– Запятая, многоточие... К черту знаки препинания! – Потапчук отхлебнул из чашки, обжегся, зашипел, плеснул себе на пальцы, выругался и от греха подальше поставил кофе на стол. – Ты хоть знаешь, что именно перехватил?
– Скажем так: догадываюсь, – ответил Глеб, рассеянно вытирая со стола кофейную лужицу носовым платком.
– Так вот, чтобы ты не догадывался, я тебе скажу все прямо как есть, – объявил Федор Филиппович и завистливо покосился на сигарету Сиверова. – Это была свеженькая, с пылу, с жару, программа дешифровки кодированных сообщений, передаваемых через Интернет. То есть какой-нибудь бородатый подонок, сидя у себя в горах, заходит на самый что ни на есть невинный сайт, где вывешены разные красивые картинки, находит нужную – скажем, портрет морского окуня анфас или панораму Женевского озера, – скачивает ее на свой компьютер, прогоняет через эту самую программку и через пару минут вместо красивой картинки имеет пространное послание от своего руководства – подробную инструкцию по проведению очередного террористического акта или, к примеру, финансовую ведомость. Или еще что-нибудь...
– Не скажу, что это старо как мир, – заметил Глеб, пробуя кофе, – но и новым этот фокус, увы, не назовешь.
– Все верно, – согласился Потапчук. – Они пользуются этой штуковиной уже не первый год. Но тут, как и в большинстве подобных случаев, все упирается... ну, упрощенно говоря, в коды. Пока наши ребята раскалывают одну такую программу, боевики уже выбрасывают ее на помойку и пользуются новой, в принципе похожей на предыдущую, но совершенно иной по сути. А ты...
– А я перехватил эту новую программу на полпути от производителя к потребителю, – закончил за него Глеб, – да еще и ухитрился обставить все дело так, словно ее никто и не перехватывал – вроде бы хотели перехватить, но не сумели благодаря личному мужеству геройски погибшего курьера... Так? И наверное, это дало определенный результат, раз вы все ходите вокруг да около, не желая прямо сказать, в чем дело. Поганое, наверное, дело, если даже у вас язык не поворачивается...
– Наоборот, – возразил Федор Филиппович с излишним, как показалось Глебу, энтузиазмом. – Я пришел рассказать тебе о нашей большой удаче, а ты сразу – "поганое дело"... Видишь ли, ты отработал настолько чисто, что нам удалось воспользоваться твоим трофеем. Мы перехватили и расшифровали сообщение, направленное одному из крупных полевых командиров. Оно как раз касается условий финансирования на будущий год. У них там, видишь ли, возникли кое-какие спорные вопросы, и... Ну, словом, перехваченное нами сообщение содержит прямые доказательства того, что один из основных источников финансирования чеченских боевиков расположен где-то на территории Европы.
– Тоже мне, новость! – фыркнул Глеб. – На территории старушки Европы чего только нет! Понаписали законов на свою же голову, гуманисты чертовы, сами себе петлю на шею накинули...
– Про политику двойных стандартов мы с тобой сейчас говорить не станем, – прервал эту тираду генерал. – Еще мы не станем обмениваться догадками, слухами и газетными сплетнями. Благодаря твоим усилиям мы можем говорить о фактах, а они таковы, что упомянутый мной источник финансирования – это не просто анонимный номерной счет в каком-нибудь банке, умеющем хранить секреты своих клиентов, а конкретное лицо или группа лиц, которые не только регулярно поддерживают террористов деньгами, но и осуществляют прямое руководство их деятельностью. Причем, говоря о террористах, я имею в виду не только наших джигитов. Речь идет о гораздо более широкой сфере деятельности, понимаешь?
– Не вполне, – признался Глеб, ввинчивая сигарету в пепельницу с такой силой, словно давил опасное насекомое. – Пока что, товарищ генерал, мне кажется, что вы не то политинформацию для меня проводите, не то надумали поручить мне в одиночку покончить с международным терроризмом. До такого, Федор Филиппович, даже голливудские сценаристы еще не додумались.
– Они до многого не додумались, – проворчал Потапчук. – И не только они, заметь.
– Ой-ей-ей, – протянул Сиверов. – Чует мое сердце, не к добру этот разговор!
– Почему же не к добру? – изумился Федор Филиппович. – Как сейчас помню, прошлый раз, когда надо было обследовать морги в окрестностях Питера, ты жаловался на свою горькую долю: дескать, какому-нибудь чиновнику Интерпола вечно достается Европа с отелями и прочими прелестями, а ты-де только и делаешь, что обшариваешь российские помойки.
– Так ведь это же совсем другое дело, – уныло возразил Глеб. – В данной ситуации я, честно говоря, предпочел бы помойку.
– А я предпочел бы выйти в отставку, переехать за город и жить в свое удовольствие, – сообщил генерал. – Тебе, ей-богу, не угодишь! Россия тебе не нравится, Европа тоже не по нутру... Извини, в Тимбукту у меня для тебя дел нет!
– Жалко, – притворно вздохнул Глеб. – А я было размечтался... Понимаете, Федор Филиппович, – продолжал он задушевным тоном, – и у Европы, и у России имеется один общий и очень существенный недостаток: они чересчур большие. Искать то, не знаю что, и тут и там можно до конца дней своих.
– А кто тебе сказал, что тебя отправляют искать то, не знаю что? – удивился генерал.
– Я так вас понял.
– Еще бы! Ты ведь не даешь мне рта раскрыть!
Глеб посмотрел на сердитое, озабоченное лицо Федора Филипповича и решил больше с ним не пререкаться. Тем более что он и сам не знал, какой бес все время тянет его за язык, заставляя подавать ненужные реплики. Все-таки Федор Филиппович, хоть и проверенный товарищ, почти друг, одновременно являлся генералом ФСБ и его, Глеба, единственным и непосредственным начальником. Конечно, если бы они оба в данный момент были при погонах, разговор сложился бы совсем по-другому: Глеб просто выслушал бы приказ и ответил: "Есть!" Когда-то все именно так и происходило, за тем небольшим исключением, что Федора Филипповича в погонах он видел только на фотографиях, а генерал не видел Сиверова в погонах никогда. Да и приказы в ту далекую пору Глебу отдавались, как правило, не в устной форме, а в виде конвертов с инструкцией, фотографией клиента и гонораром, приносимых в условленные места курьерами, всякий раз новыми. Работа ликвидатора была проста и понятна по сравнению с тем, чем Слепому приходилось заниматься в последнее время, но ностальгии по тем дням он не испытывал. Иметь свободу принимать решения, пусть незначительную, и высказывать свое мнение, пусть оно даже не будет учтено, это все-таки лучше, чем быть бездушным инструментом, отзывающимся на нажатие кнопки.
Правда, свобода выбора предполагала ответственность за последствия. Но Глеб всегда предпочитал отвечать за себя, а не за незнакомого дядю в генеральских погонах...
– Ты пойми, Глеб Петрович, – снова заговорил Потапчук, думавший, похоже, о том же, – ведь это дело, кроме тебя, поручить некому. Послать туда обыкновенного тупого исполнителя я не могу – испортит он мне все, и не будет толку. Ситуация такова, что принимать решения придется самостоятельно, на месте, и решения эти должны быть правильными. Ну и, сам понимаешь, наша европейская резидентура для такой работы тоже не годится, потому что, помимо решений, там могут понадобиться еще и активные действия. А это такая штука, что мы рискуем в два счета остаться без агентурной сети, которая создавалась десятилетиями. Смекаешь, о чем я говорю?
– А то как же, – вздохнул Глеб. – Вот это и есть спасение мира по голливудскому сценарию: пришел, увидел, подумал секунды полторы, а потом разнес полгорода и ушел, никем не замеченный.
– Разносить полгорода не надо, – успокоил Федор Филиппович. – Я всегда ценил тебя как в высшей степени аккуратного работника. Европе и так достается от террористов. Не хватало еще, чтобы ты тоже приложил руку к ее разрушению...
– Да, – согласился Глеб, – Европа – это, конечно, не Соединенные Штаты. Вот там я бы с удовольствием что-нибудь разрушил.
– Не торопись, – утешил его Потапчук, – жизнь еще не кончилась. Даст бог, съездишь и в Штаты.
– Куплю себе стетсоновскую шляпу, – мечтательно произнес Сиверов, – из буйволовой кожи, парочку шестизарядных револьверов... И в Даллас. Эх!
– Шестизарядные револьверы – это красиво, но непрактично, – сказал Федор Филиппович. – А что касается шляпы, то придется тебе пока вместо стетсоновской довольствоваться тирольской. Такая, знаешь, с узкими полями и желательно с перышком...
– Она мне не пойдет, – возразил Глеб. – Хотя само упоминание о тирольской шляпе радует. Значит, все-таки не вся Европа, а один вполне определенный ее регион... И что это? Швейцария? Бавария?
– Австрия, – ответил генерал. – Конкретно – город-герой Вена.
– Вот уж действительно город-герой, – усмехнулся Слепой. – Пропустить через себя транзитом столько наших эмигрантов и устоять – это настоящий подвиг. С этим может сравниться разве что стойкость и героизм ирландского Шеннона.