И вот уже четвертые сутки они вместе ждут известий от своих дозоров, рассыпанных широким веером в степи и взявших под неусыпное наблюдение все известные Дорошу и его людям дороги и тайные тропинки, ведущие от Дона к Литве.
Дозорные прискакали лишь на шестой день к вечеру, усталые, запыленные, с провалившимися от бессонницы глазами, с потрескавшимися от солнца и ветра губами. Они остановили взмыленных лошадей у подножия кургана, соскочили с них и, разминая затекшие от долгой скачки ноги, двинулись к сторожевой вышке. Но атаман и сотники уже сами спешили им навстречу.
— Ну? — строго спросил Дорош у старшего из дозорных.
— Скачут, атаман, — еле слышно ответил тот. — Сотня их. Идем за ними от гнилого ручья.
Дорош нахмурил брови, недоверчиво посмотрел на дозорного.
— Ничего не путаешь, казаче? Уж больно далеко они влево взяли. Как будто не в Литву, а в Польшу скачут.
— Они это, атаман, знаю их проводника. Местный нагаец, давно в ордынских да литовских тайных делах замешан. А влево они взяли потому, что боялись встретить московские дозоры, которые вокруг Дона по степи рыщут. Мы сами их несколько раз видели.
— Сотня? — удивился Андрей, переводя взгляд с дозорного на Дороша. — Маловато что-то. Такая грамота — и всего сотня охраны.
— А зачем больше? — пожал плечами Дорош. — Главное для ордынцев — скрытность, а в таких делах чем меньше людей, тем лучше. Не на свои сабли, а на быстрых коней рассчитывают они.
— Идут каждый о двуконь, — продолжал дозорный. — Днем спят, скачут только ночью. Нагаец знает эти места не хуже нашего, так что темнота им не помеха. Опередили мы их не больше, чем на два ночных конных перехода.
— Где ждать ордынцев? — нетерпеливо спросил сотник.
— От Гнилого ручья на Литву две дороги, — ответил дозорный. — Когда станет ясно, какую они выберут, наши еще гонца пришлют. Мои хлопцы продолжают неотступно вражий след держать.
— Не упустим? — взглянул на атамана Андрей.
— Не тревожься, — весело улыбнулся тот. — Коли уселись ордынцам на хвост, никуда им от нас теперь не уйти и не деться. Никто лучше нас этих мест не знает, мы здесь хозяева. Так что готовь с Гришей своих кольчужников к встрече дорогих гостей…
Радость атамана оказалась преждевременной. Около полуночи перед ним стоял другой вестник, на этот раз от одного из тех дозоров, что были отправлены осторожным Дорошем в сторону литовской границы.
— Атаман, в полутора переходах от тебя конники Ягайлы, — едва переведя дух и не соскочив с коня, залпом выпалил он. — Пятьсот мечей, держат путь в степь. Ведут их три проводника-крымца.
Дорош нахмурился, зло дернул длинный ус.
— Что молвите, друга? — спросил он, глядя на сотников. — Зачем пожаловали литовцы в наши края, что им здесь понадобилось?
— Неужто идут по нашему следу? — предположил Григорий. — Не должно быть такого, от погони мы оторвались в первый же день. Здесь наверняка что-то иное.
— Верно, Гриша, и мне сдается, что не из-за нас погнал Ягайло в степь пять сотен своих латников, — задумчиво проговорил атаман. — Буду я проклят, ежели эта полутысяча не идет навстречу гонцу из Орды. Встретятся, где договорились заранее, и никакой черт татарве страшен не будет. Московские заставы тишком обошли, а чтобы и дальше с гонцом ничего не приключилось, Ягайло выслал ему собственную охрану. Вот почему ордынцы шли от Дона лишь одной сотней.
— Думаю, атаман, ты прав, — сказал Андрей. — Но сколько бы ни было степняков и литовцев и как бы они ни хитрили, грамоту мы должны отбить. Не тебе объяснять, что она для Руси значит.
— Сдается мне, что ничего не получится у Мамая и Ягайлы с их затеей, — усмехнулся Дорош. — Имеется у меня думка, как оставить этих мудрецов в дурнях.