В глубине этой кладовки Темплтоны хранили свои собственные вещи; рядом с их чемоданами единственный несессер и дорожная сумка Кот не должны были броситься в глаза пришельцу и подсказать, что в усадьбе кто-то гостит.
Она привезла с собой несколько смен одежды: два платья, две юбки, еще одну пару джинсов, легкие туфли и кожаную куртку. Поскольку у них с Лаурой одинаковая комплекция, пришелец, скорее всего, решит, что развешенные на перекладине вещи принадлежат ей и потому оказались здесь, что не влезли в крошечный стенной шкаф в ее спальне.
Но если он побывал в ее спальне и исследовал платяной шкаф, то что стало с самой Лаурой?
От ужаса Кот едва не закричала. Нет, она не должна об этом думать. Не сейчас. Ей нужно сосредоточить все свои усилия и ум, мобилизовать все свое внимание и сообразительность на том, чтобы остаться в живых.
Восемнадцать лет назад, в ее восьмой день рождения, который она встречала в приморском коттедже в Ки-Уэсте, Котай точно таким же образом забилась под свою кровать, чтобы спрятаться от Джима Вульца — сожителя матери. Со стороны Мексиканского залива надвигался свирепый шторм, и рассекающие небо ослепительные молнии помешали ей воспользоваться тайником на пляже, в котором она уже провела несколько предшествующих ночей. Кое-как втиснувшись в ограниченное пространство под своей железной коечкой, которая была гораздо ниже двуспальной кровати Темплтонов, Кот обнаружила, что вместе с ней его разделяет жук-пальметто. Эти жуки вовсе не были симпатичными экзотическими тварями, на что, казалось бы, указывало их название; в тех местах подобное наименование носили крупные тропические тараканы. Данный конкретный экземпляр вымахал размером с кисть руки Кот. Обычно эти мерзкие насекомые разбегались при одном ее появлении, однако этот, похоже, боялся Кот гораздо меньше, чем Вульца, который в пьяном неистовстве метался по дому, беспрерывно налетая на мебель и на стены, словно взбешенное животное, бросающееся на прутья клетки. Сандалии Кот сбросила сразу, а из одежды на ней были только голубые шорты и короткая белая маечка — топик, и противный жук тут же принялся лихорадочно ползать по открытым участкам ее тела: то тыкаясь головой между пальцами ног, то поднимаясь по ногам вверх, то щекоча спину. Со спины он перебрался сначала ей на плечо, потом на шею, а запутавшись в волосах, упал на руку. Кот не смела даже завизжать от отвращения, боясь привлечь внимание Вульца. В ту ночь он превзошел самого себя и напоминал кровожадное чудовище из ночных кошмаров, а Кот была уверена, что все подобные твари наделены сверхъестественно тонким зрением и слухом, которые помогают им охотиться на детей. У нее не хватало мужества хотя бы стряхнуть с себя мерзкое животное или щелчком отшвырнуть его подальше, потому что она боялась, что даже за воем ветра и непрерывными громовыми раскатами Вульц все равно услышит самый тихий звук. Сжав зубы и крепко зажмурившись, Кот кое-как терпела все знаки внимания, которые оказывал ей распоясавшийся пальметто, лишь бы не привлечь к своему убежищу внимания Вульца. Сначала она молилась богу, чтобы он спас ее, потом стала молиться, чтобы он забрал ее, умоляя его положить конец ее мучениям: пусть ее поразит гром, пусть убьет молния — лишь бы конец, Боже, хоть какой-нибудь конец!
И хотя теперь она лежала под широкой деревянной кроватью на гнутых ножках, Котай ощущала, как огромный наглый таракан снова щекочет ей ступни, словно она опять стала той маленькой девочкой, и как он взбирается вверх по ее ногам, как будто она не в джинсах, а в коротеньких голубых шортах. С той ночи, ночи своего восьмого дня рождения, когда пальметто путался в ее длинных волосах, Кот стала коротко стричься, но сейчас она явственно ощутила призрак того таракана на своей короткой прическе.
Мужчина в кладовке, — возможно, способный на зверства бесконечно худшие, чем те, что могли прийти в голову Вульцу, — снова потянул за цепочку выключателя. Свет погас со щелчком, сопровождавшимся негромким лязгом металлических звеньев, а в поле зрения Кот снова появились обутые в ботинки ноги, которые приблизились к кровати. На округлости черной кожи блестела свежая капелька крови.
Мужчина собирался опуститься на одно колено возле кровати.
Милый Боженька, он увидит меня, прячущейся под кроватью, как дитя, задыхающейся от собственного подавленного крика, мокрую от пота, растерявшую все свое достоинство в отчаянной борьбе за то, чтобы сохранить жизнь, чтобы выйти отсюда невредимой и живой, невредимой и живой…
В голове Кот промелькнула сумасшедшая мысль, что когда мужчина заглянет под кровать, она окажется лицом к лицу не с человеком, а с огромным жуком-пальметто с выпученными фасеточными глазами.
Потом она подумала о том, как за считанные минуты она оказалась отброшена назад к своей детской беспомощности, к первородному примитивному ужасу, который, как она надеялась, ей никогда больше не придется испытать. Этот всепобеждающий страх сразу лишил ее того уважения к себе, которое она воспитывала и пестовала на протяжении стольких лет; уважения, которое она заслужила, черт его дери! — и несправедливость произошедшего наполнила ее глаза жгучими слезами.
И тут расплывающиеся черные башмаки повернули от кровати и направились к открытой двери в коридор.
Что бы ни подумал мужчина об одежде, которая висела в кладовой, он явно не догадался, что в гостевой комнате кто-то остановился.
Кот яростно заморгала, стараясь стряхнуть с ресниц слезы, мешавшие ей четко видеть предметы.
Пришелец остановился на пороге и повернулся, в последний раз оглядывая комнату.
Кот перестала дышать.
В глубине души она была рада, что не пользуется дезодорантами. Кот не сомневалась, что пришелец без труда нашел бы ее по запаху.
Мужчина выключил свет, шагнул в коридор и плотно закрыл за собой дверь.
Его шаги удалялись в том же направлении, откуда он пришел, поскольку гостевая была последней комнатой в коридоре второго этажа. Звук его башмаков быстро затих, заглушённый бешеными ударами сердца Кот.
Ее первым и самым сильным желанием было оставаться в своем тесном убежище между ковром и пружинами кровати до самого утра или еще дольше — до тех пор, пока тишина в доме не перестанет напоминать о неподвижности притаившегося хищника. Но, с другой стороны, она не знала, что случилось с Лаурой, Полом и Сарой. Любой из них — или все они — могли быть еще живы — серьезно ранены, но живы. Может быть, страшный пришелец специально не стал их убивать, чтобы помучить в свое удовольствие. Истории, подобные этой, с завидной регулярностью печатались в газетах, поэтому Кот не видела ничего невероятного в многочисленных кровавых сценариях, которые вихрем проносились у нее в голове. Если кто-то из Темплтонов еще жив, то она, Котай, является их последней надеждой на спасение.
И все же свои детские убежища она покидала куда с меньшим страхом, чем сейчас, выбираясь из-под кровати в доме Темплтонов. Разумеется, теперь она могла потерять гораздо больше, чем тогда, когда десять лет назад вырвалась из-под опеки своей беспутной родительницы. Кроме жизни на карту было поставлено и самоуважение, доставшееся ей в результате десятилетия непрекращающейся борьбы с внешними обстоятельствами. Оставшись под кроватью, Кот могла бы чувствовать себя в относительной безопасности; самой поставить под удар все, чего она сумела достичь, со стороны выглядело чистой воды безумием, однако, собственное спасение за счет других было трусостью, а трусость пристала только маленьким детям, которые не имеют пока сил и опыта, чтобы защищать самих себя.
Котай просто не могла сдаться и перейти к пассивной обороне, как бывало в детстве. Для нее этого означало бы полную потерю уважения к себе, медленное самоубийство. В бездонную яму нельзя временно отступить — в нее можно только провалиться, полностью и навсегда.
Выбравшись из-под кровати, Кот встала на четвереньки и некоторое время оставалась в этом положении не в силах решиться на большее. Каждое мгновение она ждала, что дверь вот-вот с треском распахнется, и пришелец бросится на нее, размахивая окровавленным тесаком.
Дом казался пустым и тихим, как лишенная воздуха поверхность луны.
Кот поднялась на ноги и бесшумно пересекла темную гостевую. Не в силах смотреть на три темных пятнышка, где впитались в ковер капельки крови, она постаралась обойти это место.
Потом Кот прижалась ухом к щели между дверью и косяком, стараясь уловить в коридоре шорох или сдерживаемое дыхание. Она не услышала ничего, но подозрительность не оставляла ее. Кот ясно представляла себе, как мужчина стоит прямо за дверью. Как он довольно улыбается при мысли, что она скорчилась у порога и прислушивается. Как он ждет, ждет терпеливо и уверенно, потому что знает, что в конце концов она все равно отворит дверь и шагнет прямо к нему в руки.