Арина с восхищением смотрела на Витю. Творение его рук было прекрасно. Правда, они с Костиком тоже помогали Вите. Помощь эта была небольшая. Подержи, подай, отрежь, приклей... Но тем не менее это была совместная работа - кто-то бегал по всему городу и искал тонкую серебристую бумагу, кто-то покупал непрозрачный полиэтилен и резал его на точно вымеренные сегменты, кто-то долго стоял и держал на вытянутых руках готовые части будущей летающей тарелки, которые ещё не склеились...
И теперь эта сложная конструкция, разложенная на широком столе, просто радовала глаз. Конечно, с близи было понятно, что все это - творение человеческих, а не инопланетных рук. Тонкие рейки, образующие диск с башенкой сверху, натянутый на рейки полиэтилен, серебристая бумага, напоминающая какой-то странный металл, фольга, мерцающие, точно настоящие бортовые огни летающей тарелки, стразы из переливающегося пластика.
- Ух, если это увидеть в небе, да ещё тогда, когда уже смеркаться начнет... От настоящей летающей тарелки точно не отличить. - не переставая любоваться воплощением своей мечты, говорила Арина. - А то что у нас в городе ничего не происходит, ведь правда? С появлением тарелки такое тут начнется... В общем, молодец ты, Витя!
- Теперь бы только чтоб с запуском все удачно получилось . - вздохнул Витя.
- Постараемся. - уверенно проговорила Арина. - Ладно, после седьмого урока мы приходим с Шибаем к тебе. А перед учителями мы тебя отмажем. Не волнуйся.
Глава II
У куста барбариса стою...
Антоша Мыльченко, рукой загородив от солнца лицо, меланхолично рассматривал увядшую клумбу.
"Да, совершенно понятно. - думал он. - Ничего у меня не получается. Никто меня не любит... Только издеваются. Увял мой талант, как эти цветы. Я один. Грустный, никому не нужный. В печали мое творческое сердце, гнетет его мировая скорбь... Тревожат судьбы человечества. Стихов больше не могу писать, а уж поэм тем более! Ненужный я, никуда не годный. Человечеству от меня только проблемы..."
- Да, Балованцева права, Гуманоид наш что-то явно не в себе. издалека приглядываясь к Антоше, сказал Костя.
- А он когда-нибудь бывает в себе? - заметил Мамед.. - Так, к качелям засеменил. И точно, дело серьезное. Давай-ка, Костик, подберемся поближе.
- И ни любви, ни радости, ни творческого воплощения не получает мятежная душа моя... - бормотал Антон, раскачиваясь на качелях и болтая ногами.
- Эй, Антошка, как жизнь-то? Нормалёк? - весело крикнул ему Мамед. Качаешься, что ли?
- О, вот ещё мучители мои... - обреченно произнес Антон. - Качаюсь... А что мне ещё остается?
- Как - что? - бодрым голосом сказал Мамед. - Жить, Антоша, учиться и бороться!
- Ах... Не за что мне в жизни бороться. Я проиграл в этой суровой борьбе. Ничего у меня не получается...
Костя Шибай остановил Антошины качели.
- Ну ты и крендель! - заявил он. - Не за что бороться. Там, понимаешь, девушка на лестнице в школе стоит, вздыхает и, по-моему, портрет твой в руке держит. А он тут...
Антошино настроение резко сменилось. Он пристально посмотрел на Костю, потом на Мамеда.
- Мой портрет? Да? А вы меня не разыгрываете?
- Ни в коем случае. - отрезал Костя. - Мы констатируем факт.
- Факт... - Антоша хорошо знал значение этого слова. - А кто она?
Мамед посмотрел на него, как на чудо природы.
- А ты сам не догадываешься?
Антоша схватился ладошками за щеки.
- Я...Я даже подумать боюсь. Неужели Арина Балованцева?! Ведь я её хотел через ручей перенести, как Тристан Изольду! И пригодиться обещал...
Костя и Мамед переглянулись.
- Ну и тормоз же ты, Антоша. - покачал головой Костя. - Про вас уже вся школа говорит. Ну, подумай получше, напряги свое творческое воображение. Представь себе ЕЁ на ступеньках...
- Какого этажа?
Костя и Мамед посмотрели на него с сожалением.
- Стоит она на лестнице, между вторым и третьим этажом, грустная такая, молчаливая... - Мамеда понесло. - И время от времени...м-м-м... портрет целует!
- Правда? И действительно мой портрет? Да кто же она? Кто?
- Догадайся, Антон, с трех раз. Идет мимо директор школы, а эта прекрасная дама все стоит, гремит ведрами уборщица, бегут малолетки... А она каждую перемену на посту, грустью обливается, портрет к сердцу прижимает...
- И раз в три минуты повторяет твое имя. - добавил Костя, потому что Мамед что-то уж совсем разошелся.
- Ой. И кто ж на такое отважится? - изумился самокритичный Антоша. Но обрадовался этой вести невероятно. - Я хочу к НЕЙ бежать, я уже весь на крыльях любви! Значит, в нашей школе, на лестнице между вторым и третьим этажами?
- Ага. - кивнул Мамед.
Антон Мыльченко галопом бросился в школу. Он не обратил никакого внимания на строгую дежурную в дверях, напрасно она пыталась схватить его за курточку и не пустить в школу.
- Мамед, а мы ничего, не переборщили? - неспеша направляясь вслед за Антошей, спросил у приятеля Костя. - А вдруг она его с лестницы спустит?
- Да не должна. - уверенно заявил Мамед. - Она мирная девчонка. Кстати, мы же с тобой ему про одного и того же человека говорили, правильно?
- Надеюсь. - усмехнулся Костя. - Ох, только бы все мордобоем не кончилось...
Радость Антоши зашкаливала. Не замечая ничего вокруг, он бежал вперед, прыгал вверх через две ступеньки. Антон ещё не знал, кого именно он увидит на месте свидания, все было так таинственно - а значит, так, как надо.
"Нет, меня действительно не обманули! - увидев на лестничной площадке одинокую девчоночью фигуру, в восторге подумал он. - И даже портрет в наличии! Ах, мои верные друзья Костя и Мамед, спасибо!"
Девочка медленно ходила туда-сюда и что-то держала в руках. Антоша конечно же узнал её - и обрадовался этому ещё больше.
- Ау, это я! - бросился к девочке Антоша и закрыл ей глаза ладошками. - Ку-ку!
- Ой, кто это? - испугалась девочка. - Что ещё за ку-ку? Хватит шутить!
Девочку звали Зоя Редькина. С первого класса она сидела за одной партой с Антошей. Уж каких только фокусов она не натерпелась от своего беспокойного соседа, сколько раз она помогала ему, защищала от нападок. Но недавно терпение кроткой и доброй Зои Редькиной лопнуло. В последнем стихотворении, посвященном ей, Антон назвал её лягушкой. Зоя даже листок выронила от огорчения, когда это увидела. И сколько ни просил её Антоша дочитать стих до конца и увидеть, что на предпоследней строчке его стихотворения написано, что эта лягушка - царевна и поэтому превращается в увешанную золотом и бусами красотку, Зоя была непреклонна. Она попросила учителей рассадить их с поэтом за разные парты. И, кажется, до сих пор была вполне довольна этим.
..."Она страдает и тоскует! - в восхищении думал Антоша, убирая свои ладошки от Зоиного лица. - Наконец-то! Поняла, что хочет вернуться!"
- Ты... - начала Зоя, но Антон перебил её.
- Ах, Зоя, ничего не говори! Как это прекрасно - ты и я!
- В смысле? - не поняла Зоя и подергала себя за тонкую рыже-пегую косичку.
Антоша только набрал побольше воздуха и собрался что-то сказать, как прозвенел звонок. Зоя бросилась бежать по лестнице. Антоша схватил её за руку.
- Звонок на урок не сможет разлучить нас, Зоя! - крикнул он. - Мы ещё встретимся!
- Это зачем еще? - удивилась Редькина.
Антоша увеличил скорость, оказался впереди Зои и перегородил ей дорогу.
- Я буду ждать тебя сразу после уроков. У школы. - запыхавшись, проговорил он. - Там, возле зарослей барбариса. Приходи! Это очень важно!
Зоя Редькина с сомнением посмотрела на него и кинулась в кабинет русского языка. Уже после учительницы Антоша тоже вбежал в класс и все уроки напролет бросал на Зою пронзительные взгляды. Зоя даже двойку за словарный диктант получила и подумала, что это все из-за того, что Мыльченко на её как гипнотизер пялился. Антоша же радостно вертел головой, подмигивал всем своим многочисленным спасителям, думая только о предстоящем свидании. И ему казалось, что творческий кризис миновал.
- Ну, как наш Мыльченко? - между уроками спросила Арина у Кости и Мамеда.
- Все с ним наладилось. - заверил её Костя. - Мы его вместо тоски и грусти на Редькину переориентировали.
- Теперь ребята не соскучатся. - добавил Мамед.
У куста барбариса стою
И стихи о любви говорю...
Жмурясь на солнце, которое то и дело выглядывало из-за тучи, повторял про себя Антон. Едва закончился последний урок, он бросился на улицу и занял пост на месте будущего свидания.
И теперь у ободранных низеньких кустиков он ждал Зою и размышлял: "Великому писателю необходимо быть влюбленным! Любовь - двигатель искусства! Так, надо встать поживописнее. Правую ногу чуть вперед, так. Хорошо было бы, если б ветер кудри развевал...."
Антон повертелся в разные стороны, но ветер, как нарочно, ниоткуда не дул. "Ладно, ветра нет, кудрей тоже. - подумал Антон. - Будем брать другим."
Из дверей школы показалась Зоя Редькина. Увидев её, Антон активизировался, замахал ей руками. Антоша очень хотел, чтобы в этот момент, как в фильме, заиграла лирическая музыка. Но откуда она могла взяться? Антоша это прекрасно понимал. Что ж, решил он, на нет и суда нет. Поэтому Антон просто бросился Зое навстречу.