Посему в больнице был создан своего рода иносказательный язык, понятный всем и смягчающий суть любого разговора, даже делающий любой разговор возможным. «Последнее время мне что-то неможется» в общепринятом понимании означало, что болезнь недавно перешла в новую и еще более разрушительную фазу, что больной ступил на очередную ступень лестницы, ведущей вниз, во мрак, и еще не успел свыкнуться со своим теперешним положением.
Итак, Григорий не мог развивать и эту тему. Хмуро глядя на приглашение международного общества охраны культуры, он спросил:
– Кто эти люди?
– Они пытаются раздобыть денег, – ответил пришелец, – на реставрацию и охрану великих произведений искусства. Как вы знаете, нынче во всем мире достижения цивилизации подвергаются разрушению, и львиная доля вины за это лежит на нас, людях. Кислотные дожди, намеренный снос зданий при проведении строительных работ, изменение состава солнечного излучения. Есть много способов обречь на исчезновение творения людей. Каменные изваяния буквально тают в нынешнем воздухе; кинопленка выцветает, холсты живописцев гниют, книги коробятся, в местах археологических раскопок находки растаскиваются на потребу нуворишам…
Григорий не смог удержаться от смеха.
– Ладно, ладно, я уловил суть. Эти люди – доброхоты.
– Делают что могут. – Пришелец пожал плечами.
Григорий снова взглянул на приглашение.
– Раздобыть денег… – повторил он. – Не у меня ли?
– О, нет, нет, нет. Это просто вечеринка в поддержку дела. Они хотят заинтересовать своей работой правительство.
– Они американцы?
– Зачинщиками, кажется, были англичане, но теперь у них всемирное членство, – человек опять передернул плечами. – Не знаю уж, какой в этом прок.
– По-вашему, они не делают ничего полезного? – удивленно спросил Григорий.
– Ну, кое-что делают, – отвечал пришелец. – Иногда одерживают какие-нибудь мелкие победы, но вы же слышали поговорку: гниль отдыха не знает. Да и зачем вообще пытаться что-то спасти? – окрепшим голосом продолжал он. – Один черт, скоро всему конец, верно?
– Правда?
– Разумеется! Мы не жалеем сил, уничтожая свою историю, убивая самих себя, разрушая саму нашу планету. Оглянитесь вокруг, Григорий. Почему все мы очутились здесь?
Пришел черед Григория пожимать плечами. Он уже давно перестал ломать голову и задаваться этим вопросом.
– Из-за чьих-то ошибок, – сказал он.
– Мы все переселяемся в мир, в котором царят ошибки, – заявил пришелец и презрительно взмахнул рукой. – Пусть себе летит в тартарары, все итак загублено.
Ну что ж, эти взгляды были прекрасно знакомы Григорию. Почему весь остальной мир должен продолжать жить как ни в чем не бывало, когда сам я здесь и страдаю таким недугом? Люди вроде Григория, не связанные прочными семейными узами, были особенно подвержены этим умонастроениям, но временами такие чувства овладевали всеми. Разумеется, противопоставить им было нечего: и впрямь, а почему, собственно, жизнь должна продолжаться без Григория или любого другого обитателя стационара? И люди просто ждали, пока эти чувства схлынут. Почти всегда так и происходило. Но о болезнях никто никогда не говорил, и нынешнее высказывание пришельца только подтверждало, как круто его взяло в оборот вышеупомянутое «недомогание».
Впрочем, разговор ведь шел о приглашении. Григорий покачал головой и сказал:
– Не понимаю, какое отношение это имеет ко мне. Почему я должен туда идти?
– Потому что вам там понравится, – ответил пришелец. – И вы сможете почерпнуть новые идеи для своих шуток.