Девушки мне снились по ночам, и я, просыпаясь, чуть не выл от желания. Из старых книг я знал, что раньше существовали публичные женщины – для таких, как я. Проститутки. Но в Самарии, конечно же, ни одной проститутки не было со дня основания.
Девушки, когда подходил срок, выходили замуж и рожали детей. Те, кому мужа не досталось, доживали свой век старыми девами, и Преподобный тщательно следил за тем, чтобы не допустить греха. Грехи, конечно, случались. Выходя из дому затемно, я частенько видел смутные силуэты, через окно покидающие дома одиноких девиц и вдов. Но ни одна из них никогда не рискнула бы согрешить со мной, безбожником и отщепенцем. За это я ненавидел Преподобного еще больше, а бога, в которого свято верили все самаритяне, – за компанию с ним. Это из-за них двоих я обречен на безбрачие. Из-за них я так и не познаю любви.
О любви я знал совсем немного, да и то из книг, но все-таки достаточно для того, чтобы отчаянно желать ее для себя. Я раньше брал книги в библиотеке при церкви, но после драки с Калвинами Преподобный и от библиотеки меня отлучил. Дома у нас книг было мало: кроме хроник первых поселенцев – всего две. Они и до меня были зачитаны чуть не до дыр. В одной не хватало страниц, в другой все страницы были, но шрифт на многих из них стерся, и зачастую приходилось догадываться, о чем идет речь.
Обе книги я прочитал раз по двадцать. Первая была о какой-то Анжелике, знатной девице из Франции, это такая страна на планете Земля, с которой были родом первые поселенцы. Анжелика часто мне снилась, и этим делом с ней вместо многочисленных любовников занимался я. Мне нравилась книга про Анжелику, но вторая – намного больше. В ней была не одна история, а целых четыре. И я представлял себя по очереди героями этих историй. Я был и безумным датским принцем, и молодым итальянским повесой, и суровым рыцарем из Англии, и даже черным душителем-мавром. И кем бы я ни был, меня окружали девушки, я явственно видел их в своем воображении. Офелия, Джульетта, Корделия, Дездемона…
Возможно, я и дальше бы размышлял о девушках, но внезапно люди на рыночной площади заголосили и бросились врассыпную. Какое-то время я ошалело стоял на месте, потом поднял голову вверх и увидел причину паники. Огненная полоса стрелой прочертила небо с запада на восток. Я провожал ее глазами, пока она не скрылась за Лесом. Тогда я очухался, пересек опустевшую площадь и отправился в наш дом на отшибе.
Беретта
«Одноглазый Джо», вопреки опасениям, возникшим у меня, как только я узнала некоторые подробности предстоящей авантюры, оказался вполне терпимым кораблем. Конечно, не последним суперсовременным словом техники, но и не древней развалюхой.
– Эй, ты куда это нас везешь? – раздался сзади озабоченный голос Психа.
Я проигнорировала вопрос.
Все члены нашего экипажа собрались в рубке и прилипли к иллюминаторам, жадно разглядывая разворачивающуюся внизу мрачную панораму Самарии. Я не смотрела – приземление предстояло не из легких. Впрочем, я знала, что посажу корабль как надо – приходилось видать и хуже, чем эта богом забытая, полностью покрытая океаном планета с одним-единственным островом, пригодным для обитания.
– Да она нас сейчас прямо в болото высадит! – снова взвизгнул Псих.
Я поморщилась.
– Заткнись, – лениво бросил Волчара. – И не трясись. Такого пилота, как Беретта, еще поискать.
Я хмыкнула, вспомнив, как он до последнего не хотел брать меня в экипаж.
– Только бабы на корабле нам и не хватало, – повторял он в ответ на все доводы Гамадрила.
То, что не вышло у шумного грузного Гамадрила, удалось сделать моему досье с печатью галактического спецназа и списком того, из чего я стреляю и что вожу. Если бы они вместо этого перечислили, из чего я не стреляю и что не вожу, могли бы сэкономить немало бумаги.
Ирония судьбы, черт побери! Опытный боец элитного подразделения спецназа стал наемником, пиратом и грабителем. Эта мысль неизменно вызывала у меня горькую кривую усмешку.
За пять лет выслуги я успела побывать в десятках боевых операций и паре локальных войн; у меня были безупречный послужной список, блестящая карьера и головокружительные перспективы. Как так вышло, что через каких-то два года в компании типов с крайне сомнительным прошлым я лечу грабить планету, на которой добывают редчайший и оттого безумно дорогой наркотик?
А получилось все в одночасье: диагноз врачей. Фактически – смертный приговор. Который приводится в исполнение медленно и мучительно.
Я даже не знаю, где именно получила дозу облучения – мы были на боевом задании, и куда нас только не заносило! А по возвращении всему экипажу поставили один и тот же диагноз.
Я – солдат. Уходя на задания, я была готова умереть. Но не так. Малейшее недосыпание, любой стресс или напряжение – и нервные клетки сжигаются в десятки, в сотни раз быстрее, чем у здорового человека. Стремительно разрушается нервная система: головные боли, головокружения, приступы паники и депрессии, иногда даже паралич, а затем постепенная потеря памяти. Изо дня в день медленно забывать себя… Этого я боялась куда больше, чем неизбежно следующей за амнезией смерти.
И вот щедро одарившее тебя орденами ведомство благодарит за заслуги и оформляет почетную отставку со скромной пенсией. И ежегодные оздоровительные процедуры за их счет. Но процедуры – не панацея; они всего лишь замедляют развитие болезни. Продлевают агонию. А на операцию, способную меня полностью излечить, накопить из их выплат можно лет этак за сто. А у меня и десяти-то нет, даже с регулярными процедурами. Хорошо, если есть пять.
А я хочу жить. Очень хочу!
Конечно, грабеж – это не лучший способ заработать необходимые мне деньги. Однако обреченные не выбирают. Я решилась. Я готова была идти до конца, без тени сомнений, ибо сомнений у меня давно не осталось.
Осталась лишь горечь.
Посадка вышла мягкой и плавной, точь-в-точь в намеченном месте. Скупой на похвалу Волчара, немногословный подтянутый мужик лет сорока пяти с резкими чертами лица, глубоко запавшими темными глазами и изборожденным морщинами высоким лбом, в знак восхищения цокнул языком и кивнул. Гамадрил осклабился и выразил одобрение в своей обычной манере – цветастой нецензурной тирадой. Нервный, щуплый Псих смотрел на меня с вызовом – похоже, он ждал, что я начну ему что-то доказывать, заявлять: «Вот видишь…» Можно подумать, мне это надо!
Волчара тем временем деловито раздавал команды:
– Собираемся. Беретта, готовишь вездеход. Псих, грузишь жратву. Гамадрил, набьешь вездеход пушками под завязку. Кто их, этих местных придурков, знает, мало ли!
– Мало ли – что? – любознательный Гамадрил разве что не приплясывал от нетерпения.
– Ну, в прошлый раз мы тут хорошо покуролесили…
– А зачем под завязку? Ты же говорил, придурки хоть сами из себя здоровенные, а на драку у них кишка тонка. Говорил, любого режь, казни, он тебя пальцем не тронет и сопротивляться не будет, хоть ты у него цацки бери, хоть дурь… – Тут Гамадрил облизал губы, по заросшему мясистому лицу расплылась улыбка, и он закончил: – Хоть бабу.
– Говорил. Но ведь двадцать лет прошло, – Волчара замолчал и помрачнел.
Мы знали, почему он хмурился. После прошлого визита на Самарию Волчара мог бы стать миллионером – за пыльцу давали по пять тысяч гала-кредитов за грамм. Моя месячная пенсия составляла шесть.
Мог бы. Но весь экипаж вскоре после того, как они появились в обитаемой части галактики, повязала полиция – за старые дела. Узнав про наркотик, добавили к имеющимся обвинениям новые статьи, и все получили пожизненное.
Пыльца – уникальный наркотик, и потому ею не могли не заинтересоваться. И полиция, и наркоторговцы обещали условно-досрочное в обмен на информацию. Товарищи Волчары рады были бы выложить все, лишь бы выйти, да только координат планеты ни один не знал. Они тогда поспешно удирали от погони, пилот бросил судно в спонтанный прыжок, выкинувший их в рукав галактики, не нанесенный даже на военные карты. Все уже решили, что там и сдохнут, когда нашли Самарию. А уж как обнаружили пыльцу!.. Координаты запомнил только Волчара, так что ему было чем торговаться, только, в отличие от товарищей, делиться ценной информацией он не спешил. Не знаю уж, какие связи он задействовал, что пообещал, кого подмазал и чем, но его кассация о помиловании все-таки прошла, и, отсидев почти двадцать лет, Волчара вышел. И немедленно собрал команду для повторного полета к Самарии…
– Местность тут дрянь, полно ядовитых тварей, – заявил наконец Волчара. И подытожил: – Да и мало ли что здесь могло произойти.
– Ерунда! – отмахнулся Гамадрил. – Ты ж говорил, колония их хрен знает когда основана, так что они все давно деградировали. Что местные на религии сдвинутые и совсем безвредные, ни бить, ни убивать не могут.
В его голосе проскользнула нотка разочарования. Гамадрил был убийцей и гордился этим; перспектива бескровной операции была ему не по душе.