Он догадался, что причиной собачьего скулежа была вовсе не недоступность внезапного врага, пришедшего из тьмы. Псина теперь жалась невидной тенью к стене и негромко, утробно выла. Чуяла проклятого младенца.
Кварк уже понял, что место обитаемо, а искать другое он не собирался. Ублюдок успел осточертеть ему.
Невдалеке на высоком столбе тускло горел фонарь. Свет его был синим и почти не разгонял темноту вокруг. Кварк лишь различил темные очертания строений позади фонаря. И то, рядом с которым он находился, и те, напротив, были похожи на бараки лесодобытчиков.
Скрипнула открывшаяся дверь, и Кварк увидел высветлившийся на земле прямоугольник, перечеркнутый бесформенной тенью. Потом тень слилась с темнотой, и из-за угла вынырнул яркий луч фонаря.
— Чтоб тебя, окаянная животина, — раздался голос, хриплый, но явственно женский. — А ну заткнись, глоткодер, не то… Э, это еще кто тут?
Луч фонаря прошелся по Кварку и ослепил его, остановившись на лице. Тот поднял руку, закрываясь.
— Ты кто такой? Чего тут шляешься? — грубо спросили его.
— По делу, — угрюмо ответил Кварк. — Убери фонарь, женщина.
— Какому еще делу? Здесь частная территория. — Луч света скользнул вниз. — Э, а это у тебя что там? Кукла?
Кварк видел лишь силуэт женщины, но было ясно, что она не старая, в одной только рубашке и накидке на плечах и, кажется, чуть-чуть на «стимуле». Это значило, что ему нечего опасаться. Нужно только взять инициативу в свои руки. «Стимульные», несмотря на внешнюю враждебность, доверчивы как котята.
— Это… ребенок, — сказал Кварк и шагнул к женщине. — Маленький, беззащитный ребенок. Я должен оставить его здесь, понимаешь? Я не могу держать его у себя.
— Ну… — неуверенно проговорила женщина и тут же, замахнувшись фонарем, прикрикнула на тихо подвывающую псину: — Заткнись, сказала. Развылся тут, дармоед… Пошли в дом, — кивнула она Кварку.
«Дом» оказался небольшой конурой разделенной пополам тонкой стенкой. Перед тем как войти, Кварк разглядел еще несколько дверей по фасаду здания, ведущих, очевидно, в такие же убогие норы.
Внутри жилища стоял густой смрад от лежалого нестиранного тряпья, женской нечистоты и развешанных всюду травяных пучков. Единственное окно было глухо запечатано. Кварк, морщась от вони, сложил младенца на невысокой тумбе у входа и сел на табуретку, оглядываясь.
— Чего, не нравится? — Женщина скривила в усмешке лицо и сложила руки на груди.
Теперь Кварк видел, что она совсем не уродина, как решил вначале, и несмотря на нечистоплотность, наверняка может возбуждать.
— Кто тут живет? — спросил он, не ответив на ее глупый вопрос.
— Мы тут живем. Община.
— Кого община?
— Камнепоклонников. — Женщина снова коряво усмехнулась и скосила глаза на кончик носа, став похожей на ведьму.
— Угу, — ответил Кварк и задумался. Потом спросил: — Жрать у тебя есть?
Женщина пожевала губами и дернула плечами. Затем пошла во внутреннюю комнатенку, поискала там и вынесла обломанную с краю большую булку и холодный, засохший кусок мяса, облепленный хлебными крошками. Кварк молча и долго жевал языческое угощение, думая о том, едят ли камнепоклонники камни и если едят, то хорошо, что он не обязан уважать их обычаи.
— Тебя как звать? — спросил он наконец, вытерев губы ладонью.
— Квеста.
— Ну вот что, Квеста, — сказал Кварк, замолчал и, открыв рот, ковырнул пальцем в зубах. — Воды дай. Если другого нет.
Квеста снова нырнула вглубь жилища и вышла, протягивая бутылку с темной жидкостью. Кварк осторожно хлебнул из горла. Оказалось — какой-то ягодный настой. Он отпил половину и отставил бутылку.
— Ну вот что, женщина, — повторил он. — Младенца тебе оставляю. Делай что хочешь с ним. Хочешь — камню вашему скорми. Хочешь — псине своей отдай.