– Ты кормишь еще?
– Да кормлю, куда ж я денусь. Игорь такой папаша стал, аж дрожит над своей красавицей. Корми, говорит, раз ребенку надо. Ну, и я не против, разве мне жалко?
Оксана уже разогревала жаркое, быстро резала салат, не переставая болтать: соскучилась в одиночестве, Игорь-то все больше на работе. Рассказывая свои новости, она попутно расспрашивала Лизу о ее жизни. Та отвечала машинально: по правде говоря, ей было сейчас не до беспечной болтовни, даже с Оксаной.
– Слушай, ты чего вареная такая? – наконец спросила Оксана. – Я же вижу, случилось что-то, лица нет на тебе. Так не таись, скажи, мы ж не чужие. Может, прежнего своего встретила?
– Кого? А, Арсения… Да нет, он ни при чем. Я его видела, но это неважно. Забыто!
Сейчас, слыша Ксенин голос, Лиза вдруг почувствовала такую жалость к себе, что не выдержала и всхлипнула.
– Да что с тобой? – не на шутку встревожилась Оксана.
С трудом сдерживая слезы, готовые хлынуть потоком, Лиза рассказала ей о том, что произошло сегодня в квартире Инги Широбоковой.
– Вот паскуда! – возмутилась Оксана. – Я б ей показала!.. Но ты тоже – нашла из-за чего переживать. Ты что, не знала, что она стерва такая, или ты к ней душой прикипела? Ей-Богу, Лиз, мне б эти заботы!
– Да понимаешь, дело не в ней, – попыталась объяснить Лиза. – С нее что взять! Но ведь я-то, я-то как живу? Разве так мне хотелось жить, разве об этом я мечтала? Как будто не было в моей жизни ничего – ни любви, ни Германии, как будто людей я не видала нормальных, книг не читала. Совсем другой мир… Мне не вырваться, Ксеня, понимаешь, не вырваться из этого круга, нет у меня сил, чтобы жить, как хочется! Не пойму, времена, что ли, такие теперь или всегда так было?
Лиза с надеждой смотрела на Оксану, словно та могла ответить на вопрос, казавшийся неразрешимым.
– Времена… – протянула Оксана. – Не знаю я насчет времен. Ты на меня не обижайся, а все ж таки я думаю, дело проще. Не можешь ты одна. Ну, такая уж ты уродилась – не для себя, а для кого-то. Не всем же бизнесвуменшами быть. – Вдруг она прислушалась. – Проснулась! Погоди, Лиз, я сейчас!
С этими словами Оксана выскочила из кухни. Оставшись одна, Лиза постаралась успокоиться. Вытерла слезы, огляделась. О, у Ксени новый гарнитур – желто-голубая кухня с посудомоечной машиной. Значит, дела у Игоря идут неплохо. А она-то, вместо того чтобы расспросить Ксеню хоть о чем-нибудь, сразу вывалила на нее свои проблемы, как будто та должна их решать!
Оксана всегда мыслила практично – даже удивительно, ведь ей было всего девятнадцать. Но Лиза иногда понимала: Ксеня ничего не может посоветовать, когда речь идет о том, что Лиза сама лишь смутно чувствует… Впрочем, сейчас она ждала не совета, а сочувствия.
Оксана вернулась через пять минут, держа на руках пухленькую Олеську, которая радостно улыбалась новой тете. Сейчас уже было понятно, что Олеська похожа на маму: такие же круглые глаза, задорный остренький подбородок, и улыбка похожа. Оксана смотрела на дочку с обожанием, но она не относилась к тем женщинам, которые заставляют окружающих интересоваться только их детьми. Вместе с Олеськой она притащила из комнаты белый раскладной манеж и тут же поставила его посреди кухни. Олеська с готовностью уселась в манеж и на некоторое время занялась игрушками.
– Ты чего не ешь? – спросила Оксана. – В общем, не переживай. Ты ж не перестарок, найдется кто-нибудь, влюбишься, и все будет нормально. Разве нет?
– Да, – улыбнулась Лиза.
Настроение у нее улучшилось само собою – как всегда, когда она встречалась с Оксаной. В самом деле, отчего раскисать да еще жаловаться? Она ведь давно поняла, что Москва – жесткий город, слабых не любит. Если не ладится здесь, надо возвращаться домой, а раз не хочется возвращаться – значит, здесь наладится. Рассудив таким образом, Лиза улыбнулась и принялась за жаркое.
– А чего ты вообще цепляешься за эту барыньку? – спросила Оксана. – Сама же мне говорила – помнишь, когда на курсы ходили? – фирм теперь много, неужто нельзя устроиться? Тем более ты по-немецки свободно… Попробуй позвони туда-сюда, не может быть, чтобы ничего не нашлось. Если б ты на всю жизнь работу искала, а тебе ведь так, перебиться. А я Игорю скажу, чтоб тоже поспрашивал. Жалко, у него на фирме никто пока не нужен.
«Действительно, мне ведь только так… – молча согласилась Лиза и тут же подумала: – Но до чего я хочу „перебиться“?»
И ведь Оксана говорит об этом без тени сомнения. Значит, это так заметно?
Возвращаясь домой, Лиза думала о будущем немного спокойнее. Работать у Инги она больше не собиралась. Кровь приливала к Лизиным щекам, когда она вспоминала сегодняшнюю отвратительную сцену. И где гарантии, что подобное не повторится? Значит, надо действительно обзванивать фирмы по газетным объявлениям и устраиваться на подходящую работу.
В понедельник она звонить не стала: вспомнила, что мама ни одного дела не начинала в понедельник, тяжелый день. Лиза дождалась вторника и, положив перед собой газету, принялась накручивать диск старого коммунального телефона.
К ее удивлению, ни в одной фирме ей не отказали. Расспрашивали о возрасте, о владении языком и умении обращаться с компьютером и предлагали прийти на собеседование.
– Какого вы мнения о своей внешности? – спросила ее женщина по одному из телефонов.
– Не знаю… – Лиза растерялась, услышав подобный вопрос. – Говорят, выгляжу неплохо.
На всякий случай она решила не ходить в фирму, где сразу задают подобные вопросы. Вполне возможно, это просто формальность, но Лиза не хотела связываться с сомнительными людьми.
Удачное начало поисков придало ей уверенности.
«В самом деле, – думала Лиза. – Ведь я устраиваюсь просто секретаршей, как бы это ни называлось, смешно было бы не справиться!»
Для походов в фирмы она выбрала кремовый костюм из орловской коллекции, который, как она сразу заметила, создавал облик не только деловой, но в первую очередь очаровательной женщины. Юбка, может быть, была чуть-чуть коротковата, но при стройных ногах смотрелась отлично и ничуть не вызывающе.
Собеседования, правда, оказались не такими удачными, как телефонные звонки. Узнав, что Лиза не знает английского, «экзаменаторы» начинали говорить несколько более кисло, чем сразу, как только видели ее. И компьютер ей предстояло осваивать на месте, и стажа у нее не было, и регистрация была временная…
Очень скоро Лиза поняла, что шансы ее невелики, как бы уверенно она себя ни чувствовала.
– Что ж, Елизавета Дмитриевна, – задумчиво произнесла дама, говорившая с ней в одной из фирм по продаже обуви, – может быть, мы вас и возьмем, но вы же понимаете: платить вам только за приятную внешность никто не собирается, опыта у вас никакого, образования нет… На что вы вообще рассчитываете?
Может быть, дама говорила только для того, чтобы сбить цену, но слова ее задели Лизу. Никогда еще не было у нее такого отчетливого ощущения, что все ее достоинства вовсе не очевидны, что окружающие относятся к ней совсем не так, как она ожидает. И возразить ей было нечего.
Она вдруг снова почувствовала себя робкой девочкой-провинциалкой, растерянной в недоброжелательной Москве, неуверенной в себе. А ей-то казалось, это чувство исчезло навсегда! В Германии она впервые ощутила, что многое может, надо только доверять себе, и вот – опять…
– Оставьте ваш телефон, – сказала дама, несколько смягчившись. – Может быть, у нас будет что-нибудь и для вас.
Но все это было невинными булавочными уколами по сравнению с тем, что услышала она в фирме по продаже профессиональной телевизионной техники.
В сияющий офис, оформленный в хорошем европейском стиле, Лиза попала в пятницу, после ежедневных бесплодных переговоров. Она чувствовала себя уставшей, расстроенной и, увидев, как респектабельно выглядит этот офис, едва не раздумала в него входить. Зачем, уж здесь-то требуются только профессионалы!
Но, к ее удивлению, прелестная секретарша лет двадцати пяти – длинноногая, в безупречном костюме – внимательно выслушала ее, доброжелательно кивая, записала ее данные в кожаную книжечку с отрывными страницами и, приветливо улыбнувшись, сказала:
– Подождите минутку, пожалуйста, я доложу шефу.
А вдруг? Сердце у Лизы забилось быстрее. Как хорошо было бы работать здесь, среди приятных и вежливых людей, и не видеть Ингино высокомерное лицо, не слышать опостылевшее «моя милая»…
Шеф вышел через пять минут; милая секретарша сопровождала его. На вид шефу было лет тридцать, он был молод, подтянут и являл собою образец преуспевающего молодого бизнесмена, каким его и представляла себе Лиза. Видно было, что он занят: задал Лизе несколько вопросов, внимательно оглядел ее и, кивнув секретарше, удалился. Это немного смутило Лизу, но она тут же обругала себя. Что же, два часа он должен ее расспрашивать, как будто других дел нет?