Вода в кастрюле закипела, по комнате разлился приятный грибной запах, и в животе у меня заурчало. Чтобы не поддаться искушению отведать ароматно пахнущего варева, я отправилась к соседке.
Не успела я подойти к ее комнате, как дверь распахнулась. По взволнованному лицу соседки было видно, что она с нетерпением меня поджидала. Услужливо предложила мне стул, который, как и вся обстановка, отличался большей солидностью, нежели мебель Самохвалова.
Душечка засуетилась вокруг меня с предложением откушать чаю с пирожками.
— Надеюсь, пирожки не с грибами? — поинтересовалась я, беспокоясь о своем драгоценном здоровье.
Душечка намек поняла.
— Ну что вы! Одни — с мясом, другие — с рыбой.
Я милостиво разрешила себя накормить, для большей интриги добавив к выражению своего лица налет таинственности.
Узнав о том, что мою собеседницу зовут Варварой Николаевной, и не забывая поглощать пирожки, я сообщила ей свою «легенду»: что являюсь корреспондентом «Тарасовских вестей» и мне поручено написать статью о выдающемся учителе и человеке Самохвалове В.И. На последних словах я почему-то закашлялась, и на глазах у меня выступили слезы.
Внимательно изучив предложенное мной удостоверение, Душечка в растерянности уставилась мне в лицо. Видимо, выудить из памяти что-то, соответствующее понятию «выдающийся учитель и человек», ей было не так-то просто. Чтобы вывести Варвару Николаевну из раздумий, я конкретизировала задачу:
— Мне нужно узнать немного о семье Василия Ивановича, как складывались его взаимоотношения с соседями, независимо от того, хорошими они были или плохими.
Душечке стало полегче.
— Я скажу, что я о нем думаю, — решилась она. — Не знаю, может, учителем он был шибко хорошим, но как человек…
Женщина покачала головой.
— Региночка, бедная, сколько ей терпения нужно было с ним! Угодить ему было просто невозможно! Похоже, что все люди, в том числе и жена, его раздражали. А ведь Регина такая тихая, скромная.
То, что Душечка записала бывшего учителя в диаспору мизантропов, меня не удивило.
— Как относились к нему другие соседи? — стала подкидывать я ей наводящие вопросы.
— В 61-й квартире хозяева не живут. Мужчину парализовало, и дочь забрала его к себе.
— Надеюсь, парализовало не благодаря Василию Ивановичу?
Я вообще-то пошутила, но Душечка восприняла вопрос всерьез.
— Нет, что вы, он здесь ни при чем. Это уж лет шесть назад было. А квартиру он дочери запретил продавать. Сказал, чтоб только после его смерти. Вот она и пустует. А с тетей Томой Рудухиной у Самохвалова затяжной конфликт еще с тех пор, как он мужа ее засадил.
— За что засадил-то? — будто из чистого любопытства поинтересовалась я, дожевывая последний пирожок и сообразив, что речь идет о «даме» с собачкой.
— Я здесь тогда еще не жила… Это было лет двадцать назад. Могу только рассказать то, что слышала…
Получив одобрительный кивок с моей стороны, рассказчица продолжила:
— Муж у Рудухиной любил к бутылке прикладываться, а по пьяни буйным становился. И как-то раз по пьяной лавочке стал с ножом за Томкой по коридору гоняться.
Голос Душечки был таким взволнованным, будто все происходило у нее на глазах.
— А у Василия Ивановича Катька еще маленькая была и с соседскими детьми в коридоре играла. А тут пьяный мужик с ножом носится… И так как эти разборки были не первый раз, то он и подал на Рудухина в суд. В итоге дали тому два года «химии». На этой почве он совсем спился, и когда у матери своей с частного дома снег чистил, упал с крыши и ударился головой о какую-то железяку. Томка с сыном одна осталась. С тех пор они с Самохваловым и враждовали. Если б не Региночка, то здесь и поговорить-то было бы не с кем, — резко свернула на свое «больное» Душечка. А поговорить она явно любила.
— Сын ее где живет? — поинтересовалась я и подумала, что со своими дотошными, не по теме, вопросами мало смахиваю на журналистку. Но Варвара Николаевна не заметила этого и ход моих мыслей восприняла как должное.
— Так здесь же, с ней. Дела какие-то свои проворачивает, крутится в общем. Жаль, что у них с Катюшей тогда ничего не получилось. Паша — он неплохой, мне его даже жалко…
— С какой Катюшей у него не получилось? — насторожилась я.
— Так с Самохваловой же! — Душечка всплеснула пухлыми ручками. — Вы ничего не знаете? У них с Пашей любовь была… Но какой там! Василий Иванович как узнал, такой скандал был! Орал на весь дом, что его дочь связалась с сыном алкоголика и уголовника. Тома тоже, конечно, против была. Правда, теперь Катюша удачно вышла замуж, обеспечена всем, а с Пашкой так и жила бы в коммуналке.
Теперь я, кажется, поняла причины Катькиного интереса к смерти отца.
— Значит, Монтекки и Капулетти в очередной раз не договорились, — машинально проговорила я свою мысль вслух.
Душечка округлила свои и без того навыкате глаза. Таких фамилий она явно не знала. Сообразив, что у моей собеседницы не больше восьми классов образования, а мне некогда рассказывать про шекспировские страсти, я предпочла сменить тему.
— Когда Василий Иванович отравился, вы дома были?
Душечка кивнула:
— У меня как раз неделя за свой счет. Как ему плохо стало, он ведь сразу ко мне пришел, попросил «Скорую» вызвать.
— А его жена, Регина, на работе была?
— Регина накануне к сестре в Кисловодск улетела, сказала, что не меньше чем на месяц. Сестру оперировать должны были, и Региночка взялась ухаживать. А вот, видите, как все получилось…
Вспомнив про свое варево, я решила ретироваться, напоследок спросив, нет ли у словоохотливой Душечки рабочего телефона. Получив положительный ответ, записала номер и пообещала позвонить завтра, если понадобится уточнить детали. На самом деле все, что нужно, я уже уз — нала.
Не успев ступить ногой на общую территорию коридора, я почувствовала, как чьи-то зубы сомкнулись на моей пятке.
— У-у! — только и вырвалось у меня.
— Тишка, фу! — крикнула подоспевшая Душечка. — Спасенья нет от этого кобеля! Хоть бы кто-нибудь его пристрелил!
Я бы с удовольствием, да цель не оправдывает средства. Псина отбежала на безопасное расстояние и продолжала тявкать.
— Томка как спать завалится, так и выпускает его в коридор, — оправдывалась за соседку Варвара Николаевна. — Надоел хуже горькой редьки!
«Бегай пока, стервец! — снисходительно разрешила я про себя. — Но имей в виду, что я злопамятна, как слон».
Попрощавшись с Варварой Николаевной, я вовремя подоспела к своему зелью, потому как почти вся вода выкипела. Еще немного, и начало бы пригорать.
Сделав вывод, что дела частного сыска у меня обстоят куда лучше кулинарных, я открыла форточку и засунула кастрюлю в металлическую клетку, предназначенную для охлаждения продуктов. Теперь нужно было «убить» минут пятнадцать, и я нагло развалилась на диване.
Вся эта коммунальная «Санта-Барбара» меня порядком утомила. Никаких погонь, слежек и приключений — одна бытовуха! Я вспомнила мисс Марпл, этого божьего одуванчика, сыщика в юбке, которого воспела Агата Кристи, и подумала, что, расследуя подобные дела, могу стать на нее похожей.
Постепенно мысли вернулись к Самохвалову. Несвежее, искаженное от злости лицо тети Томы всплыло в моем воображении. Могла ли она подсыпать отраву соседу? Могла, конечно. Но о совершенном преступлении обычно помалкивают, а не выражают злобную радость по поводу смерти своего врага первому встречному.
Паша Рудухин? Что ж, мотивы прослеживаются отчетливо. Самохвалов был косвенно виновен в смерти его отца — раз, жениться на любимой девушке не разрешил — два. Нужно будет прощупать парнишку. Впрочем, все это имеет смысл только в том случае, если…
Меня явно клонило в сон, и все мысли стали уплывать куда-то в сторону…
Очнулась я оттого, что холодная сталь почти вонзилась мне в висок.
— Встань, — скомандовал хриплый голос.
Открыв глаза, я увидела небритое лицо, изучающий меня взгляд где-то уже виденных глаз. «Долговязый, где-то мы с тобой встречались…»
Пришлось покорно встать, чтобы получить карт-бланш и оценить обстановку.
— Тебя Катька послала вынюхивать? Она меня подозревает, да?
Вспомнила! Якобы не заводившаяся «семерка» около моего дома, утром… Доехал ты все-таки в гости на мою голову! А как натурально играл!
— Отвечай, когда тебя спрашивают! — мужик больно ткнул меня пистолетом в бок.
Нет, дружок, ты явно переоценил свои силы и степень моего терпения. Я сделала несколько телодвижений: сначала захват руки, державшей оружие, затем удар в солнечное сплетение невежде.
Долговязый охнул от неожиданности, а я, заполучив ствол, заключительным аккордом прошлась по его хребту, после чего он согнулся в три погибели.
— Ты, случаем, не язвенник? — сочувственно спросила я. — Что-то уж сильно за живот держишься.