— Не туда, — остановил Раард, когда Элья хотела свернуть на боковую улочку.
— Но так быстрее.
Младший — все-таки Бхаар или Гааши? — демонстративно положил руку на кнут, а Раард повторил прежнее:
— Не туда.
Спокойно. Он всего лишь исполняет долг. И перед новичком рисуется. А уже вечером все вместе — Элья и белоголового пригласит — сядут и посмеются над утренним официозом.
Канцелярия — мраморная многоножка, опирающаяся на сотню приземистых колонн — широко раскинула лестницы-жвалы. Прошли мимо. И только тогда Элья сообразила, куда ее ведут: корона из башен на холме привычно царапала солнце зубцами, шпили терялись в облаках, а стеклянный флюгер-стрекоза почти растворился в небесной сини.
Вошли не с центрального хода. И Раард, выступив вперед — а новичок-то не снимает руки с браана — повел по лабиринту коридоров. В этой части дворца Элье бывать не доводилось. Коридор. Перемычка подвесного моста и ветер, толкнувший под руку. В попытке удержать равновесие распахнулись крылья, и тут же упреждающе щелкнул кнут.
— Ты чего? Раард, скажи ему, чтобы успокоился.
Новичок смотрел поверх Эльиного плеча. Медлил. Вот кнут скользнул к ноге, поднялся, обвив ладонь, и повис на поясе.
— Иди, — хмуро повторил Раард.
Да что с ними такое? По мостику почти бежали. И шлепанье сапог сзади заставляло торопиться. А если этот, сзади, ударит? С перепугу и дури, которой его башка забита. Или на то и расчет? Вдруг это кто-то из Бракааровых дружков и ему лишь повод нужен? Нет, Раард такого бы не взял. Или заставили? Поэтому и мрачен, и спешит. А эта молодая сволочь даже не думает выдержать положенную традициями дистанцию, так и сопит в спину.
Мост вывел к одной из крайних башен. За широкой дверью обнаружилась лестница, уходящая вниз. Стены коридора слабо мерцали живым светом, было холодно и пахло формалином. Впереди звонко цокали каблуки Раарда. По мере спуска запах становился все отчетливее, а ненависть к новичку росла, грозя прорваться ударом или хотя бы пинком.
Да куда же ее ведут?
Широкий пролет и еще одна дверь. Предчувствие опасности накрыло с головой, заставив отступить к центру площадки, так, чтобы эти двое — друзья? враги? — оказались в поле зрения.
— Ну?
— Там все сказано, — Раард ткнул пальцем в свиток, торчащий за поясом Эльи и, смягчившись, попросил. — Не дури. Я не хочу… применять это.
Браан? К ней применять? Да она же своя, пусть временно и вынуждена носить серое. Нет, не в цвете дело. А в чем тогда? Что написано в треклятом свитке, куда Элья не потрудилась заглянуть? И почему молодой смотрит на нее так по-кретински?
Глаза у него светлые, радужка почти неотличима от белка, значит, все-таки Бхаар.
— Давай ты лучше сама, — сказал Раард, указывая на дверь.
— Только скажи этому птенцу, чтобы не лез под крыло.
Это помещение ничем, кроме запаха, не напоминало прозекторскую территории приемки. Выложенный белыми плитами пол, вместо шкафов открытые стеллажи с колбами, ретортами и сложной конструкции перегонным кубом, внутри которого булькало что-то темное и густое. Основное пространство занимали два длинных и широких стола. Над ними, раскинув соцветья линз, возвышался странный агрегат.
Только тела на столе не хватало. Чтобы боком и с ногами, подтянутыми к груди. С разодранной на висках кожей и крошащимися крыльями.
У окна стоял доктор Ваабе в накрахмаленном до ломкости фартуке, который резко контрастировал с почти лиловой, редкого оттенка кожей. В стекле отражались полураскрытые крылья и кресло, на котором придремал Фраахи. Вроде и спит, но рукой крепко вцепился во фракку Бракаара, точно удерживал его от глупостей. Брат Каваарда изображал равнодушие, но ненависть во взгляде было не так-то просто спрятать.
Скэр держался особняком, в сторону вошедших не глянул. Ну да, конечно, гебораан не может позволить открыто проявить слабость. Или не хочет? Рядом с ним, со свитком в руках, замер первый секретарь канцелярии Маах.
Он же и нарушил молчание:
— Мое уважение.
— И вам.
Элья даже сумела изобразить поклон. Ответа не последовало.
— Вы успели ознакомиться с бумагой?
— Нет.
Маах кивнул, словно не ожидал иного, а в белоснежно-чистом пространстве лаборатории на несколько мгновений повисла тишина, нарушаемая лишь бульканьем жидкости в кубе.
Вытянув примятый свиток из-за пояса, Элья попыталась развернуть. Но ставшие вдруг непослушными пальцы долго не могли справиться с печатью. А потом, когда все же удалось разломить сухую бляшку сургуча, оказалось, что читать Элья все равно не может — символы плыли и путались, искажая смысл написанного совсем уж до нелепицы.
— Итак, комиссия в составе…, — забубнил секретарь, видя всю тщетность ее попыток. — … Рассмотрев дело гебран-фейхт Эльи Ван-Хаард и приняв во внимание отягчающие обстоятельства, а также вред, нанесенный народу склан гибелью хаанги Каваарда Урт-Хаас единогласно вынес приговор о прекращении физического существования вышеупомянутой Эльи Ван-Хаард.
Смерть? Ее приговорили к смерти? Вот так просто взяли и… За что?!
— Однако, руководствуясь установкой оптимизационных норм и приняв во внимание положение подсудимой…
Элья едва сумела сдержать вздох облегчения. Всё-таки перераспределение. И серое кольцо территории приемки показалось вполне симпатичным местом.
— …приговору подлежит быть смягченным до второстатейного с особой поправкой.
Второстатейный с особой поправкой? Это как?
— Изгнание, — с удовольствием пояснил Фраахи, поднимаясь. — С отречением рода. И купацией. Полнейшее, так сказать, удаление. Вымолодки… Нет в вас ни ума, ни выдержки, одно хотенье. Пойдем, Бракаар, здесь всё кончено.
— Но… — Уходить тому явно не хотелось, однако старик возражений не терпел и, шлепнув по плечу, повторил, — Пойдем. Меньше находишься рядом с грязью, меньше пачкаешься.
Стоило им выйти за дверь, как доктор Ваабе подал Элье кубок со светло-янтарным, густым с виду напитком.
— Пей, — приказал Скэр.
Пить? Чтобы им резать было удобнее?!
— Настоятельно рекомендую, — поддержал его секретарь. — Некоторые процедуры могут быть неприятны.
Они думают, что так просто заставят? Если браана нет, то… В плечо вонзилась игла и кто-то сильный прижал ее локти к бокам. Не новобранец — Раард, с которым… Игла это не больно. Больно, что ударили те, от кого не ждешь. И когда не ждешь.
Скэр по-прежнему не смотрел в ее сторону.
— Ко всему, следует помнить о последствиях вашего отказ от добровольного сотрудничества, — монотонно говорил Маах. — Положение рода Ван-Хаард в ветви и без того весьма неустойчивое.
Мир заскользил перед глазами разноцветным колесом. Не выходит ухватить. Это потому что Элья наяву, а колесо во сне, и если закрыть глаза, — ведь хочется очень, сами слипаются, — то и колесо мира навсегда останется с нею.
Нельзя. Нужно драться. Объяснить. Сказать. Скэр ведь обещал помочь и… Молчит.
Не засыпать. Не падать. Стоять.
Оттолкнуть чужие руки.
Раздевают. Она не спит! Она сумеет… ударить. Кого? Раарда? Кого-нибудь. Вот спина новобранца… Нужно бить. Бить нужно только в спину.
— Вы двое свободны.
Предатель! Слышишь, Раард? Ты предатель! Мог ведь предупредить! Намекнуть хотя бы. Не уходи. Вытащи. Пожалуйста. Ты же не понимаешь — крылья отрежут! Без крыльев нельзя. Без крыльев смерть. Голод эмановый и язвы. Как у икке. Икке умер и Элья тоже умрет.
Из человеческой крови эман не выварить.
Ушел? А ее укладывают. Возятся. Почти все равно, но спать нельзя.
— Сама по себе ампутация весьма травматична. Она требует вмешательства в центральный узел, что в большинстве случаев приводит к летальному исходу. А нам бы этого не хотелось. К тому же, удаляя крылья, мы фактически уничтожаем фейхта. Разумеется, я имею ввиду в первую очередь внутренние изменения. По сути, мы лишаем ее части системы, напрямую управляющей рядом важнейших реакций и рефлексов. Думаю, изменения затронут даже мозг.
Руки мягко гладят крылья, ощупывая, скользя по жилкам и от этого прикосновения щекотно даже во сне, и Элья пытается проснуться. Сейчас, еще мгновенье и она откроет глаза и скажет, что… что-нибудь скажет.
Нельзя отрезать крылья!
— Я же предлагаю провести линию разреза вот здесь, отделив крыловую пластинку от прочих элементов. Ни о каком процессе синтеза эмана мы тоже не сможем говорить, да и изменения во многом будут аналогичны описанным, но она фейхт и протянет дольше, чем…
…икке. Стол. Огоньки. Запах. Ей очень мешает запах. Или, наоборот, помогает не спать. Подъем. Немедленно. На раз-два-три…
— Боли она не почувствует. Что на мембране, что на жилках иннервация у фейхтов слабая. Посмотрите. — Что-то холодное коснулось поясницы, пробив кожу. И вправду не больно. И лежать удобно, а чужие руки, которые все никак не желали оставлять в покое ее крылья, больше не казались враждебными.