— Да, мы заметили, — снова подал голос очкарик.
— Но должность, на которую вы претендуете, не предусматривает нестандартного решения задач. Она требует исполнительности, пунктуальности, ответственности. И, само собой, опыта работы в данной сфере. На вас придется потратить время, обучать… Зачем?
— В результате из меня получится хороший сотрудник, — сказала Катя, отчаянно стараясь убедить их всех.
— Который уйдет на более высокую зарплату, как только подвернется такая возможность? — Женщина смотрела на Катю приветливо, но за ее внешней мягкостью чувствовался железный характер. — Я сталкивалась с подобными случаями. И не мотайте головой — жизнь у всех складывается по-разному, вы не можете гарантировать, что не переедете в другой район и не станете искать работу ближе к дому. Вы хотите сказать, что я не права?
— Не хочу. Вы правы.
— Тогда скажите, зачем же вы ворвались в кабинет и закрыли дверь, если у вас нет ни одного преимущества перед остальными кандидатами? В чем вы хотели нас убедить?
Катя помолчала, затем посмотрела почему-то не на женщину, а на очкарика и негромко проговорила:
— Я хотела использовать все шансы. Даже самые небольшие.
Брюнетка пожала плечами, и Катя поняла, что собеседование закончено.
Она согласно кивнула, признавая свое полное поражение, и тут начальник сказал непонятное:
— А что говорят ваши знаки, Наталья Ивановна?
— Действительно, — поддержал его очкарик, и теперь в его голосе не было и намека на насмешку — только уважение и интерес. — Может быть, ваша система сработает и в нашем случае?
Женщина усмехнулась, покачала головой.
— В том-то и дело, что ничего нет. Вы бы сами увидели или услышали, не сомневайтесь.
И в ту же секунду заиграла музыка — громко, радостно, на весь кабинет. Вздрогнули все, кроме брюнетки.
«Ра-а-асцвета-али яблони и груши, — вывел женский голос, и Катя поняла, что это всего лишь звонок телефона, — па-аплыли-и-и туманы над рекой!»
— Опять Лелька в настройках ковырялась! — прорычал начальник, ныряя куда-то под стол. Вынырнул он с поющим телефоном и нажал на кнопку, не дослушав, кто же выходил на берег. — Да! Я!
Пока он бросал короткие реплики, Катя протянула руку к двери, из-за которой раздались громкие голоса, и повернула ключ. Дверь распахнулась, в комнату ворвались два охранника и фурия, в которой она опознала даму, проводившую собеседование.
— Вот она! — фурия ткнула пальцем в Катю.
— Спокойно, Алла Прохоровна! — Бульдог закончил разговор и быстро прекратил суматоху. — Все в порядке. Ребята, вы можете быть свободны, ложная тревога. И вы, Алла Прохоровна, не беспокойтесь.
— Да как же…
— Не беспокойтесь, Алла Прохоровна, — снова повторил мужик, и Катя услышала в его голосе настойчивость. Видимо, фурия тоже услышала ее, потому что молча повернулась и вышла.
— Видите, Игорь Сергеевич, — сказала брюнетка, и Катя увидела, что она улыбается. — Вот знак и появился. Похоже, я ошибалась, и готова это признать.
— И вы полагаете… — Бульдог выглядел несколько смущенным.
— Да, никакого сомнения. Для меня — однозначно, а вы решайте сами.
Мужик устремил вопросительный взгляд на очкарика.
— Капитошин, что мы решим?
— По-моему, все очевидно, Игорь Сергеевич. Пусть выходит на берег. На высокий берег на крутой.
Все они повернулись к Кате, чувствовавшей себя зрителем в японском театре.
— Что? — не выдержала она. — Что такое? При чем здесь берег?
— В конце концов, — задумчиво протянул очкарик с забавной фамилией Капитошин. — Что мы теряем?
— Правильно, Капитошин. Тогда отведи девушку к Шалимовой, пусть оформляет испытательный. Заодно проверим систему нашей уважаемой Натальи Ивановны.
— Сколько?
— Ну… пусть будет три месяца. А там посмотрим.
Бульдог кивнул оторопевшей Кате, не верящей собственным ушам, а женщина снова улыбнулась.
— Спасибо, — произнесла Катя, боясь поверить окончательно, что ее приняли.
— Пожалуйста. Благодарите госпожу Гольц, а не меня. Да, Наталья Ивановна, к слову о благодарности…
Катя вышла и не слышала продолжения разговора. Капитошин вышел за ней, остановился посреди коридора, широким взмахом руки обвел вокруг:
— Добро пожаловать в компанию «Эврика».
И улыбнулся, прохвост.
Глава 5
Лето 1984 года. Село КудряшовоО самоубийстве тракториста в селе судачили долго. Никто не мог понять, почему молодой здоровый парень покончил с собой без всяких видимых причин. В конце концов решили, что жизнь Хохлову отравляла жена, и на том успокоились.
Все, кроме Мишки Левушина. Со дня смерти приятеля он не расставался с маленькой деревянной русалкой. Игрушку Мишка никому не показывал, но, оставшись один, вынимал ее из кармана и рассматривал, проводил пальцем по светлому дереву. Он хорошо помнил, как пришел к нему Колька и сказал о том, что русалка исполняет желания, и даже догадывался, что именно в этом скрыта причина его самоубийства.
«Если желание исполнилось, зачем же Хохлов топиться решил? Что он такое загадал?»
Русалка не давала Мишке покоя. Казалось бы — чего проще: загадай желание да жди, сбудется или нет. Но Левушин чего-то опасался. Он по природе был пуглив и осторожен, а сейчас, после самоубийства тракториста, и подавно трусил. Несколько раз он повторял себе, что ерунда это все, бабьи сказки, что в наш век, когда люди в космос полетели, никаких глупостей вроде волшебных русалок быть не может… Затем доставал русалку, смотрел на нее, прятал обратно в карман. И боялся загадать желание.
Как ни странно, определиться с желанием Мишке помогла очередная ссора со свекровью. Елена Митрофановна была бабой вздорной, скандальной и на зяте отрывалась по полной программе. Левушин не мог не вестись на ее провокации, и дело обязательно заканчивалось стычкой. Его собственная супруга Ленка начинала подпевать матери, Левушин оскорблялся до глубины души и уходил заливать горе с Колькой Котиком.
«Угомонить бы тещу, — мечтал Мишка. — Показать ее место! Пусть знает Левушина!»
Мечты эти были несбыточны. Теща знала свое место и место Левушина, а потому с удовольствием топталась по его самолюбию. Пару раз в неделю Мишке была обеспечена хорошая взбучка.
После одной из таких взбучек красный как рак Левушин зашел в сарай, достал русалку и, выдохнув, проговорил:
— Я… это… решил, в общем. Сказать вслух, что ли?
Он почесал в затылке, помахал фигуркой в воздухе.
— Че сказать-то надо, а? Даже и не знаю как…
Мишка почувствовал себя дураком. Если Ленка придет и застанет его тут, размахивающего деревяшкой, без объяснений не уйти. Вот тогда-то они над ним вволю посмеются! Да и все село в придачу.
— Короче, чтоб Елена Митрофановна угомонилась маленько. Теща это моя. Чтобы притихла, точно. Ну, вроде и все.
Он растерянно сунул фигурку в карман, потоптался на месте и вышел из сарая.
На следующий день, вернувшись домой, он первым делом прислушался. Когда теща откапывала топор войны, первым признаком надвигавшейся атаки был шум посуды. Елена Митрофановна начинала переставлять горшки, кастрюли, по три раза яростно перетирала полотенцем сухие ложки, стуча ими друг о друга. «Так и есть. Шумит».
Со злорадным чувством Мишка разделся, вымыл руки, прошел в комнату. «Сейчас мы посмотрим, как тебя угомонят. Давай-давай, попробуй пошуметь!»
Теща не заставила себя ждать.
— Где шлялся-то? — спросила она, бросая косой взгляд на зятя. — Опять с дружками-лоботрясами пиво пил?
В другой раз Левушин отмолчался бы, трусливо наблюдая, как разгорается пламя святого тещиного гнева. Но сегодня был особенный день. День исполнения желания.
— Ну, пил, — лениво сказал Мишка. — И что? Мужику после работы пива нельзя попить, что ли? Чай, не водка! А вы-то сразу — «шлялся…» Да и мужиков ни за что ни про что обидели — лоботрясами обозвали. Прямо жизни никакой с вами нет! Чуть шаг в дом сделал — так сразу помоями меня облили! Сколько ж можно такого страдания, а? — продолжал он, распаляясь. — Или добиваетесь, чтобы я за Колькой Хохловым в омут сиганул?!
Он сам не знал, откуда ему на ум пришла последняя фраза. Однако эффект на Елену Митрофановну она произвела нешуточный. Теща выронила полотенце, всплеснула руками.
— Ты что же, Миша, говоришь-то, а? Да неужто ты подумать мог, что Ленка или я тебе такого желаем? Нет, ты скажи — подумал?
— Ну… — промямлил Левушин, не понимая толком, как ему реагировать. — Вы, Елена Митрофановна, вроде как ругаете меня, все укоряете за что-то.
— Так то я — любя! Если слово обидное скажу, не со злости, сгоряча! Ты уж не обижайся на меня, Мишенька. Садись за стол, садись. Сейчас Ленка придет, поужинаете — у меня ведь сегодня блины.