Из сумки на свет Божий появилась саперная лопатка – титановая, на углепластиковой рукоятке, подаренная приятелем-коллегой Веником на день рождения. Остро отточенный край – как инструмент и как оружие сгодится, ежели чего, вгрызся в слежавшуюся землю у стены.
Сменяя друг друга, они рылись, как два шустрых крота. Потом Паха выгнал Кольку и продолжил сам.
Его руки чуть тряслись, но он упорно продолжал махать лопаткой и вскоре стоял в уже довольно широкой яме, вырытой собственными руками. Колька помогал, отгребая землю и время от времени повторяя:
– Всегда, блин, мечтал работать могильщиком!!
По мере углубления отверстия ямы странный тяжелый запах нарастал.
Внезапно лопата скользнула по чему-то не столь мягкому, как земля. Паха вздрогнул и сделал было первое движение к тому, чтобы выкарабкаться из ямы, края которой уже доходили до груди. Однако он взял себя в руки и, стиснув зубы, соскреб немного земли. Показалась какая– то поверхность, тусклая и гладкая, что-то вроде старого помутневшего пластика. Он поскреб часть обнаруженной непонятной фигни. Еще пара минут – и обнажилось нечто цилиндрической формы, напоминающее громадную грязно-бело-голубую трубу диаметром с метр…
Испытывая растерянность от ощущения близости к неведомому, таившемуся у них прямо под ногами, они едва сохраняли присутствие духа.
Труба невнятного назначения и из неведомого материала проходила под пристройкой слегка наискось.
Ни разу кладоискателю не приходилось видеть подобное или слышать о таковом. Он еще раз спрыгнул в яму, поднеся к непонятной штуке попискивающий детектор. Тот буквально заорал и вырубился.
– Слышь, дядь Паша, давай, что ли, свалим от греха подальше! Это, не иначе, военное что-то. Ну его!
Все еще ничего не понимая, Паха начал выбираться из ямы. Спина напомнила о себе тупой болью. Он даже хотел было попросить Кольку помочь, но тут же раздумал. Не настолько же одряхлел. Подтянулся, машинально упершись шанцевым инструментом в непонятную трубу.
И со страхом вдруг ощутил, что титан под его весом ушел в, казалось бы, твердую поверхность странной штуки.
Несколько секунд в свете налобного фонарика он недоуменно созерцал торчащую из белого пластика (или чего-то еще) погрузившуюся на половину штыка лопатку. Потом…
По поверхности этого вдруг побежала мелкая рябь, и лопатка начала втягиваться внутрь, а вокруг нее запузырилось нечто даже на вид гнусное…
Что-то выкрикнув, Курцов пулей рванулся из ямы, чтобы быть как можно дальше от неведомой опасности.
Не успел…
Фонтан желто-зеленой слизи каскадом ударил в потолок полуподвала из разреза, вмиг окатив и пол, и стены, и Паху клокочущей бурлящей мерзостью.
Едкий пар наполнил помещение невыразимым смрадом…
Николай было кинулся к лестнице, однако нога предательски скользнула в дымящейся луже, и он растянулся во весь рост, ткнувшись лицом в вонючий кисель. Попробовал встать, но обнаружил, что приклеился к обжигающей, разъедающей плоть дряни.
Жители соседних домов высунулись на грохот и рев, но увидели лишь облако пыли над грудой руин на месте старого дома.
Прибывшие бойцы МЧС обнаружили, однако, лишь груду камня и странный запах, как на старой свалке. Связались с конторой, занятой реконструкцией дома, но ее отдыхавший на даче директор сообщил, что работы еще не начались и людей там быть не могло.
Поэтому расследование отложили до лучших времен и разбирать руины не стали.
А через несколько дней приключился петербургский «харм»…
Глава 2
г. Санкт-Петербург, Колпино, 13-я клиническая больница
– Скажите, Маргарита Андреевна, ваш муж точно не ездил в какую-либо Зону?
– Господи, – всхлипнула невысокая полная женщина со следами былой красоты на заплаканном лице. – Ну, какая Зона?! Какая еще Зона? Саша мой из Питера всего-то четыре раза за жизнь и выезжал. В детстве с мамой в Трускавец, раз в Финку да еще два раза в Турцию с нами, как раз перед кризисом. Ну, за город там, на шашлыки с друзьями…
– Так, может, какие друзья артефактами занимались или он сам что-то в этом роде скупал?
– Да откуда ж? Нам и на жизнь еле хватает. Сварщик он, а не бизнесмен какой, чтоб коллекционированием заниматься! – Она опять расплакалась.
– А родственники? – Капитан ФСБ был настойчив. – Это важно, от этого может зависеть жизнь многих людей! Ваша жизнь и жизнь вашего ребенка…
Испуганно всхлипнув, женщина порывисто прижала к себе худого молчаливого мальчика лет восьми.
– Да нет же, говорю! Нет родственников ни у меня, ни у него! Детдомовские мы, у Саши мама умерла, когда он во втором классе был, а я вообще… отказная…
– Хорошо, – кивнул капитан. – Наши сотрудники проедут к вам домой, вы соберете кое-что… Вас и вашего сына придется обследовать. Сами понимаете, таков закон…
– Скажите, а когда можно будет забрать… Сашу? – сглотнув комок в горле, спросила она.
– После окончания экспертизы тело будет кремировано, и вы получите урну с прахом, – сухо отрапортовал офицер. И добавил, словно извиняясь: – Так полагается.
Зазвенел-заверещал смартфон за отворотом бушлата. Сделав знак Маргарите, он вышел.
– Мама, а папы уже нет? – спросил мальчик.
Она сначала хотела соврать, но передумала.
– Да, Лёшенька. Папа умер…
И вновь залилась слезами.
Стоявший в дверях немолодой седоголовый медик в забрызганной кровью зеленой робе опустил глаза.
Примерно два часа назад их мужа и отца привезла «скорая», еще живым.
По документам – Никонов Александр Николаевич, сорок три года, заместитель бригадира ремонтников ЗАО «Метроколлектор».
Они, дежурные хирургического отделения Петр Иванович Сергеев и его коллега Константин Пургин, а также операционная сестра Фирюза Бахрамовна Водина (Водина по мужу, канувшему в нети питерскому алкоголику), родом из Бухары, уже собирались вздремнуть.
Костя, здоровяк лет тридцати и метров двух ростом, недавно попавший к ним сокращенный с флота военврач, как раз закончил травить очередную морскую байку, а Сергеев лениво обдумывал, где найти еще и подработку.
И тут позвонили из приемного и сообщили, что дежурная больница забита, и теперь «скорая» привезла к ним очередного пациента.
Мысленно кроя матом оптимизаторов здравоохранения, коллег, направивших к ним нового больного, и вообще весь свет, Петр Иванович, однако, напялил свежую робу, сполоснул слипавшиеся глаза водой и двинулся вместе с коллегами в приемное отделение.
Но при виде «клиента» всю сонливость как рукой сняло.
Мужичку на вид было лет эдак за сорок, и он находился в глубокой коме. Рядом скукожилась заплаканная низенькая женщина с белоголовым мальчишкой. Явно жена и сын, кто ж еще? Да, вид больной, прямо скажем, имел устрашающий. Весь в крови и грязи, кожа уже синеватого оттенка. Правая рука почти до локтя оторвана, причем, судя по виду раны, ее кто-то долго и вдумчиво грыз. На культю наскоро наложен эластичный жгут из автоаптечки. Наверное, менты… в смысле – полицейские, уж больно неумело наложено. А вот на голове…
Да, сказали бы ему, что с таким еще можно жить, ни за что не поверил бы. В черепе зияла жуткая скальпированная рана, да какая! Кожа висит лохмотьями, скальп снят и надвинут на лицо. Но мало этого, череп пробит, и в дыру виден пульсирующий мозг. И – вот диво – на костяном своде четко виднелись следы больших острых зубов. «Ну и дела, – подумалось Петру Ивановичу. – Он что, в зоопарк спьяну залез, в клетку ко льву или в бассейн с крокодилами? Или это пес бойцовский какой, типа ротвейлера, его отделал?»
Так-так, кровь уже не течет. Давления нет. Но странное дело – пульсация сонной артерии отчетливая.
Да уж, при таких-то ранах – странно, что вообще жив! Что-то невероятное… Ладно, нет времени!
– Быстро в операционную! – скомандовал Сергеев.
До операции выдалось еще пять минут переговорить с родственниками.
– Что с ним? – бросил он. – Что случилось?
– Медведь его загрыз! – всхлипнула женщина.
– Да откуда медведь-то! – изумился Сергеев. – В Питере?
– За городом…
– У нас тут в лесах и зайцев-то не вдруг отыщешь!
– Так патрульные же говорили, следы, и вроде какая– то тварь большая удирала…
– А как…
– Да не знаю я!!! – еще пуще заревела женщина. – В последнее время невесть что с ним творится! Все животные на него кидаются! Заболел он! Непонятно чем!
Из сбивчивого рассказа дамы стало ясно, что пациента вдруг ни с того ни с сего стали мучить кошмары, головные боли, он стал нервным и раздражительным. Обследовался, но ничего не находили. Даже решил взять отпуск, чтобы отдохнуть, два года не брал. Однако непонятное недомогание не отступало. А потом он стал лунатиком.
– То есть?
– Да просто стал лунатиком, доктор!
Сергеев слушал и качал головой. По словам дамы, ее супругу несколько раз удавалось в полубессознательном состоянии удирать незаметно, и где он там шлялся, одному Богу известно, но под утро возвращался. Причем уходил полностью одетый. И ничего из своих ночных странствий не помнил…