Он кончил, и передатчик снова заработал. Блоки на этот раз распознать не удалось. Они подчинялись определенному ритму, но что они означают, он не знал. Радиопеленгатор тем временем стал подавать сигналы. Нечто, скрывавшееся в темном логове, являлось обладателем радиолуча, который держал его под прицелом.
Он нажал на кнопку на верхней части панрада, и встроенный фонарик высветил прямо перед ним стену из красновато-серого эластичного вещества. На стене он увидел светло-серую шаровидную опухоль около четырех футов в диаметре. Вокруг нее, придавая ей облик медузы, извивалось двенадцать очень длинных и очень тонких щупальцев.
И хотя он боялся, что если он повернется к щупальцам спиной, то они схватят его, любопытство побудило его развернуться кругом и с помощью яркого фонарика внимательно осмотреться. Он находился в яйцеобразной камере около тридцати футов в длину, двенадцати -- в ширину и от восьми до десяти в высоту в средней ее части. Стены камеры были из красновато-серого материала, в основном гладкого -- если не считать голубых и красных трубок, находившихся на неодинаковом расстоянии друг от друга. Вены или артерии?
В стене выделялась одна ее часть размерами с дверь, которую сверху вниз пересекала вертикальная щель. Ее окаймляли, словно бахромой, щупальцы. Он предположил, что это нечто вроде ирисовой диафрагмы* и что именно через0 эту диафрагму-дверь его затащили вовнутрь. На стенах звездообразными кусочками расположились щупальцы, и они же свисали с потолка. Из стены, противоположной диафрагме, торчал стержень, свободный конец которого увенчивался кольцевым хрящевым гребнем. Когда Эдди двигался, за ним двигался и слепой кончик стержня -- будто радарная антенна, следящая за тем объектом, местонахождение которого она определяет. Такие вот дела. И если он не обманывался, этот стержень являлся также и приемопередатчиком несущей частоты.
*Состоит из тонких серповидно изогнутых пластинок, обеспечивающих плавное изменение отверстия, через которое лучи проходят в камеру фото-киносъемочного аппарата.
Он обвел лучом вокруг себя. Высветив самый дальний от него угол, он открыл от изумления рот. Прижавшись друг к другу, на него смотрели с десяток живых существ! Размером почти в половину взрослой свиньи, они выглядели не больше и не меньше как улитками без раковинок. Глаз у них не было, а росший на лбу каждого из них стерженек являлся миниатюрной копией такого же стержня на стене. Они не казались опасными. Их разинутые крохотные рты были беззубыми, а скорость передвижения, по всей вероятности, были слишком мала, так как двигались они, как и все улитки, на мощном пьедестале из плоти -- мускульной ножке.
Впрочем, если он уснет, они, чего доброго, могут наброситься на него и одолеть одним лишь числом, а эти рты, возможно, источают кислоту для переваривания пищи или, к примеру, могут прятать отравленное жало.
Его размышления были неожиданно и грубо прерваны. Его схватили и, подняв, передали другой группе щуплальцев. Те перенесли его за антенну-стержень, поближе к улиткам. Повернув лицом у стене, его остановили совсем рядом с ними. Диафрагма, прежде невидимая, сейчас открылась. Луч света скользнул в открывшийся зев, но кроме спиральных витков плоти, Эдди ничего там не разглядел.
Панрад издал новую серию сигналов "точка-то-тии-тире". Отверстие в диафрагме стало расширяться, пока не достигло величины, достаточной, чтобы поглотить тело человека, если сунуть его туда головой вперед. Или ногами вперед. Роли это не играло. Витки, распрямившись, превратились в туннель. Или глотку. Из множества ямок появилось множество острых, как бритва, крошечных зубов. Блеснув, они снова погрузились в ямки. Но прежде, чем они окончательно исчезли, наружу, сразу за уходящими зубами, метнулось множество других, не менее опасных, мелких шипов.
Мясорубка.
Еще дальше, за смертоносными оружиями, приведенными в полную боевую готовность, виднелся огромный карман с водой. от воды поднимался парок, и вместе с ним запах, напоминающий ему тушенку, которую готовила мать. На бурлившей поверхности плавали разваренные овощи и какие-то темные кусочки -- скорее всего,мяса.
Затем диафрагма закрылась, и его развернули лицом к слизням. Мягко, но прямо в цель, одно из щупальцев шлепнуло его по ягодицам. А панрад прострекотал предупредительным _зззт_-сигналом.
Эдди был не дурак. Он теперь знал, что десять юных созданий не опасны, если только он не будет досаждать им. А если он будет вести себя плохо, то его отправят в мясорубку, которую ему только что показали.
Его снова подняли и понесли вдоль стены, пока не ткнули носом в знакомое светло-серое пятно. Исчезнувший было запах обезьяньей клетки снова усилился. Источником запаха, как определил Эдди, была совсем маленькая дырочка, появившаяся в стене.
Когда же он не отреагировал -- он пока понятия не имел, каких действий от него ждут,-- щупальцы уронили его так неожиданно, что он упал на спину. Падение на податливую плоть не причинило ему никакого вреда, и он встал.
Итак, что же делать дальше? Надо пересмотреть припасы. Вот их перечень: панрад. Спальный мешок, который ему не понадобится, пока теперешняя чересчур уж жарковатая температура сохраняется здесь на прежнем уровне. Флакон капсул Старой Красной Звезды. Термос-непроливайка с надетой на него соской. Коробка с пайками А-2-Z. Походная плитка. Патроны для его двустволки, валявшейся теперь где-то рядом с "валуном" панцирем животного. Рулончик туалетной бумаги. Зубная щетка. Паста. Мыло. Полотенце. Пилюли: Нодора, гормональные, витаминные, долговечности, рефлекторные и снотворные. Тонкая, как нить, проволока в сотню футов длиной, если ее размотать, которая в своей молекулярной структуре томила в заключении сто симфоний, восемьдесят опер, тысячу разнообразных музыкальных произведений и две тысячи великих книг, начиная от Софокла и Достоевского до современного бестселлера. Ее можно было бы проигрывать в панраде.
Он вспомнил проволоку в панрад и, нажав на кнопку, произнес:
--Пуччини "Che gelida manina"* в исполнении Эдди Феттса, пожалуйста.
*"Холодная ручонка" (итал.) ария Рудольфа из оперы Пуччини "Богема".
И пока он одобрительно внимал собственному восхитительному голосу, он вскрыл банку, которую нашел на дне мешка. Мать положила в нее тушеное мясо с овощами, оставшееся от их последней трапезы на корабле. И хотя он не знал, что происходит, он почему-то был все же уверен в том, что находится пока в безопасности, и поэтому с удовольствием жевал мясо и овощи. У Эдди переходы от отвращения к аппетиту совершались иногда до удивления просто.
Он съел всю банку и завершил еду несколькими крекерами и плиткой шоколада. На этом паек закончился. Пока есть еда, он будет сыт. Затем, если ничего не подвернется, он тогда... А затем, успокоил он себя, облизывая пальцы, его мать, которая на свободе, обязательно найдет какой-нибудь способ, чтобы вызволить его из этой напасти.
Она бы сумела.
Глава 5
Ненадолго умолкший панрад принялся сигналить. Эдди направил фонарик на антенну и увидел, что она указывает на улиток, которых он по своей привычке уже фамильярно окрестил. Он назвал их Слизняшками.
Слизняшки подползли к стене и остановились вплотную к ней. Они разинули рты, расположенные у них на макушке головы, как это делает множество голодных птенцов. Диафрагма открылась, и оба края отверстия сложились в желоб. По нему хлынул поток горячей дымящейся воды и большими кусками мяса и овощами. Тушенка! Тушенка, которая с точностью падала в каждый ожидающий рот.
Так как Эдди стала известна вторая фраза из языка Матери Полифемы. Первое сообщение означало: "Кто ты такой?" Второе "Подойди и возьми это!"
Он провел опыт. Он отстучал на своем приборе последнюю серию сигналов, что услышал. Слизняшки, все как один -- кроме того, в чей рот в данный момент падала еда,-- повернулись и поползли к нему, но через пару футов в замешательстве остановились.
Так как Эдди отстучал сообщение по передатчику, у Слизняшек, очевидно, имелся своего рода встроенный пеленгатор. В противном случае они не сумели бы отличить его импульсы от материнских.
Тут же на него с силой обрушилось щупальце и, ударив его по плечам, сбило с ног. Панрад прострекотал свое третье вполне разборчивое _зззт_-сообщение: "Никогда больше не делай этого!"
И затем четвертое, после которого десять юных созданий, подчинившись, развернулись и заняли прежние позиции.
--Сюда, дети.
Да, они были потомством, детьми, которые жили, ели, спали, играли и обучались общению в утробе своей матери -- Матери. Они были подвижными отпрысками этого обширного неподвижного организма, который изловил Эдди, словно лягушка муху. Это Мать. Та, которая когда-то была точно такой же Слизняшкой, пока не выросла размером с хорошую свинью и не была исторгнута из материнской утробы. Которая, свернувшись в плотный шар, скатилась с родного холма, распрямилась внизу, дюйм за дюймом медленно взобралась на следующий холм, снова скатилась и так далее. Пока не нашла пустой панцирь взрослой особи, которая умерла. Или же,если она хотела занять в своем обществе высшее положение его полноправного члена, а не просто непрестижной occupee*, она нашла горную вершину высокого холма -- любую возвышенность, которая господствовала над огромной территорией,-- и там осела.