Между прочим, прошу заметить, как гордо звучит: «австралийский меринос»! А ведь речь идет о самой обыкновенной овце, только живущей на другом континенте. Вот это я называю хорошим пиаром!
Я ловко вывернула свое меховое одеяние подкладкой наружу, упаковалась в куртку и осторожно накрыла голову капюшоном. Под непрекращающимся снегом перебежала через дорогу к фотоателье. Получила проявленную пленку, села в трамвайчик и вернулась домой тем же путем, через «сквознячок», мимо терема и трубы теплотрассы, с которой уже удалился рыжий Котофан.
Как вскоре выяснилось, умная животина спряталась от дождя в нашем подъезде, так что мне пришлось выдать коту один творожный сырок — на тот случай, если никто из соседей не успел еще откупиться от него сосиской или мясными обрезками. Если Котофан пометит двери — это будет почище газовой атаки в токийском метро!
Дома было пусто, тихо, но тепло и потому уютно. Сняв с себя и перевесив на плечики над ванной подмокшую куртку, переобувшись в теплые домашние тапочки, я достала из фирменного конверта «Коники-чудо» проявленную пленку и кадр за кадром внимательно рассмотрела ее на свет настольной лампы. Четко и разборчиво заполнила специальные графы на конверте, указывая номера кадров, с которых хотела сделать фотографии. Свернула пленку, затолкала ее в специальный цилиндрик и машинально положила в большую обувную коробку с остальными фотопленками разных времен.
Немножко поскучала перед телевизором, скушала последний завалявшийся в холодильнике творожный сырок, запила его чаем, зевнула и пошла баиньки. В отсутствии любимых мужа и сынишки был только один, но зато очень большой плюс: никто не будил меня в половине седьмого утра, так что до начала рабочего дня вполне можно было выспаться. Чем я и занялась безотлагательно.
— И какой ты, на фиг, после этого «мобиль»? — злобно прорычал Босс.
Здоровенный мордоворот Петя Мобиль виновато потупился.
Мобиль — это не кличка, а фамилия, которую Петя получил в детдоме. При этом имя Петя являлось уменьшительно-ласкательным от «Перпетуум». Перпетуум Васильевич Мобиль! В раннем детстве Пете казалось, что это звучит гордо, но уже в подростковом возрасте он горел желанием узнать, кто был тот умник, который окрестил пацаненка «вечным двигателем»! Ни один из воспитателей в авторстве не признавался, что было, в общем-то, понятно: малец Перпетуум даже на жидких детдомовских харчах умудрился вымахать в громилу с пудовыми кулачищами.
А «мобиль» из него и впрямь получился никудышный! По скорости реакций Петя сильно уступал трехсотлетней галапагосской черепахе и был могуч, но неповоротлив, как диплодок. Жили в незапамятные времена такие здоровенные динозавры с мощными шеями, маленькими головками и головным мозгом, развитым меньше, чем спинной.
— Дак я чего… Я это… Я бежал! — оправдывался Петя.
— Как ты, блин, на фиг, бежал?! — снова зарычал Босс.
— Ногами, — простодушно ответил Петя.
Босс возмущенно взревел, как паравоз, и, выпуская пар, пробежался вокруг своей «Ауди». Машина две минуты назад вкатилась во двор, ворота за ней закрылись, и Босс, обычно старающийся лишний раз не высовываться из дома, нарезал круги по двору, не опасаясь того, что в этот поздний час его кто-нибудь увидит.
— Прям не знаю, куда она подевалась, — Петя растерянно развел руками, похожими на две снегоочистительные лопаты. — Вроде чесала впереди, как свинка, а потом вдруг — раз! И нет ее!
— Какая свинка? — Босс остановился и посмотрел на Петю с явным недоумением.
— Морская, — ответил тот.
— Так, спокойно! — Босс крепко потер лоб, сделал одно за другим два упражнения дыхательной гимнастики, приложил к разгоревшимся щекам пару снежков и только после этого снова посмотрел на Петю.
— Так какая, блин, на фиг, морская свинка?
— Здоровенная! — детина развел руками, показывая, какого размера была свинка.
Получалось, что свинка по величине могла поспорить с коровой холмогорской породы.
Босс страдальчески скривился.
— Мех на ней такой же был! — поспешил пояснить Петя. — Бело-рыжий, пятнами! Ну, чисто морская свинка! У нас в детдоме в живом уголке жила одна такая — смешная тварь, веники жрала!
— То есть эта баба в пятнистой шубе была? — до Босса наконец дошел смысл Петиных иносказаний.
— Честно говоря, не уверен я, баба это или мужик, — признался Петя, почесав в затылке. — Морду-то я не видел, только спину в шубе и хвост!
— Какой хвост?!
— Рыжий, — подумав, сказал Петя. — Или русый, я толком не разглядел.
— Ты про волосы говоришь? — уточнил Босс.
Мобиль обрадованно кивнул.
— О-ох, — тяжело вздохнул Босс.
Он сделал несколько приседаний, искоса посмотрел на улыбающегося Петю и строго сказал:
— Чего стоишь? Загоняй машину в гараж, пока не остыла!
— Угу! — громила с готовностью полез за руль «Ауди».
Функции Пети при Боссе были многообразны, но Мобиль на судьбу не жаловался. Кров, стол, высокооплачиваемая работа — чего еще мог желать парень, жизнь которого началась в детском доме, а продолжилась в ПТУ и колонии для несовершеннолетних?
— А морскую свинью эту чтоб нашел, понял? — велел Босс, наклонившись к окошку автомобиля. — Не отыщешь мне эту бабу в пятнистой шубе, я с тебя самого шкуру спущу!
— Найду, не беспокойтесь! — пообещал Петя. — Ночами спать не буду, а поганку эту подкараулю и ноги-руки ей вырву!
— Достаточно вырвать у нее пленку, — проворчал Босс, взмахом руки отпуская машину.
Туповатый и недалекий, Петя был исполнителен и полон рвения.
Над всеми бабами в пятнистых шубах в радиусе километра нависла смертельная опасность.
Глава 3
Под тихий шелест нудного мелкого дождя, в который перед рассветом перешел мокрый снег, спалось мне замечательно, и проснулась я только в половине девятого утра. Будильник в нашем доме никогда не заводится, потому что утренний подъем приурочен к пробуждению Масяньки, а он обычно встает как штык в половине седьмого.
С трудом открыв глаза, сладко зевнув и с хрустом потянувшись, я взглянула на часы, сообразила, что опаздываю на работу, и с визгом выскочила из теплой постели. Быстро умылась, оделась, с сожалением отказалась от мысли позавтракать — и некогда, и нечем! — сунула в сумку пакет «Коники-плюс», спешно выудила из архивной коробки пластмассовый цилиндрик с отсмотренной накануне фотопленкой, сдернула с вешалки просохшую куртку и умчалась.
Скатилась по лестнице, промчалась по двору мимо трубы теплотрассы, приветливо помахав рукой в темно-рыжей — под цвет куртки — перчатке светло-рыжему Котофану, внимательно обозревающему окрестности с высоты своего «трона». Неприязненно покосилась на новорусский терем и привычно шмыгнула через сквозной подъезд к трамвайной остановке. Доехала до фотоателье, оформила заказ на печать фотографий и помчалась дальше, на работу.
Вот туда можно было не спешить! Тут имелась совсем другая проблема — как скоротать рабочий день без работы и при этом не скончаться от скуки.
То и дело в тоске поглядывая на часы, до одурения медленно отсчитывающие мое присутственное время, я послонялась по пустым коридорам, выпила одну за другой четыре чашки кофе, написала и отправила по электронной почте пространное жалобное письмо своим любимым в Киев и очень обстоятельно побеседовала о смысле жизни с пожилой вахтершей. После вялотекущей, но продолжительной дискуссии мы сошлись во мнении о том, что такое счастье (мол, каждый понимает это по-своему), и дружно заклеймили позором приземленных типов, не верящих в чудеса (мол, есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам). Наконец, в четвертом часу пополудни, когда я уже совершенно обалдела от вынужденного безделья, бодро и весело зазвонил мой сотовый.
— Да! — радостно проорала я, с размаху чувствительно треснув себя трубкой по уху.
— Привет! С Новым годом, с новым счастьем! — с энтузиазмом завопила невидимая Ирка.
В последний раз мы с ней виделись-слышались еще до Нового года. Моя лучшая подруга отправилась встречать праздники на горнолыжный курорт «Красная поляна», откуда мне не звонила. Может, в горах были проблемы со связью, а может, ее так захватил активный отдых, что некогда было вспомнить о тех, кто лишен удовольствия прокричать в затылок ближнему: «Лыжню!»
Мое воображение тут же нарисовало благостную рождественскую сцену. Вот румяная Ирка в толстом свитере ручной вязки и старых потертых джинсах, прикрыв колени уютным клетчатым пледом, сидит у горящего камина и поглядывает в затянутое морозными узорами окошко, за которым в темнеющем предвечернем небе вздымаются высокие сосны, а за ними — еще более высокие горные вершины…
— И тебя с праздником, дорогая! — слегка завистливо сказала я. — Когда увидимся?