Но Король его уже не слышал. Он спал, положив голову на глобус. От белого пятна Арктики вниз по синему простору океана к красной кляксе родного королевства тянулась липкая змейка королевской слюны.
- Устал, бедолага. - Начальник гвардии осторожно укрыл спящего потертой львиной шкурой, аккуратно подоткнул под бочок, словно мать любимого ребенка.
- Боже, храни Короля! Кто мы без тебя, дедуся? - прошептал он и задул свечи.
Принц Датский
У Принца умер отец. Если, не приведи Господь, вам довелось пережить такое, вы поймете, что творилось у него на душе. Но он был Принцем, единственным законным наследником, и на следующее после похорон утро ему пришлось стать Королем.
Вечером в небе взрывались шутихи, осыпались тысячами звездочек на возбужденную шумом и дармовой выпивкой толпу.
Принц, а он еще не научился думать о себе иначе, смотрел на народное гуляние с балкона дворца.
- Как ты думаешь, что они хотят? - спросил он у стоявшего за спиной Канцлера.
Старик пожевал сморщенными блеклыми губами и ответил:
- Ничего, Ваше Величество. В данный момент - ничего. Завтра утром, возможно, многие захотят опохмелиться. Но не стоит об этом беспокоиться, меры уже приняты. Все кабатчики в зачет недоплаченных налогов завтра с утра будут наливать бесплатно всем страждущим.
Принц покосился на старика, зябко кутающегося в черный форменный плащ с потертым гербом королевства.
- Этого не может быть. Не желая ничего, человек просто не может существовать!
Эту фразу Принц услышал на лекции в Пражском университете, имя профессора, читавшего курс социологии и теории государственного управления, вылетело из памяти, но фраза, почему-то застряла, похоже, навсегда. Ее-то он с удовольствием и ввернул.
- В теории, конечно, да. - Канцлер кивнул на толпу, бросающую вверх шапки и скандирующую имя нового Короля. - Но на практике, увы, совсем наоборот. То, что они хотят, они никогда не получат, и все это знают. А не получат, потому что мы ничего дать им не можем, и это также всем известно. Увы, мы не Господь бог. Да и тот выложился за шесть дней творенья полностью. До сих пор отдыхает. Увы, ничего нового в мире не предвидится. Так зачем же изводить себя понапрасну?
Принц едва сдержался, чтобы не надерзить старику. Вовремя спохватился, пора уже было учиться на слово отвечать делом. Он круто развернулся и бросился в кабинет, громко захлопнув за собой дверь.
Взаперти он просидел неделю. Когда голова уже стала трещать от усталости и не осталось ни единого гусиного пера, которое он бы не обгрыз по старой школярской привычке, один из книжных шкафов бесшумно отполз всторону, и через потайную дверь, кряхтя протиснулся Канцлер.
- Давненько я не пользовался этим ходом, - проворчал он, стряхивая с плеча лохматые ниточки паутины. Посмотрел на стол, заваленный толстыми фолиантами, клочки растерзанных черновиков, рассыпанных по ковру и укоризненно покачал головой. - Стоило так себя изводить, Ваше величество?
- Разве я не имею права уединиться и пописать что-нибудь для души? Голос у Принца был еще неокрепший, и поэтому легко сорвался в фальцет.
- До какой статьи дошли, позвольте полюбопытствовать? - Канцлер прищурил по-стариковски печальные глаза. - Не думаю, что дальше Прав человека.
- С чего ты взял? - спросил Принц, быстро переворачивая недописанный лист.
- Все творцы новых Конституций запинались именно за этот параграф. Канцлер вздохнул. - Извольте принять депутацию, Ваше величество. Третий день ждут.
- Какую еще депутацию? - недовольно поморщился Принц.
- Как всегда - лучших представителей народа.
- Пойдем, посмотрим, - сказал Принц, явно заинтригованный.
Лучших представителей народа оказалось человек двадцать. Все хорошо знакомые, из старых дворянских родов.
Принц слушал предводителя и тихо сатанел. Во-первых, от нарастающей боли в пояснице; конструкция трона, оказалось, не предполагала длительного сидения, неудобство лишний раз напоминало, что государственный дела следует решать быстро, и думать при этом той частью тела, на которой помещалась корона. Во-вторых, Принц почувствовал себя обманутым. Кто же знал, что все без исключения новоиспеченные короли на следующий же день после коронации запирались в кабинете, чтобы породить конституцию и облагодетельствовать ею подданных.
Предводитель в получасовой речи убеждал Принца, что не Конституция и свобода нужна народу, а Порядок и жесткая рука. Этой самой рукой он призывал и умолял закрутить гайки и оторвать головы.
Чашу терпения переполнило то, что по городу уже пошли гулять стишки, в которых "конституция" рифмовалась с древнейшей профессией. Принц грохнул кулаком по подлокотнику трона, оборвав предводителя депутации на полуслове. Боль, выстрелившая в поясницу, подсказало решение.
Принц приказал повесить предводителя и четвертовать пятерых, на кого первым упал взгляд. Странно, но все восприняли это как должное. Лучшие представители народа удалились, уважительно покачивая головами.
" Со старым дворянством каши не сваришь, - подумал Принц. - Надо искать выходы на оппозицию. Идей у них много, а доступа к власти нет. Наш союз оправдан и закономерен. Им нужен просвещенный монарх, а у меня есть диплом Пражского университета. Мне нужна свежая струя государственном аппарате. Стравлю-ка их с консерваторами, пусть молодежь поднаберется у них опыта и закалится в борьбе за должности, а заодно избавится от иллюзий. Решено!"
Принц хотел было встать с трона, но Канцлер, пристально наблюдавший за ним из темного угла, вышел на свет и произнес:
- Извольте принять начальника Королевской полиции, Ваше величество.
- Зачем еще?
Принц потер затекшую поясницу, но не встал. А как иначе, если начальник полиции, толстяк с обрюзгшим лицом тихого алкоголика, уже вытанцовывал па книксенов, поклонов и подметания пола пером шляпы. Принц не стал дожидаться, когда страдающий отдышкой толстяк закончит обязательное по протоколу приветствие, и откинулся на жесткую спинку трона.
- Докладывайте, черт вас дери!
Доклад был краток. Оппозиция, находящаяся под бдительным оком полиции, по многолетней традиции собиралась и горлопанила в таверне "Дом Д'Жюр". Сегодня с утра таверна была окружена усиленными нарядами полиции на случай возможных арестов. Лидер вольнодумцев уже доставлен во дворец и дожидается своей участи в приемной. Шеф полиции, почему-то густо покраснев, достал из обшлага мундира листки, заляпанные бургундским, и склонившись в поклоне подал Принцу.
Очередной манифест оппозиции, составленный не больше часа назад, винные пятна еще не успели просохнуть, обличал монархию, насмехался над старческой немощью Канцлера и ставил под сомнение законотворческую деятельность нового Короля. В конце делался вывод, что только революция способна подарить народу счастье и процветание. В приложении приводился перечень необходимых для этого мер: казнь короля и поголовное уничтожение дворянcтва, отмена крепостного права с последующей коллективизацией крестьян, приватизация казеннyых публичных домов и, зачем-то, электрификация всего королевства.
Последний пункт вызвал наибольшее недоумение. Что такое эта самая "электрификация" не знал даже Принц, что уж говорить о Канцлере и шефе полиции. Как не пытался Принц вспомнить курс физики, читавшийся в университете иезуитом Исааком Бруно, ничего путного не вышло. Очевидно, этому странному явлению посвящались лекции второго семестра, но бедолагу Бруно еще в первом сожгли на костре за какую-то ересь.
В конце концов, решили узнать у самого автора, для чего из приемной немедленно доставили лидера оппозиции.
Принц вглядывался в бледное лицо, озаренное внутренним светом, характерным для фанатиков и туберкулезных больных, и соображал, как бы аккуратнее пристроить лидера на государственную службу. Они были одногодками, легкий пушок на щеках едва стал сменяться жесткой щетиной, ежедневно требующей бритвы. Принц сразу же проникся к нему симпатией, хотя вольнодумец так и не дал вразумительного ответа, что же такое эта самая "электрификация".
"Помыть, постричь, откормить - и можно брать в работу", - решил Принц.
- Канцлер, пишите! - Принц придал лицу соответствующее случаю выражение. - Милостью своей назначаю сэра Эдгара Мюллера шефом Канцелярии государственной безопасности, которую данным указом и учреждаю.
Потом, сообразив, что даже такой должности вряд ли хватит, чтобы обезопасить юного вольнодумца от происков консерваторов, добавил:
- И жалую ему титул барона Мекленбургского.
Странно, но Канцлер ничего не записал, а сразу же достал из папки готовый текст указа.
Эдгар Мюллер скривил в саркастической усмешке тонкие губы, но королевскую грамоту принял, и удалился, гордо вскинув лохматую голову.
Тем же вечером новоиспеченный начальник КГБ провел массовые аресты. В тюрьму были брошены все члены оппозиции и члены их семей. Барон Мюллер лично пытал наиболее упорных, отказывающихся подписать добровольное признание.