Sanctifetur nomen tuum… [1] Не могу молиться… Не могу думать… Да что это? Корделия…
Лик Бога — это лик Человека. Природа Бога — это природа Человека. Бог всемогущ и беспределен, он правит Вселенной и Небесами. Но нет на тех небесах ни Елисейских полей, ни чертогов славной Валгаллы. Небеса — это часть Его самого, и туда Он принимает души людей.
Он мог бы дотянуться до мира людей, мог бы спасти Землю прикосновением исцеляющей руки, он всемогущ. Но Бог — то, что Он есть, а Вселенная то, что она есть. Бог постоянно глядит на нее, видя все и не делая ничего. И все же, когда настанет день Преображений, Он станет Источником и Устроителем Земли. Ибо любая перемена в природе Вселенной, это перемена в природе Бога.
Этот дивный свет так ужасает, что я хотел бы быть слепым.
Корделия, я наг, меня мучает боль, и я вижу то, что даже вместить не могу. Корделия!
Adveniat regnum tuum. Fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra. Panum nostrum quotidianum da nobis hodie; et dimitte nobis debita nostra, sicut et nos dimittimus debitoribus nostris… [2]
Наверное, я умираю. О, Боже, дозволь мне жить! Корделия…
Волки бегут полем под черным небом, усыпанном бесчисленными звездами. Белые, бурые, серые, черные волки… Их скорбный вой эхом разносится в вечности, ведь то не волки — они должны принимать образ людской, который есть Образ Божий, и нести тяжкое бремя чуждой им воли. Где их добыча и где их логово? Есть ли надежда на избавление, на преображение мира? Как остановить мир, чтобы исцеляющая рука Сатаны, наконец, коснулась его?
Волки пожирают звезды, Корделия! Сатана протягивает свою темную длань, чтобы схватить меня! Я умираю. Умираю.
Et ne nos inducas in tentationem… Et ne nos inducas in tentationem… [3]
Спаси меня, Корделия! Я люблю… прошу, не оставляй меня…
Люди, рождаясь, мужая и умирая в цепях, в темной пещере, не видят ничего, кроме теней на ее стенах. Позади них вечно пылает огонь, перед ними — дорога, ведущая к свету. Они видят тех, кто движется по дороге, и почитают их как богов. Они видят красноглазого Сета с огненной гривой, Гора, с головой сокола, Хатхор — небесную корову, Анубиса — человека-шакала, Тота с головой павиана, Себека, подобного крокодилу, Бастет — женщину-кошку… И такой сильный страх внушают им эти мрачные и жуткие тени, что они молятся избавителю, которого называют Осирисом. Но избавитель не может прийти, пока не разрешена загадка Сфинкса.
Подобно тому, как люди видят только тени, слышат они только дальнее смутное эхо — слов разобрать невозможно.
Если бы кто-то смог бы разорвать цепь, оторваться от стены, посмотреть на дорогу, огонь и свет, что увидел бы он, что смог бы рассказать своим товарищам? Он возжаждал бы сбросить цепи, пересечь дорогу, пройти мимо огня, чтобы добраться до выхода из пещеры и выглянуть в открытый мир. Он бы безмерно страдал, но не успокоился, пока не совершил это… ибо пока человек не увидел мир, как может он надеяться его изменить?
Корделия, опасность! Один из тех, что на дороге, обернулся… это кошка, и она меня видит! Она видит, что я повернул голову, чтобы взглянуть на нее, и знает, что я свободен!
О, Боже, защити меня от моей свободы! Надень цепь на мою шею и позволь мне вновь смотреть на тени!
Я не могу выдержать взгляд этой кошки, у которой то голова зверя и тело женщины, то лицо женщины и тело чудовищной кошки. У нее могучие острые когти, а глаза… что за глаза!
Мне не выдержать ее взгляда! Корделия!Корделия!
Sed libera nos a malo! Sed libera nos a malo!Sed libera…! [4]
2
Дэвид Лидиард обезумел в бреду, и Таллентайр серьезно начал опасаться за его жизнь. Беспрерывный, бессмысленный бред, свидетельствовал о невероятном странном смятении юноши, и Таллентайр отчаялся хоть что-то понять. Дэвид испытывал боль, но, казалось, больше духовную, чем физическую. И ужас, но что вызвало его, наблюдатель понять не мог.