— Не надо.
Человек оглянулся. На лице его была написана мука, боль, которую хотелось поскорее заглушить.
— Не надо, — повторила Оксана, и пояснила: — Таблетка скоро подействует, а пить сразу много — вредно.
Она не знала точно, сколько это — много. Быть может, ему как раз мало будет одной таблетки? Человек колебался недолго. Два белых кругляшка лежали на его ладони, один из них человек все-таки забросил себе в рот, второй опустил в карман старых спортивных штанов и присел на ступеньку лестницы. Ждать…
И только теперь Оксана обратила внимание на его одежду. Казалось, будто его одели в вещи разных и по размерам, и по вкусам людей. Старенькие, кое-где поштопанные теплые штаны, из-под которых выглядывали большие, явно не по размеру, ботинки, свитер, тоже не новый, но чистый, аккуратный, а под ним, кажется, еще один. Поверх всего спортивная курточка с пропалинкой от сигареты на левом рукаве… "Не иначе как всей палатой одевали" — подумала Оксана, и на душе стало немного теплее — не остались все-таки безразличными, вступились. А как заступничество не помогло — так хоть одели.
Наверное, таблетка подействовала. Человек прикрыл глаза и глубоко вздохнул. Потом снова посмотрел на Оксану с робкой благодарностью, и опустил лицо, глядя на носки подаренных ботинок. В воздухе незаметно возникли белые пушинки снега. Уютно кружась, они падали и падали на землю, а Оксана стояла почти неподвижно у деревянных перил и следила за тем, как постепенно седеет мерзлый асфальт.
______________________
Получая высокое звание врача и приступая к профессиональной деятельности, я торжественно клянусь:
— честно исполнять свой врачебный долг, посвятить свои знания и умения предупреждению и лечению заболеваний, сохранению и укреплению здоровья человека;
— быть всегда готовым оказать медицинскую помощь, хранить врачебную тайну, внимательно и заботливо относиться к больному, действовать исключительно в его интересах независимо от пола, расы, национальности, языка, происхождения, имущественного и должностного положения, места жительства, отношения к религии, убеждений, принадлежности к общественным объединениям, а также других обстоятельств;
— проявлять высочайшее уважение к жизни человека, никогда не прибегать к осуществлению эвтаназии;
— хранить благодарность и уважение к своим учителям, быть требовательным и справедливым к своим ученикам, способствовать их профессиональному росту;
— доброжелательно относиться к коллегам, обращаться к ним за помощью и советом, если этого требуют интересы больного, и самому никогда не отказывать коллегам в помощи и совете;
— постоянно совершенствовать свое профессиональное мастерство, беречь и развивать благородные традиции медицины — КЛЯНУСЬ.
Следующий шаг
Нас много. Нас очень много. Хотя, если подумать, пара миллионов — это все же чудовищно мало. Но мы справляемся. Мы помогаем тем, кто держит наш мир у края пропасти, не давая ему сорваться вниз. С каждым десятилетием нам все сложнее становится исполнять свое предназначение, но пока мы не отчаялись — надежда есть.
Мы живем, рождаемся и умираем бесконечно много раз. Мы приходим в мир незаметно, а уходим с яркой вспышкой, зажигая пламя, которое иногда согревает тысячи душ, а иногда — только одну. Мы проживаем человеческую жизнь, не помня ничего о своей природе, но каждый раз, за несколько минут перед смертью, мы вспоминаем…
Я иду по тротуару. Громко стучат каблуки новых лаковых туфель, в лужах отражаются золотистые огни вечерних окон. Эти блики многое мне напоминают… Слишком часто я видела огонь изнутри. Трижды. И это очень много. Я хорошо помню обжигающую ласку языков костра.
В последний раз я уходила ярко, на виду нескольких тысяч людей, и их полные кровожадного возбуждения взгляды обжигали душу так же сильно, как огонь — тело. Но я знаю, что не зря горела тогда на центральной площади провинциального городка во Франции — больше здесь не было костров. Значит, нашлись среди тех тысяч люди, чьи души проснулись, воспротивились жестокости, обратились к свету.
Я сворачиваю направо, в арку. Здесь, как обычно, темно, лишь сероватый свет где-то в конце этой черноты освещает облачко напитанного влагой воздуха. Чей-то неосторожный шаг нарушил тишину. Я не пугаюсь, нет. Я знаю, что не одна здесь, под темным сводом арки. И я знаю наперед все, что будет происходить дальше. Осталось немного, лишь несколько минут, несколько страшных минут…
Я знаю, ради кого умру на этот раз. Парнишка из соседнего подъезда, светловолосый. сероглазый… Мы оба, вчерашние выпускники, учились в одной школе, в одном классе. Правда, за все эти годы сказали друг другу едва ли пару слов. Сегодня ты снова с ними, снова, отринув увещевания матери и мрачные слухи о ночных забавах твоих приятелей, сидишь в темной арке и, вместе со всеми, умолкаешь, прислушиваясь к звуку моих шагов.
А ведь тебе предстоит стать известным человеком, ты должен вырастить достойного сына, стать последней надеждой многих отчаявшихся людей. ты нужен будущему, и поэтому сегодня ты станешь свидетелем не "невинной" шалости, а нечеловеческой жестокости. Ты даже попытаешься вступиться за меня, а после пролежишь до утра на грязном асфальте, не в силах подняться, избитый, со сломанными ребрами и вывихнутой рукой. Ты будешь плакать как ребенок, глядя на бездыханное тело в двух шагах от тебя. Ты долго не сможешь спать по ночам, кошмары будут преследовать тебя, и ты будешь просить прощения — у меня, у людей, у неба…
И душа твоя проснется. Ты будешь жить, искупая вину молодости, и никогда больше не свернешь с пути, не отвернешься от света. И всегда будешь помнить обо мне. А я… я тоже буду тебя вспоминать.
Стук каблуков отражается эхом от каменных стен арки. Делаю следующий шаг.
Лебединая песня
Крылья снова беспомощно дернулись и опустились, издав мерзкое чавканье, но ребята не услышали этого, потому как сами производили куда больше шума, хотя, осознавая недозволенность своих действий, переговаривались громким шепотом и не кричали, несмотря на плескавшееся в широко открытых глазах волнение.
— Вон она! Там, там!
Девочка лет восьми, рыжеволосая Ада, подскочила и едва удержалась, чтобы не упасть. На светлой коротенькой юбочке уже чернели маслянистые пятна, за которые мама обязательно будет ругать. Но всегда можно что-нибудь соврать, сказать, что они с ребятами играли в мастерской дяди Толи, который любил возиться со старыми механизмами, разбирая их буквально до винтика, снова собирая и щедро поливая детали технической смазкой. Главное, чтобы мама не догадалась, где они были на самом деле.
Смуглый Рустам продвигался быстрее всех, и думать забыв об одежде. По пояс в черной вонючей жиже, он первым оказался на месте и застыл в трех шагах.
Длинная шея вытянулась, голова повернулась к мальчишке.
— Она плачет, — прошептал Рустам подошедшему Пашке, уверенный, что ему не померещилось. В подтверждение его мыслей раздался негромкий, полный отчаянья и боли крик. Забыв поправить съехавший с кончика носа ворот рубашки, почти не спасавшей обоняние от жуткой вони и испарений, Рустам шагнул к птице.
Под каплями мазута оперение ее оказалось желтовато-белым. Птица снова попыталась взмахнуть крыльями, но перья слиплись и отяжелели. Снова раздался тоскливый крик.
— Подожди, подожди еще немного, — успокаивающе шептал мальчик.
Птица словно послушалась его и покорно склонила длинную шею. Лишь слабо дернулась, когда испуганно вскрикнул Пашка, тоже вовсю перепачканный, но не забывший, в отличие от товарища, снять рубашку на берегу. Его нос и рот закрывала пеленка одной из больших кукол Ады. Перецепившись через лежащую на дне железку, Пашка едва не погряз по горло, но удержал равновесие, и теперь помогал Рустаму нести большую, тяжелую птицу.
Ада, поджидавшая мальчиков ближе к берегу, уже сгорала от нетерпения и любопытства, но увидев почти неподвижную птицу на руках Рустама, тут же принялась всхлипывать от жалости. Так, вытирая рукой слезинки, сбегающие по щекам, Ада брела вслед за мальчиками к берегу, где недалеко от торчащей из бетона трубы была небольшая площадка, на которой ребята разместились, не опасаясь теперь, что их заметят сверху.
Паша открыл банку, и запах растворителя, ударивший в ноздри, показался даже приятным после этой мазутной вони. Девочка намочила платок и принялась вытирать коленку, но отвлеклась от своего занятия и пододвинулась ближе к ребятам, наблюдая, как они растворителем и припасенной в их маленьком тайничке водой чистят перья птицы.
Большие крылья, длинная шея и желтовато-розовые лапки. Вычищенную птицу поставили на бетон и затаили дыхание, ожидая, как себя поведет спасенное существо.