— А Польша?
— Мы не дадим им ничего лучше «Лося Ф». Именно так мы собираемся поблагодарить за то, что они вляпали нас в этот гадкий Вьетнам! Но, заверяю тебя, «Сейбр» будет сбивать японских «Лосей» словно уток. Это и так уже несколько устаревшая машинка...
— Ты не преувеличиваешь?
— А ты как считаешь, почему король назначил меня послом? Анку Потоцкую... Во всех отношениях — женщину! Первым бабским послом в Японии? Это политическая пощечина, нанесенная императору.
— Зачем ты все это мне рассказываешь?
Та ненадолго задумалась. Затем вновь показала свои белоснежные зубки.
— Япония — это битая карта, — повторила она. — Мы собираемся разрешить американцам получить Гаваи назад. Может, Мидуэй, возможно, даже позволим уцепиться за Окинаву... Слишком много выгод мы получаем от торговли, чтобы не подлизаться. Итальянцы в игру не входят. Австро-Венгрия слишком боится собственной тени и чешской революции. — Она глянула на Вишневецкого, но тут же отвела взгляд. — Сейчас Жечьпосполита собирается поставить на Германию. И потому тебя вызвали в Токио.
— Меня?
— Тииииии.... — Анка положила палец на губах. — Все остальное в специальном помещении в посольстве.
Иеремия только пожал плечами. Полицейские на перекрестках покорно отдавали им салют. Толпа на тротуаре время от времени кричала «Виват!»
— У японцев нет собственных реактивных самолетов? — спросил Вишневецкий.
— Имеется... «Тойота «Хирию». Из шести прототипов шесть загорелось во время попытки запустить двигатель. Имеется еще «Honda V7» по краденой германской технологии BMW и «Субару «Хоккай». Знаешь... — подмигнула девушка. — Это японское нечто летает слишком медленно и слишком низко. — Она захихикала. — У «Сейбр» с ними не будет особых хлопот.
Наконец-то автомобиль добрался до помещения посольства. Морские пехотинцы в парадных мундирах спешно открывали ворота. Лимузин бесшумно подкатил к подъезду. Тут же подскочил лакей и открыл дверцу. Вишневецкий помог Анке выбраться, стараясь не глядеть вниз... Это требовало громадных усилий. Не говоря ни слова, они направились в специальную комнату. Потоцкая лично закрыла и проверила двери. После этого включила генератор колебаний.
— Вино? Коньяк? — Она подошла к передвижному бару. — Тут у меня имеется настоящий немецкий бренди из провинции Коньяк! — с улыбкой похвалилась она. — Так как?
— Okay.
— О, Езус... только не говори с этим еврейским жаргоном, прошу тебя.
— Это американский... — Вишневецкий с удовольствием припомнил все штучки Раппапорта из «Сортира». — Но, если ты предпочитаешь мертвый французский или такую же мертвую латынь...
— Не издевайся надо мной... несчастной девочкой. — Анка подала громадный бокал, заполненный коньяком. — Присаживайся, пожалуйста.
Сама она присела напротив. Коленка при коленке, так что даже лезвия американского штурмового ножа невозможно было протиснуть между бедер. Блин!
— Твое здоровье! — Сама она едва намочила губы. — Знаешь, зачем тебя вызвали?
— Рассчитываю на то, что ты меня, Аня, просветишь.
— Okay... — повторила та его словечко и заговорщически подмигнула. — Ты же смеешься надо мной, правда? Это по-китайски? Наверняка какое-то свинство...
— Естественно... На восточно-тонкинском наречии okay означает «снимай трусы».
— Ах ты шовинистическая мужская свинья! — воскликнула девушка, но при этом усмехнулась. Она опустила голову, затем вновь подняла. Глаза у нее блестели. — Теперь я понимаю, почему именно тебе доверили это задание...
— Какое?
— Ты должен жениться на Монике Гитлер.
— Чегоооо??? На ком???
— Моника Гитлер — это дочка Адольфа Гитлера и Евы Браун.
— Да знаю я, кто такая Моника Гитлер, — не сдержался Вишневецкий. — Газеты читаю... — Он упал на спинку кресла. — Что вы еще выдумали???
— Сейчас я тебе все объясню по порядку... — Девушка подняла свою рюмку. Свой бокал Вишневецкий выпил одним духом. — Как я уже говорила, Жечьпосполита намеревается сейчас поставить на Германию. Для этой цели следует, чтобы Монечку, извини за вульгарность, трахал наш человек. Лучше всего, если это будет покоритель женских сердец, как ты... Но не задаром! В твоих жилах течет ведь кровь Гогенцоллернов, правда?
— Я знаю историю собственного рода, — взбешенный, перебил тот.
— Вот именно... Вишневецкий... Какая фамилия! Пришло время покончить с Ягеллонами. Пора уже прекратить подкалывать немцев этой дурацкой битвой под Грюнвальдом! А Вишневецкие? Вы же сражались только на востоке, правда? Никаких тебе стычек между поляками и крестоносцами, никакого вмешательства в покушение на Бисмарка. Идеально чистые руки. Хотя, естественно, русские по данному вопросу имеют другое мнение. Только кто бы там обращал внимание на остатки Сибири?
— Быть может, перейдем к делу?
— Можно. И даже нужно... План был таков. Мы посылаем пятерку представителей наилучшей шляхты на фронт. Немцы отличаются пунктиком относительно военной службы. Не бывало такого, чтобы их предводитель нормально не служил, чем-то не отличился, по-настоящему не принимал участия в боях. Потому мы и выслали пятерых княжичей; ты же понимаешь, если бы кто-то случайно погиб, надо было иметь что-то в загашнике. Так?
Она не стал ожидать подтверждения.
— Впрочем, ты был чуть ли не в самом конце списка. Наибольшие надежды возлагались на Мачека Любомирского, настоящего летчика-аса, но... Эти свиньи его сбили. Ромек Конецпольский был вторым по очереди. Но во время службы на крейсере, по ходу той страшной битвы под Лейте, подхватил, бедняга, страшную болезнь. Теперь у него нервный тик. Левое веко все время дрожит. Сам понимаешь, как это плохо смотрелось бы в пропагандистских фильмах. Еще имеется Гжесь Радзивилл, служащий в отделении тяжелых танков. Только, черт подери... Ты можешь представить себе немцев, орущих «Heil Гжегож!»? Опять же, и фамилию «Радзивилл» они не произнесут без трехлетних тренировок. А самое главное, сука, он же литвин! Так что обратились к тебе, Еремия. Твое имя гитлеровцы как-то произнесут.
Анка вскочила на ноги, встала по стойке «смирно» и выпрямила руку в фашистском приветствии.
— Heil Иеремия!!! — воскликнула она.
— Ну... — Анка вновь уселась в кресле, вновь стиснув колени. — Ну... ничего... как-то звучит.
— Ты, гляжу, веселишься по полной? — спросил Вишневецкий.
— К сожалению, котик, я говорю совершенно серьезно. Трахнешь Монюсю и женишься на ней. Но, как я и говорила, не задаром!
— С ума сошла?
Анка отрицательно покачала головой.
— Польша нуждается в новом короле. Так почему бы и не Вишневецкий? Почему бы и не муж пани Гитлер? Почему бы не кто-то, кто прошел боевой путь с «Огненноглазой»? В избирательных рекламных листовках будешь выглядеть превосходно...
— Прекрати!
Та вновь отрицательно покачала головой. Девушка поднялась, вынула из сейфа толстый конверт и начала выкладывать на стол снимки.
— Вот это и есть Моника...
Вишневецкий узнал фотографию, которая чаще всего появлялась в прессе.
— А вот тебе Моника с папочкой, тут — с мамулей, вот это — с собачкой... Вот тебе голенькая Моня в ванной...
— Езус-Мария! Наша разведка занимается фотографированием голых задниц!???
— А почему бы и нет. Мы не отпускаем собственных агентов в полную неизвестность. — Анка Потоцкая веселилась на всю катушку, выкладывая на стол очередные снимки. — Ты просто обязан знать ситуацию. Вот тебе голая попка Моники, вот ее... ну... та часть тела, которую каждая женщина предпочитает прятать... Вот тебе снимок, на котором Моня занимается онанизмом... Тут тебе ее бюст, а ведь грудки у нее даже и ничего, как тебе? Девочка для тебя чуточку низковата, но... Для официальных торжеств можно надеть туфли на высоком каблуке, а для потребностей кино можно ее даже поставить на табуреточку... Вот здесь Моня голенькая сзади, здесь — голенькая спереди... Теперь Вишневецкий уже сам налил себе коньяку.
— Представляю себе агентов, которые делали эти фотографии... Анка только кивнула.
— Выходит, мне нужно будет трахнуть Монику Гитлер и сделаться ее мужем, а потом — королем Польши???
Потоцкая сползла с кресла и встала перед Иеремией на колени.
— Да, о славный король Жечипосполитой Трех Народов, мой повелитель!
— Боже, Боже, Боже...
— Что-то не так? — Анка поднялась с коленей и бросила на стол последний снимок. — Ведь сладкая же попочка...
Вишневецкий пытался вновь не покраснеть.
— О, блииииин...
— Ну. — Пани посол тоже пыталась не глядеть на последнюю фотографию. Хотя... было видно, что ранее ей пришлось изучать ее весьма даже тщательно. Уж слишком плотный румянец расцвел на ее щеках, когда она делала вид, что рассматривает оригинал Каналетто, висящий на стене.
Вишневецкий закурил. Он собрал все снимки со стола и сунул их назад в конверт.