лицо в насмешливой гримасе.