Внутри здания было прохладнее, чем наверху, в жаркой и пыльной степи, забитой до отказа бронетранспортерами, танками и вертолетами. Первый, надземный этаж пострадал сравнительно мало. Остальные девять находились ниже, под землей. Они выглядели так, словно Центр в течение месяца штурмовала целая армия. Расстрелянная аппаратура, мертвый персонал, изрешеченные пулями охранники в черной форме, вспоротые пулями и осколками стены, хрустящее под ногами битое стекло, угрюмые военные, разыскивающие уцелевших. Последних оказалось очень мало.
– Полковник Макмагон. — представился морской пехотинец, отдавая честь. Два сержанта с винтовками за его спиной рывком приняли стойку «смирно».
Бригадный генерал Строу кивнул в ответ. В штабе уже успели разобраться, что внешние противники к происходящему отношения не имеют, но «Красную тревогу» еще не отменили.
– Кто ведет расследование? Надеюсь, не комиссия Конгресса? — ворчливо поинтересовался генерал.
– Армейская разведка и несколько следователей из АНБ.
– Я хочу поговорить с ними.
Лифт работал. Казалось, хаос разрушения, проносясь по Центру, замер и иссяк у самых раздвижных дверей, решив пощадить лифт.
Они нашли человека из Агентства Национальной Безопасности на самом нижнем, десятом уровне, рядом с остатками Главного Компьютера.
– Ларри Петерсен, — отрекомендовался он, сдирая с рук тонкие резиновые перчатки.
Костюм агента сильно отличался от элегантных галстуков и белых рубашек его коллег из телесериалов. Темно-синие затертые джинсы, серо-зеленая водолазка, камуфляжная полевая куртка морской пехоты, накинутая сверху, закатанный в пластик пропуск на левом кармане куртки.
– Вы разобрались в происходящем?
– Что вы имеете в виду? Если сами события, которые тут произошли, то — да. Уцелели немногие, и их показания — абсолютная бессмыслица. Мы восстанавливали события по записям видеокамер внутренней охраны, — Петерсен ткнул носком ботинка тело, разорванное пулями. — Вот этот — один из программистов со второго уровня. Имеет третью степень допуска, то есть ему разрешено перемещение только по первому и второму уровням Центра.
Агент провел военных по туннелю к штабелю безжизненных тел. Нагнувшись над одним из трупов, он вывернул карманы его формы демонстрируя Строу и полковнику их содержимое, вернее отсутствие такового.
– Он собирал все оружие и патроны, которые ему попадались, — пояснил Петерсен. — На четвертом уровне охранники успели организовать оборону… Он обошел их по вентиляционной системе и перебил всех. Там он подобрал карабин, чуть позже отыскал гранатомет. Вот тогда и начался настоящий кошмар. На десятом уровне он столкнулся с морскими пехотинцами, охранявшими главные компьютеры сети Центра.
– Отборные ребята, — пояснил полковник генералу, — одни из лучших.
– Они держались гораздо дольше охраны, — согласился Петерсен. — Даже сумели всадить в него три или четыре пули — в живот и грудь. На видеозаписи все хорошо видно.
– Четыре пули? Как он смог идти дальше?
– ЛСД, героин или что-нибудь из современной синтетической дряни. Однажды ФБР обложило наркоторговцев. Одному из них, уже успевшему здорово накачаться, прострелили легкие и перебили пулей позвоночник… Он поднялся по лестнице на четыре этажа и ранил двух фэбээровцев, перед тем как умер… Образцы крови уже отослали на анализ. Скоро мы узнаем, какую гадость принимал этот.
– Что произошло дальше?
– Он пробился сквозь охрану и вывел из строя блоки памяти и процессоры главных машин сети. Здесь его отыскали люди из группы быстрого реагирования — пятнадцать человек, которые всегда дежурят в отдельном бункере снаружи. Они вошли в Центр почти сразу после «Красной тревоги» и преследовали его буквально по пятам, но догнали только на десятом уровне. Разумеется, они постарались вовсю — мы насчитали на трупе минимум тридцать дырок.
После по «Красной тревоге» сюда прибыли танки и транспортеры с ближайшей военной базы, сели вертолеты морской пехоты. По-моему, аэропорт до сих пор забит «Геркулесами» с бронетехникой…
– Мы знаем, что происходило дальше, — перебил его полковник.
– Вас интересует, что нам удалось раскопать? — агент развел руками. — Вот здесь-то и загвоздка. Абсолютно никаких зацепок. Его досье стерильно, как полигон в Неваде после ядерных испытаний. Он не имеет абсолютно ничего общего с враждебными нам разведками. Он не имеет ничего общего с разведками наших союзников. Он вообще не может иметь ничего общего с разведками. Мое личное мнение: парень просто наглотался наркотиков и вообразил себя суперменом…
Затем Строу разыскал начальника проекта.
Доктора Росски оторвали от чего-то важного. Он был разозлен, ему было плевать на количество звезд на погонах собеседника.
– Вы спрашиваете, какой урон нанесен Центру?! — возмущенно заорал он в ответ на вопрос генерала. — Вы понимаете, черт подери, что Центра нет?! Этот псих с гранатометом умудрился уничтожить большую часть наших баз данных и угробить весь наш персонал. Когда мы начнем восстанавливать Центр (если это вообще возможно), нам придется начинать с каменного века, с наскальных рисунков и доисторических дубин, так как в самых светлых головах этой страны, в головах лучших аналитиков и программистов Центра сейчас сидит столько свинца, что из него можно отлить нашему Центру могильную плиту высотой со статую Свободы.
– Это значит, что нам придется уйти из Африки… — медленно, то ли спрашивая, то ли пытаясь осознать факт, произнес генерал.
– Я не ясно выразился? — доктор внезапно осел на стул, его плечи опустились, а пылающие гневом глаза погасли. — Это не может быть случайностью, — тихо, почти неслышно сказал он.
3. Honest Fighter: About the Game
Уборщик (тот самый, которого запомнил Программист) вышел из медцентра спустя четыре часа после «Красной тревоги».
Во время разгрома Центра он оказался на самом верхнем уровне и не получил ни одной царапины. Его эвакуировали из Центра одним из первых. После того, как врачи поняли, что он в порядке, его передали людям из АНБ. Те тоже не нашли ничего достойного внимания. После короткого допроса и проверки досье его отпустили на все четыре стороны.
Уборщик шел по послеполуденным улицам, и сейчас было совсем не похоже, что он в состоянии «глубокого шока». Скорее, наоборот. Он производил впечатление человека, успешно завершившего свою работу.
Военная лихорадка «Красной тревоги» уже улеглась, и бронетранспортеры исчезали с улиц, словно зрители, так и не увидевшие обещанного зрелища.
Уборщик улыбался своим мыслям. АН Б вело бы себя совсем иначе, узнай оно его настоящую профессию, тем более догадайся о содержимом его карманов. Об истинном содержимом его карманов.
Уборщик миновал сквер вдоль одной из аллей. Он наслаждался лучами закатного солнца после люминесцентных ламп и кондиционированного воздуха Центра.
У него в кармане лежал лазерный компакт-диск из персоналки Программиста с записанным на нем «Честным стрелком».
Программист начал играть в «Честного стрелка» примерно месяц назад. Две недели спустя Уборщик незаметно поменял диски, оставив Программисту свой. Сегодня, воспользовавшись паникой, он вернул на место настоящий диск.
Уборщик усмехнулся. Даже обрати АНБ внимание на этот диск, валяющийся в его кармане, ничего бы они не поняли. Заметить разницу можно было, только анализируя сотни тысяч команд программы, шаг за шагом. А так… Хорошо, допустим, они нашли диск. Допустим, они запустили его. И что? Все, вплоть до размеров программы и контрольных сумм, совпадает. Самый обычный «Стрелок», хит последних месяцев. Все в него играют. И Программист играл.
Уборщик вышел к реке. Он пошел вдоль набережной, вверх по течению реки. Набережная была пустынной — до вечернего часа «пик» оставалось еще много времени.
А ведь идея уничтожения Центра оказалась простой. Простой до идиотизма. Двадцать пятый кадр. Эффект двадцать пятого кадра. Если в кинопленку любого фильма вместо каждого двадцать пятого по счету кадра вставить рекламу «Кока-колы», зрители ничего не заметят. Кадры с рекламой будут проскакивать так быстро, что сознание не будет успевать фиксировать их. Примерно так же мы не можем заметить, что в колесе мчащегося велосипеда не хватает одной спицы.
Так что сознание ничего не заметит. Заметит подсознание. И на подсознание эти «двадцать пятые» кадры подействуют безотказно. Лучше любого гипнотизера. После такого фильма публика почувствует дикую жажду и, ничего не подозревая, ринется пить «Кока-колу». Или начнут скупать попкорн. Или охотиться на несуществующих шпионов. Или громить витрины магазинов. Все зависит от того, что записать на этих самых «двадцать пятых» кадрах. А записать можно все, что угодно. Человека можно заставить покупать нужные товары, голосовать за требуемых людей, видеть вокруг зеленых человечков… или почувствовать себя участником игры в виртуальной реальности, полной монстров вместо охранников Центра.