«На картофельном поле у бабушки в де-ревне», – любезно подсказал мне внутренний голос.
– У дворника должна быть лопата, он же чем-то снег зимой убирает! – сообразила Юля.
– Айда к дворнику!
Мы побежали в прихожую и уже там, глядя, как Юля с гримасой отвращения на лице заталкивает ноги в мокрые туфли, я вспомнила, о чем хотела спросить подружку еще вчера:
– Слушай, а ты-то сама где была, когда я вела неравный бой с Чучундрой?
Юля замялась.
– Ну-у-у-у?!
Я поставила руки в бока.
– Признавайся, где ты шлялась, подруга?
– Почему сразу шлялась, я просто пошла погулять перед сном, – заюлила Юля.
– Ты не пошла, ты сбежала, – уличила я обманщицу. – Тайно! Предварительно постаравшись внушить мне ошибочную уверенность в том, что ты уже легла и крепко спишь!
Юля вздохнула и пожаловалась:
– Ты бередишь мою сердечную рану.
– Которую? – хладнокровно уточнила я.
По количеству ран на квадратный сантиметр сердечной мышцы с Юлей мог бы соревноваться разве что безответно влюбленный печальный Пьеро. К счастью, эти ее ранения болезненны, но не смертельны.
– Ту, которую нанес мне Леонард.
Голубые глаза подружки то ли заслезились, то ли затуманились.
– Который? – повторила я. – Я знаю как минимум троих: Леонардо Ди Каприо, Леонардо да Винчи и Леонард Коэн.
– Коэн? – заинтересовалась Юля. – Это еще кто?
– Канадский поэт, писатель и певец.
– А что он поет?
– Что надо, то и поет, не заговаривай мне зубы! – Я решила, что сейчас не время для лекции по истории зарубежной литературы. – Что там еще за Леонард у тебя, давай говори!
Юля присела на тумбочку для обуви и взмахнула сырой туфлей, как фея волшебной палочкой.
Поскольку никакой Леонард после этого в нашей прихожей не материализовался, я повторила:
– Рассказывай!
– Мой Леонард, он…
Подружка мечтательно прижмурилась.
– Он умный, как да Винчи, красивый, как Ди Каприо, и галантный, как Боярский в роли шевалье де Брильи в кино про гардемаринов…
– Боярский как-то выбивается из ряда Леонардов, – заметила я.
– Почему? – Мечтательница открыла глаза.
– Хотя бы потому, что он не Леонард. А у твоего-то Леонарда фамилия имеется?
– Наверняка имеется, – подружка пожала плечами. – Только я ее не знаю.
Путем экспресс-допроса, без промедления проведенного мною тут же, в прихожей, выяснилось, что Юля вообще ничего о своем Леонарде не знает. Даже его настоящего имени, потому что всем (кроме Юли) понятно, что назваться Леонардом на Фейсбуке запросто может любой Колян, Толян или Вован.
– Короче, я резюмирую: ты, идиотка этакая, в очередной раз познакомилась с фиг знает каким хмырем в Интернете и побежала к нему на свиданку фиг знает куда?! – Я возвела очи вверх, призывая потолочное перекрытие, чердак и невозмутимые небеса над ним в свидетели девичьей глупости.
– Почему – фиг знает куда? – Глупая девица вяло попыталась оправдаться: – Не фиг знает куда, а в телефонную будку на углу у супермаркета.
– Ку-да?! – Я выкатила глаза.
Свидание в тесной телефонной будке наверняка предполагало плотный телесный контакт. Ох, и пройдоха этот Леонард, он же Толян, он же Вован!
– Ну, а что такого?
Юля поморгала, осушая и проветривая лазурную голубизну наивных глаз.
– Шел дождь, не стоять же мне было под открытым небом, кем бы я стала – мокрой курицей? По-моему, совершенно естественно было назначить свидание в помещении, а кафе уже закрылись, не на вокзале же нам было впервые встречаться?
– По-моему, совершенно естественно было бы перенести первую встречу на светлое время суток и именно в кафе или в другое людное место! – Я постучала согнутым пальцем по виску. – Ты вообще соображаешь, что делаешь?
– Ах, Поля, я в отчаянии!
Юля всплеснула сразу двумя туфлями.
– Мне скоро двадцать пять, а у меня нет ни мужа, ни даже жениха и уже никаких надежд на его случайное появление! С этим же нужно что-то делать, нельзя и дальше сидеть сложа руки!
Она звучно хлопнула по коленкам зажатыми в руках туфлями и громко всхлипнула.
– Спокойствие, только спокойствие! – Я поняла, что наступила подруженьке на больную мозоль, и поспешила дать задний ход: – Ничего пока не потеряно, тебе даже двадцати пяти еще не исполнилось, еще рано отчаиваться!
– Можно подумать, за оставшиеся до моего двадцатипятилетия два месяца что-то радикально изменится, – горько усмехнулась подруга. – Можно подумать, мой суженый ждет меня за дверью!
Она шмякнула туфли на пол, вбила в них ноги, встала, решительно потянулась к вешалке и сокрушенно зацокала языком:
– Ц-ц-ц, а пончо-то я не просушила!
– Ты потащилась на свиданку в дождь в настоящем мексиканском пончо из натуральной шерсти ламы?! – Вот тут я по-настоящему ужаснулась. – Юлька, оно же полиняет и сядет!
– Типун тебе на язык! – огрызнулась подружка и с мокрым пончо в руках убежала на балкон – вывешивать дорогое и красивое одеяние на просушку.
– Чем только не пожертвует глупая девушка ради обручального колечка! – вздохнула я, дожидаясь возвращения Юли.
Она пришла, сдернула с вешалки плащ и со словами:
– Все, хватит сопли пускать, нам еще зеленый труп хоронить! – распахнула наружную дверь.
И мы обе замерли на пороге.
– Д-доброе утро, – неуверенно сказал мужчина, высящийся на коврике под дверью.
– Ма-ма, – по слогам сказала Юля, впиваясь в незнакомца, ожидавшего под дверью, взглядом цепким и пронзительным, как колючки Чучундры, царство ей небесное.
На чью-либо маму мужчина ни капельки не походил, а вот на Леонардо Ди Каприо, не к ночи будь помянут, чем-то действительно смахивал: тоже смазливый блондин с проникновенным взглядом и обаятельной кривой улыбочкой.
– Надо же! Он ждал тебя за дверью! Неужто это знак?! – Мой потрясенный шепот прозвучал эхом невысказанной Юлиной мысли.
– Молодой человек, вы ко мне? – грудным контральто спросила Юля и переступила с ноги на ногу, принимая выигрышную позу, в которой она обычно фотографируется.
– Извините, это не ваше? – невпопад ответил незнакомец.
Мы с Юлей синхронно перевели взоры в направлении, заданном его указующим перстом, и неприятно задумались.
На холодном бетонном полу лестничной площадки в неуютной позе помещался еще один незнакомец. На Леонардо Ди Каприо он не походил нисколько.
Он походил на ворону, потому как одет был во все черное, включая бейсболку, твердый козырек которой торчал, как клюв.
Ворона эта, похоже, была уже дохлая. Незнакомец не шевелился и, кажется, не дышал, лежа затылком в подозрительной темной луже.
– Вы упомянули какой-то зеленый труп, вот я и подумал… – промямлил живой незнакомец.
Я молча потянула Юлю за рукав и захлопнула дверь перед носом бестактного типа.
– Что-то я не понимаю, – подружка свела глаза к переносице и нахмурилась. – Вот это что сейчас было, а? Чудесное явление мне суженого или как?
– Ага, сразу двух суженых – на выбор! – нервно хмыкнула я. – Хочешь – живого бери, хочешь – мертвого! Слушай, ну до чего некстати ты ляпнула про зеленый труп!
– Я же имела в виду кактус!
– А мужик-то не знает!
– Так надо ему объяснить!
С легкостью подвинув меня в сторону, Юля вновь широко распахнула дверь.
Живой мужик никуда не делся, так и стоял на коврике, озадаченно моргая, только руку, поднесенную к кнопке звонка, успел опустить.
Мертвый мужик, к сожалению, тоже не развоплотился.
– Юлька, не подходи к нему, натопчешь рядом, потом не отмажемся, – быстро сказала я подружке, явно нацелившейся переступить порог.
Подружка кивнула, показывая, что поняла и приняла мои резоны, и сладким людоедским голосом пропела:
– Вы заходите, молодой человек, заходите, не стесняйтесь!
Одновременно она выбросила вперед руку и мощным рывком втянула незнакомца в прихожую.
Я поспешила закрыть за ним дверь.
– А вот теперь поговорим, – довольно зловеще молвила моя подружка. – Во-первых, кто вы такой?
– Как вам сказать, – допрашиваемый подозрительно замялся. – С чего начать, я не знаю… Ну, я боксер…
– Да хоть синхронный бильярдист! – отмахнулась Юля – она ни разу не спортивный фанат. – Имя у вас есть?
– Э…
– Эдик?
– Не подсказывай ему ответы, – вмешалась я.
– Эдик, – согласился допрашиваемый.
– Видишь, человек просто заикается, – сказала мне Юля.
– Еще бы! – Я вспомнила неподвижное тело на лестничной площадке. – Я бы вообще онемела, если бы труп нашла!
– Кстати, о трупе, – Юля непринужденно сменила тему и оглянулась на комнату, где осталась лежать Чучундра. – Нам ведь по-прежнему нужна лопата!
– Закапывать будете? – живо поинтересовался Эдик.
Слишком живо для заики.