Иногда они возвращаются - Стивен Кинг

Кинг Стивен Иногда они возвращаются

Стивен Кинг

Иногда они возвращаются

Миссис Норман ждала мужа с двух часов, и когда его автомобиль наконец подъехал к дому, она поспешила навстречу. Стол уже был празднично накрыт: бефстроганов, салат, гарнир "Блаженные острова" и бутылка "Лансэ". Видя, как он выходит из машины, она в душе попросила Бога (в который раз за этот день), чтобы ей и Джиму Норману было что праздновать.

Он шел по дорожке к дому, в одной руке нес новенький кейс, в другой школьные учебники. На одном из них она прочла заголовок: "Введение в грамматику". Миссис Норман положила руки на плечо мужа и спросила: "Ну как прошло?"

В ответ он улыбнулся.

А ночью ему приснился давно забытый сон, и он проснулся в холодном поту, с рвущимся из легких криком.

В кабинете его встретили директор школы Фентон и заведующий английским отделением Симмонс. Разговор зашел о его нервном срыве. Он ждал этого вопроса...

Директор, лысый мужчина с изможденным лицом, разглядывал потолок, откинувшись на спинку стула. Симмонс раскуривал трубку.

- Мне выпали трудные испытания... - сказал Джим Норман.

- Да-да, конечно, - улыбнулся Фентон. - Вы можете ничего не говорить. Любой из присутствующих, я думаю со мной согласится, что преподаватель - трудная профессия, особенно в школе. По пять часов воевать с этими оболтусами. Не случайно учителя держат второе место по язвенной болезни, заметил он не без гордости. - После авиадиспетчеров.

- Трудности, которые привели к моему срыву, были... особого рода, - сказал Джим.

Фентон и Симмонс вежливо покивали в знак сочувствия; последний щелкнул зажигалкой, чтобы раскурить потухшую трубку. В кабинете вдруг стало нечем дышать. Джиму даже показалось, что ему в затылок ударил свет мощной лампы. Пальцы у него сами забегали на коленях.

- Я заканчивал учебу и проходил педагогическую практику. Незадолго до этого, летом, умерла от рака моя мать, ее последние слова были: "Я верю в тебя, сынок". Мой брат старший - погиб подростком. Он собирался стать учителем, и перед смертью мать решила...

По их глазам Джим увидел, что его "занесло", и подумал: "Господи, надо же самому все запороть!"

- Я сделал все, чтобы оправдать ее ожидания, - продолжал он, уже не вдаваясь в подробности запутанных семейных отношений. - Шла вторая неделя практики, когда мою невесту сбила машина. Тот, кто ее сбил, скрылся. Какой-то лихач... его так и не нашли.

Симмонс что-то ободряюще гукнул.

- Я держался. А что мне оставалось? Она очень мучилась - сложный перелом ноги и четыре сломанных ребра, - но ее жизнь была вне опасности. Я, кажется, сам не понимал, сколько мне всего выпало.

Стоп. Эта тема для тебя гроб.

- Я пришел стажером в профессиональное училище на Сентер-стрит, - сказал Джим.

- Райское местечко, - незамедлительно отреагировал Фентон. - Финки, сапоги с подковками, обрезы на дне чемоданов, прикарманивание денег на детские завтраки, и каждый третий продает наркотики двум другим. Про это училище вы можете мне не рассказывать.

- У меня был паренек Марк Циммерман, - продолжал Джим, Восприимчивый мальчик, играл на гитаре. Он был в классе с литературным уклоном, и я сразу отметил его способности. Однажды я вошел в класс и увидел, что двое сверстников держат его за руки, а третий разбивает его "Ямаху" о батарею парового отопления. Циммерман истошно вопил. Я закричал, чтобы они отпустили его, но когда я попытался вмешаться, один из них ударил меня изо всех сил. - Джим передернул плечами. - Это была последняя капля, у меня произошел нервный срыв. Нет, никаких истерик или забивания в угол. Просто не мог переступить порог этого заведения. Подхожу к училищу, а у меня вот здесь все сжимается. Воздуха не хватает, лоб в испарине...

- Это мне знакомо, - кивнул Фентон.

- Я решил пройти курс лечения. Групповая терапия. Частный психиатр был мне не по карману. Лечение пошло мне на пользу. Я забыл сказать: Салли стала моей женой. После этого несчастного случая у нее осталась небольшая хромота и рубец на теле, а так она у меня в полном порядке. - Он посмотрел им в глаза. - Как видите, я тоже.

- Предпрактику вы, кажется, закончили в Кортес Скул, полуутвердительно сказал Фентон.

- Тоже не подарок, - бросил Симмонс.

- Хотел испытать себя в трудной школе, - объяснил Джим. - Специально поменялся с однокурсником.

- И школьный инспектор, и ваш непосредственный наставник поставили вам высшую отметку, - сказал Фентон.

- Да.

- А средний балл за четыре года составил 3,88. Почти максимум.

- Я любил свою работу.

Фентон с Симмонсом переглянулись и встали. Поднялся и Джим.

- Мы вас известим, мистер Норман, - сказал Фентон. - У нас есть еще кандидаты, не прошедшие собеседование...

- Я понимаю.

- ...но лично меня впечатляют ваши академические успехи и волевой характер.

- Вы очень любезны.

- Сим, я думаю, мистер Норман не откажется выпить перед уходом чашечку кофе. Они обменялись рукопожатием.

В холле Симмонс сказал ему:

- Считайте, что место - ваше, если, конечно, не передумаете. Разумеется, это не для передачи.

Джим согласно кивнул. Он и сам наговорил много такого, что было не для передачи.

Дэвис Хай Скул, издали напоминавшая неприступную крепость, была оборудована по последнему слову техники только на научный корпус выделили из прошлогоднего бюджета полтора миллиона долларов. В классных комнатах, которые помнили еще послевоенных ребятишек, стояли парты модного дизайна. Учащиеся были из богатых семей - хорошо одеты, опрятны, развиты. В старших классах шестеро из девяти имели собственные машины. Словом, приличная школа. В ту пору, про которую нынче говорят "больные семидесятые", о такой школе можно было только мечтать. Рядом с ней профессиональное училище, где раньше преподавал Джим, казалось доисторическим монстром.

Однако стоило зданию опустеть, как в свои права вступала некая темная сила из былых времен. Невидимый зверь, который неотвязно следовал за тобой. Иногда, поздно вечером, когда Джим Норман шел пустынным коридором четвертого корпуса на выход, к автостоянке, ему чудилось, что он слышит за спиной его тяжелое дыхание.

В конце декабря он снова увидел ночной кошмар и на этот раз не сумел сдержать крика. Хватая руками воздух, он не сразу понял, где он, пока не увидел Салли: она сидела на постели, держа его за плечо. Сердце бешено колотилось.

- О, Боже, - он провел ладонью по лицу.

- Ну как ты?

- Все нормально. Я кричал?

- Еще как. Что-то приснилось?

- Приснилось.

- Эти мальчишки, которые разбили гитару о батарею?

- Нет, давнишние дела. Иногда вдруг все возвращается так отчетливо. Ничего, уже прошло.

- Ты уверен?

- Вполне.

- Хочешь стакан молока? - в ее глазах промелькнула озабоченность.

Он поцеловал ее в плечо:

- Нет-нет. Ты спи.

Она выключила ночник, а он еще долго лежал, вглядываясь в темноту.

Хотя в школе он был человек новый, для него составили удобное расписание. Первый час свободный. Второй и третий - сочинение в младших классах: один класс скучноватый, другой весьма живой. Интереснее всего был четвертый час: курс американской литературы для поступающих в колледж; для этих не было большего наслаждения, чем сплясать на костях признанных классиков. Пятый час, обозначенный как "Консультации", отводился для бесед с теми, кто плохо успевал или у кого возникали сложности личного характера. Таких либо не было, либо они не желали раскрываться, так что он мог спокойно посидеть с хорошей книгой. Шестой час грамматика - был до того сухим, что, казалось, раскрошится, как мел.

Единственным по-настоящему серьезным огорчением был для него седьмой час, "Литература и жизнь", который он проводил в тесной клетушке на третьем этаже - в сентябре там стояла жара, зимой - холод. Здесь были собраны те, кого в школьных каталогах стыдливо именуют "медленно усваивающими".

В классе Джима сидело семь таких "медленно усваивающих", все как на подбор атлеты. В лучшем случае им можно было поставить в вину отсутствие интереса к предмету, в худшем откровенное хулиганство. Как-то он открыл дверь и увидел на доске столь же удачную, сколь и непотребную карикатуру на себя с явно излишней подписью мелом: "Мистер Норман". Он молча стер ее и начал урок под издевательские смешки.

Он старался разнообразить занятия, включал аудиовизуальные материалы, выписал занимательные, легко запоминающиеся тексты - и все без толку. Его подопечные или ходили на головах, или молчали, как партизаны. В ноябре, во время обсуждения стейнбековского романа "О людях и мышах", затеяли драку двое ребят. Джим разнял их и отправил к директору. Когда он открыл учебник на прерванном месте, в глаза бросилось хамское: "На-ка, выкуси!"

Он рассказал об этом Симмонсу, в ответ тот пожал плечами и закурил свою трубку.

- Не знаю, Джим, чем вам помочь. Последний урок всегда выжимает последние соки. Не забывайте - получив у вас неуд, многие из них лишатся футбола или баскетбола. А с языком и литературой у них, как говорится, напряженка. Вот они и звереют.