Надя, когда узнала, слегка опешила. Пробормотала:
– Как-то это… не слишком честно, по-моему.
– А, нормально! – беспечно отмахнулась Ирина Андреевна. – У кого нет времени по хозяйству возиться – берет домработницу, кто боится за рулем ездить – шофера. Диссертацию написать – точно такая же услуга. Я ее оказываю – и получаю вознаграждение, все справедливо.
Сунула Наде пачку читательских требований, в этот раз – на литературу по музыковедению. Шепнула заговорщицки:
– Видела бы ты заказчика! Мальчик, двадцать пять лет, способности заурядные, снобизма – через край. Зато папа – нефтяник, президент управляющей компании. Скрипку Страдивари, можешь себе представить, сыну купил! И ученым званием решил обеспечить.
– Неужели вам не обидно? – вздохнула Митрофанова.
– Мне куда обидней, когда я свою зарплату несерьезную в университете получаю, – заверила Ирина Андреевна.
«Я бы от такой работы с ума сошла!» – мелькнуло у Нади.
А Ирина Андреевна – ничего, увлеченно шелестит страницами, с довольным видом кивает, когда удается мысль по теме найти и выписать.
Надя бы совсем поверила, что не смущает читательницу ее положение научной служанки, если бы не случай.
В тот день, когда говорили о диссертации для музыканта, у нее заболела помощница, и Митрофановой пришлось – несмотря на статус начальницы зала – самой сбрасывать (то есть возвращать в хранилище) вчерашние книги читателей.
И вдруг из талмуда, который читала тогда Ирина Андреевна, вывалился листок. Обычный, тетрадный, в клеточку. Читатели частенько забывали что-то в книгах. Митрофанова специально не искала, но коли находила – всегда откладывала. И потом отдавала, даже не читая. Сейчас тоже собиралась отложить бумажку в ящик стола. Но взглянула совершенно случайно и опешила. На листочке значилось единственное слово:
– НЕНАВИЖУ!!!
Почерк точно принадлежал Ирине Андреевне. Ее аккуратную вязь ни с чем не спутаешь.
Митрофанова вздохнула, понимающе улыбнулась. Лукавит, оказывается, читательница! Не слишком ей легко дается быть ученой на побегушках. Что ж! Не самый плохой способ выбрала – сбросить напряжение, снять стресс.
Пусть работу свою ненавидит, зато приезжает в библиотеку на машине. И съездить за границу может себе позволить.
* * *– Сегодня в десять будь дома, – велел с утра отец.
– Зачем еще? – скривился Юрик Гречишников.
– Будут гости. Сыграешь им что-нибудь. Аккомпаниатора с собой привези. Я заплачу.
– Пап, слушай! Ну, надоело! – заворчал сын. – Что я тебе – обезьяна ученая?
Но папаню не прошибешь, только хмыкнул:
– Обезьяны в ночных клубах кокс нюхают. А ты у меня, наоборот – гордость. Подающий надежды музыкант.
Юрик вздохнул. Спасибо, конечно, отцу, что верит в него. Что помогает – устраивает приглашения на настоящие концерты, оплачивает лучших педагогов, купил хороший инструмент, выделил в доме специальную комнату для репетиций – с шикарной акустикой. Но много и неприятного от родителя исходило. То решает папочка, что сын обязательно должен диссертацию защитить. То гостей его развлекай, как сегодня.
Но спорить с магнатом Гречишниковым не решался никто. И уж тем более – его собственный сын.
– «Времена года» Вивальди сыграю, – покорно кивнул Юрик. – Тебя устроит?
* * *Полуянова в последнее время стала раздражать родная редакция – безумно.
То они, видишь ли, возьмутся Сталина воспевать, а для него усатый был и оставался тираном и кровавым душегубом. То оппозицию, и без того чахлую, кинутся изводить, а Дима считал, в речах протестующих много разумного имелось. Да и по большому счету пресса, полагал журналист, всегда, по самому своему предназначению, должна противовесом власти быть, а не дуть с ней в одну дуду. Быть той самой щукой, чтобы караси – чиновники разных масштабов – не дремали. И не дело для газетчиков гладить начальству кормящую руку. И тем паче лизать ее.
Это были разногласия, можно сказать, эстетические, как Андрей Донатович Синявский некогда выразился. Однако потихоньку эстетика, сперва незаметно, а затем все более ощутимо Полуянову в его повседневной работе мешать стала. Вот зацепил Дима, к примеру, грустную историю. Потом раскопал, дошел до сути, в настоящую бомбу превратил, и…
События случились в областном центре К*** неподалеку от Москвы, в нечерноземной полосе, и начинались они для наших времен очень даже тривиально: молодой человек на «Лексусе» последней модели сбил на пешеходном переходе женщину сорока восьми лет. Юноша по имени Камынин Святослав, девятнадцати лет от роду, был задержан. Документов на «Лексус», принадлежавший на правах собственности его матери, Камыниной Софье Евгеньевне, равно как и водительского удостоверения, при нем не оказалось. По свидетельству очевидцев и полицейских, оформлявших ДТП, он был сильно пьян. От медицинского освидетельствования юнец отказался, вел себя вызывающе, держался высокомерно, угрожал. Был препровожден в отделение, где пара полицаев во главе с дежурным его слегка успокоили. (Впоследствии они же больше всех и пострадали, да их не жалко, не будут руки распускать – мало ли, что они чесались юнца отоварить!)
Вот кого было действительно жалко, так это сбитую женщину, Державину Юлию Константиновну – она к утру скончалась в больнице. Погибшая оказалась учительницей чуть не с тридцатилетним стажем и человеком, в городе уважаемым. Возникло, практически стихийно, возмущение, в ходе которого небольшой отряд разгневанных горожан выдвинулся в сторону отделения, где находился задержанный Камынин. Они хотели чуть ли не линчевать недоросля, однако к ним вышел начальник отделения и сообщил, что гражданина уже успели доставить в суд. Толпа отправилась в сторону суда. По пути она теряла сторонников, чей энтузиазм угасал, однако приобретала новых – и в итоге у здания суда оказалось уже человек сорок. На крыльцо к ним выпустили козла отпущения – клерка из отдела по связям с общественностью. Тот проблеял, что заседание, решавшее вопрос о содержании гражданина Камынина под стражей, уже состоялось и юнец отпущен до суда. Откуда-то, впрочем, нашлись свидетели того, что не просто отпущен: за молодцем заехала на внедорожнике «Мерседесе» лично его мамаша. А кроме того, мальчика-мажорчика отпустили, даже не взяв подписки о невыезде.
Тогда толпа разделилась, большая часть, по пути обрастая сторонниками, отправилась к дому в центре, где проживали Камынины. Оставшиеся у суда возмущенные попытались разгромить здание – били окна, хватали за грудки клерка, пытались ворваться внутрь. Полицейским на посту охраны пришлось даже стрелять в воздух. А вскорости прибыл ОМОН, разогнал толпу и задержал восьмерых человек, которых впоследствии назовут зачинщиками. Другая группа отряда особого назначения прибыла к фешенебельной новостройке, где кучковались другие разгневанные, и рассеяла их, схватив для острастки еще четверых.
Дима рванул в К*** тут же, как прочитал о событии в Твиттере. Когда он чувствовал запах жареного и привкус творящейся с простыми людьми несправедливости, никто ему был не указ – ни Надя, ни главный редактор. Он работу и семью только в известность поставил, уже с шоссе: еду, мол, по горячей теме, подробности последуют.
В итоге над материалом с самого, почитай, первого дня стал работать единственный из журналистов. Полтора месяца на тему убил. Три раза в К*** мотался. Присутствие в городе корреспондента уважаемой газеты из Москвы хоть немного ретивость местных властей охладило. Они ведь хотели сперва закатать всех двенадцать задержанных по статье за организацию массовых беспорядков. Однако, слава богу, «зачинщики» отделались штрафами – пусть, по нынешним временам, деньги оказались немалыми, да интернет-сообщество бросило клич, скинулось, выручило.
При Полуянове и похороны учительницы Державиной прошли – таких спецкор еще не видывал, если не считать погребения Брежнева или Ельцина. Казалось, полгорода пришло, тысяч пятьдесят, наверное. Полицейских в оцепление со всей области свозили, и даже солдатиков пригнали из соседней части. На кладбище хватало горячих речей, однако от новой вспышки беспорядков убереглись.
Местные СМИ молчали о происходившем, как зарезанные – равно как и крупные московские средства массовой информации. Только на «Дожде» появился репортаж да на «Эхе Москвы» прямые включения. И в «Новой газете» заметочка на восьмушку полосы. Так что у Полуянова на эту тему был полный эксклюзив.
Невольный убийца, Святослав Камынин (которого все его местные друзья кликали Святом), благополучно исчез. Народ до него не добрался. Полиция – тоже. Говорили, он удрал из города – и из страны тоже. (Недаром суд его в то первое утро выпустил и даже подписку о невыезде не взял. Для того и выпустил, был уверен Дима.) Через три дня под давлением общественности суд переменил решение, и Камынина объявили в розыск. Но к тому времени из К*** сгинула и его мать, Софья Евгеньевна.