"ХОЧУ СПАТЬ, А ЗАСНУТЬ НЕ МОГУ. И В ПРОШЛУЮ НОЧЬ МЫ ПОЧТИ НЕ СПАЛИ. С ЧЕГО НАЧАТЬ? Я ТУТ СТАРШИЙ... Я ЗА НЕГО ОТВЕЧАЮ. ХОТЯ КАКОЙ Я, К ЧЕРТУ, СТАРШИЙ?! ДА НЕТ, ВСЕ-ТАКИ СТАРШИЙ! ЕСЛИ С НИМ ЧТО-НИБУДЬ СЛУЧИТСЯ, ОТВЕЧАТЬ БУДУ Я. ТОЛЬКО БЫ НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ. (Зачеркнуто.) НИКАК НЕ ЗАСНУТЬ.
ВДРУГ МЫ ОТСЮДА ВООБЩЕ НЕ ВЫБЕРЕМСЯ? ЕСЛИ КТО-НИБУДЬ КОГДА-НИБУДЬ ПРОЧТЕТ ЭТОТ ДНЕВНИК...
(Опять зачеркнуто.) ПОЙТИ ПРОВЕРИТЬ?.. ДА ЧТО ТАМ ПРОВЕРЯТЬ!"
"ВСЕ-ТАКИ ХОДИЛ, ПРОВЕРЯЛ. ЧТО? САМ НЕ ЗНАЮ.
ТУЧИ КАК НЕСУТСЯ, ЖУТЬ! ПОДОЖДЕМ УТРА. ВСЯ-ТО БЕДА КАК РАЗ В ТОМ, ЧТО Я ТУТ СТАРШИЙ. ОН-ТО СПИТ, А Я МУЧАЙСЯ. ВОТ УЖ НЕ ДУМАЛ, ЧТО КОГДА-НИБУДЬ БУДУ ЕМУ ЗАВИДОВАТЬ. НУЖНО ПОСТАВИТЬ ЭКСПЕРИМЕНТ, ПРИДУМАТЬ И ПОСТАВИТЬ. ПОТОМУ ЧТО Я... ОПЯТЬ НИЧЕГО НЕ ЛЕЗЕТ В ГОЛОВУ, КРОМЕ СЛОВА "СТАРШИЙ".
"ЧЕГО ЗАДУМАЛ! У МЕНЯ, МЕЖДУ ПРОЧИМ, ТОЖЕ ЕСТЬ МЫСЛЬ. ТОЖЕ МНЕ, СТАРШИЙ! СПОКОЙНОЙ НОЧИ, СОНЯ!"
Я лежал, но сон не шел. Медленно ворочались какие-то ватные мысли. И вдруг я вспомнил о чемодане с барахлом, который был у нас помимо рюкзаков.
Чемодан как чемодан. Но почему я вспомнил о нем сейчас? Мне мешала Чапа, искавшая что-то вокруг палатки. Но и чемодан этот проклятый тоже не давал спать. Когда Чапа затихла, мне вдруг почудилось, что я встал, вылез из палатки и отправился на поиски злополучного чемодана. Но тут же я вспомнил, что, к счастью, он валяется рядом с входом в палатку, и, следовательно, совсем не нужно его искать. И я начинал гнать мысли о нем прочь. Но они возвращались.
И тогда я снова вставал и снова шел за своим идиотским чемоданом. Странное и неприятное это было чувство. С одной стороны, я прекрасно понимал, что сплю, а с другой - видел, как шарю вокруг палатки. Ужасно!
Ведь сквозь ее пол я видел блестевший под месяцем ракушечник, по которому ступали мои ноги. Это не был сон, это было что-то совсем иное. Вот, пожалуйста, я вновь брожу вокруг палатки. Ну что ты скажешь! Как несутся тучи, боже мой, как они несутся! - темная сеть с рваной ячеёй. Холодно. Ракушечник блестит, все залито мерцающим светом. Мамочка моя, мама, как страшно на острове! Чуть колышется полог палатки, которого касается моя голова, и спокойно дышит брат.
Только бы мне найти этот проклятущий чемодан - может быть, тогда я усну...
- Чемодан,- проговорил вдруг Лот совершенно отчетливо.
- Что? - спросил я и включил фонарь.
- Я тебе говорю: чемодан,- ответил Лот.
Я замер. В палатку заглядывал месяц. И без фонаря было видно, что брат крепко спит.
- Что ты знаешь про чемодан?- спросил я.
- Мы не проверили чемодан,- сказал он все так же, не просыпаясь.
Если бы ответы брата были несвязны, я бы решил, что это обыкновенное ночное бормотание, какое бывает у многих. Но он отвечал связно.
- Что нужно проверить? - еще раз спросил я.
- Нужно проверить чемодан. Я тебя прошу. Разве ты не понимаешь, о чем я тебя прошу?
На четвереньках я вылез из палатки. Причем Лот попросил:
- Не наступи на ногу!
Что было делать? Шарахнулась и отбежала Чапа.
Светлело. Над островом еще висел месяц, но скоро с востока должно было подняться солнце, там уже все порозовело и приготовилось к его появлению. И опять ночь была ненастоящей, бутафорской, какие бывают в театре. Из-под маяка поднимался туман. Ветром, дующим мне в спину, срывало его верхушки и несло в море. Голубым светом фосфоресцировал ракушечник.
И стояла полная тишина, какая бывает в кино при выключенном звуке. Темнели обломки хибары. Во все стороны щетинились доски. Рядом валялся чемодан.
Двойственное чувство, которое я никак не могу в точности передать, вспыхнуло вновь: только теперь я видел самого себя, входящего в палатку с чемоданом,-с одной стороны, а с другой - Лота, спящего все в той же позе на подложенной под голову руке. И я открывал глаза и видел Лота. А тот, другой "я", открывал глаза и разглядывал меня.
"РЫБЫ НЕТ. ЧАПА НЕ СЛУШАЕТСЯ И ОГРЫЗАЕТСЯ, ХОТЯ ПОВСЮДУ ТАСКАЕТСЯ ЗА НАМИ СЛЕДОМ. КОГДА ПЫТАЕШЬСЯ С НЕЙ ЗАГОВОРИТЬ, ОНА ШАРАХАЕТСЯ И НЕДРУЖЕЛЮБНО СМОТРИТ ИЗДАЛЕКА. ЧТО-ТО ОНА ОПЯТЬ СКРЫВАЕТ. ЧТО?"
К этому времени мы уже начали понимать, что на острове работал какой-то механизм, разобраться в котором мы были не в состоянии. Я и брат мучились одним и тем же вопросом: какая роль отведена нам в существующей системе событий? То, что это система, видно из дневника, который я поначалу завел только для того, чтобы собрать путевые наблюдения для поступления на факультет журналистики, куда из-за двойки по сочинению так позорно провалился в начале лета. Не давало нам покоя и поведение собаки. Чтобы до конца выяснить наши с ней отношения, однажды мы не оставили ей еды. И ничего не произошло. Она кудато умчалась и позже явилась сытая. То же повторилось и на следующий день. В одну из ее отлучек Лоту пришла в голову мысль, что еда - одна из основных проблем обитателей острова. С некоторых пор и для нас это стало проблемой: мы сидели на сушеном картофеле.
И эти скудные запасы подходили к концу. Очень кстати оказались мидии, в изобилии водившиеся в заливе. За ними даже не нужно было нырять - стоило побродить по мелководью. Так что по сегодняшней нашей пище можно было заключить, что мы - два несчастных робинзона, застрявших на острове без средств к существованию. Я бредил идеей эксперимента, который не только не мог осуществить, не мог даже придумать.
Лот также чем-то мучился, опять вокруг него в беспорядке были расставлены пустые банки со спитым чаем.
Третий день над островом висело белое солнце. Море было пронзительно синим. Несколько раз по горизонту проходили призраки кораблей, и мы, скорее по привычке, кричали им вслед и размахивали руками. Неторопливые призраки все так же проходили мимо, не замечая нашего острова.
К этому времени я-как раз успел обдумать эксперимент, имевший целью выяснить, действительно ли мы с братом играем какую-то роль в происходящих событиях. Являемся ли мы только пассивными наблюдателями, или от нас что-то зависит? В результате вечерних да и ночных наблюдений я заметил, что сероватая плесень, кое-где появившаяся на ракушке, вокруг костра не селится. Там же, где тепла нет, особенно на террасах под маяком, эта плесень образовала целые колонии. Таким образом, выходило, что единственно доступной нам мерой воздействия на микроклимат острова являлось тепло. Но, с другой стороны, я отметил, что вокруг хибары и палатки, где ступали наши босые ноги (особенно на берегу, там в мазуте остались отпечатки наших следов), эта плесень цвела особенно интенсивно.
След, например, она заполняла полностью, но не вылезала за край. Вот я и решил попробовать разжечь как можно больше костров и таким образом несколько поднять температуру воздушной среды над островом, увеличить энтропию. Откуда у меня появилась эта бредовая идея, не знаю. Приснилась. Конечно, как я понимал, повышение температуры возможно было лишь самое незначительное, да и то в непосредственной близости к источнику тепла. Для исполнения задуманного нужно было лишь выбрать место и время да натаскать дров из бухты. И я поделился с братом идеей. Он сказал:
- Только костры мы с тобой расположим таким образом... - и очертил по ракушке круг.- А вот сюда...- он ткнул в середину круга.- Какая все это глупость! - воскликнул он и откинулся навзничь. Я согласился, что все это действительно глупо.
Потом мы таскали дрова.
Костров получилось восемь. Друг от друга метрах в пятнадцати. Сравнительно большой круг на самом защищенном от ветра участке острова под маяком.
Только не там, где обрывалась скала и шли каменные террасы, а с другой стороны, где эта скала выступала из ракушечника. Костры мы не зажигали, ждали наступления сумерек, когда спадет дневная жара и в нашей затее появится хоть какой-то смысл. Однако, посмотрев на заготовленные кучи дров. Лот вдруг захохотал.
Да, идея была нелепа. Более того, она была нелепа до такой степени, что могла прийти в голову только умалишенному. Поиздевавшись друг над другом вволю, мы поднялись и побрели в палатку. Радовали две вещи: дрова теперь оказались поблизости, и остатки здравого смысла в нас все же сохранились. Появилась также полная определенность: ничего мы сделать не можем, будем ждать, покуда нас снимут с острова. Теперь мы ложились спать с таким чувством, как когда-то собирались с вечера в школу: ночью в мире что-то происходило, поэтому утро всегда было другим - загадочным и пугающим.
"ВОТ И ЕЩЕ ОДНА НОЧЬ. СУДЯ ПО ЗАПИСЯМ - ДЕСЯТАЯ. ХОТЯ, МОЖЕТ БЫТЬ, ЧТО-ТО УЖЕ ПЕРЕПУТАЛОСЬ.
КАКИМ БУДЕТ ЗАВТРАШНИЙ ДЕНЬ?"
Мы лежали в палатке и дожидались наступления темноты. Звуки были знакомые. Вот прошуршал уж, хлопнул углом брезент. Чапа скульнула во сне, плеснулась в воде мелкая рыбешка, ветер зашелестел бумагой, под маяком отвалился камень и ухнул в бухту.
Пролетела муха - длинная трассирующая дуга от головы палатки на улицу. Звуклодочного мотора... Звук чего? Мы вскочили: звук прилетел не с того места, что в прошлый раз, а прямо из бухты. Едва не обрушив палатку, мы вылетели наружу.