Полдня он провел в однокомнатной хрущевке в доме, расположенном недалеко от кладбища. Под окном тяжело громыхали, с натугой ползя в гору по сто лет не ремонтировавшемуся рельсовому пути, замызганные трамваи; по пыльному двору, куда выходило окно кухни, неприкаянно бродила, не зная, чем себя занять, толстая глупая дворняга с синей пластмассовой блямбой на правом ухе – как объяснил Лесь, электронным чипом, по которому собаку можно будет найти, если она потеряется. Квартира явно была съемная; рукомойник в ванной отсутствовал, а смывной бачок унитаза не работал – смывать надо было из ведра, которое предварительно следовало наполнить под краном ванны. Впрочем, для не избалованного благами цивилизации Богдана эта провонявшая застоявшимся табачным дымом берлога была настоящим раем – предвестием того, что ждет его, профессионального киллера с длинным послужным списком и незапятнанной репутацией, в светлом будущем.
На полупустой книжной полке над телевизором он нашел книжку, называвшуюся «Москальство як воно е». Название было напечатано в центре обложки, условно деля ее пополам. В левом верхнем углу красовалось черно-белое изображение православной церкви, а в правом нижнем разместилась деревня – парочка крытых соломой, обнесенных кривым щербатым штакетником халуп, вокруг которых валялись пустые бутылки и слонялись пьяные мужики и бабы. Читать книжку Богдан не стал: он и без нее с самого детства знал, что москали – нехорошие, пропащие люди, да и картинка на обложке говорила сама за себя.
Нарушив запрет Леся, он вышел из квартиры и сгонял в ближний магазинчик за пивом, выпил его – пиво, разумеется, а не магазинчик, – закусив найденными в холодильнике продуктами, и от нечего делать немного поспал. Потом еще немного посмотрел телевизор, а потом, ровно в половине пятого, как и было условлено, за ним заехал Виталик. Он отвез Богдана в центр и высадил около пиццерии на улице имени Джохара Дудаева – храброго генерала, первого президента независимой республики Ичкерия, геройски сражавшегося с москалями и предательски ими убитого посредством выпущенной на запеленгованный сигнал мобильного телефона управляемой ракеты.
Расставшись с водителем, который напоследок довольно странным (видимо, от зависти) тоном пожелал ему удачи, Богдан Круль без проблем отыскал нужный номер дома, вошел в подъезд и, поднявшись на верхний этаж, забрался по железной лесенке на чердак. Чердак, как и обещал Лесь, оказался незапертым, и завернутая в мешковину винтовка системы Драгунова обнаружилась на месте – лежала себе спокойненько поверх кучи старых пыльных досок под слуховым окном. Казенная часть ее практически не отличалась от казенной части хорошо знакомого Богдану автомата Калашникова, так что с заряжанием и стрельбой проблем не предвиделось. Длинный набалдашник на дуле был, несомненно, глушителем; эта опция показалась Богдану Крулю весьма и весьма уместной – в первую очередь потому, что он еще ни разу не стрелял из бесшумного оружия. Телескопический прицел «драгуновки» представлял собой сложную конструкцию, самостоятельно разобраться в устройстве и принципе действия которой Богдан был не в состоянии. Он немного покрутил верньеры и непонятно градуированные рубчатые колечки, безнадежно сбив заранее тщательно выставленный прицел, а затем, поддавшись внезапному порыву, прицелился и выстрелил в сидевшего на коньке крыши через улицу голубя. Голубь забил крыльями и улетел; что именно его спугнуло – негромкий щелчок выстрела, ветерок от близко пролетевшей пули, визг тормозов на перекрестке или рожденный куцым птичьим умишком призрак, – так и осталось неизвестным.
Несмотря на промах, Богдан был доволен. Сидя на чердаке со снайперской винтовкой в руках, он чувствовал себя героем крутого боевика – суперагентом, посланным спасти мир. А что суперагент промазал по голубю, не беда: и голубь ни в чем не виноват, и москаль, как ни верти, будет как-нибудь покрупнее божьей птахи.
Вспомнив о москале, он сосредоточил свое внимание на доме напротив: отсчитал пятое от угла окно на втором этаже и заглянул в него через прицел.
Москаль, чтоб ему ни дна, ни покрышки, был тут как тут. Он полностью соответствовал данному Лесем описанию: выше среднего роста, шатен, спортивного телосложения. Главная примета – темные солнцезащитные очки – тоже была на месте: клиент не потрудился снять их даже в помещении, и было непонятно, как он ухитряется перемещаться по комнате, не натыкаясь на мебель.
Впрочем, это были его проблемы. Слегка оттянув затвор, Богдан проверил, есть ли в патроннике патрон – знал, что есть, но все-таки проверил, потому что таков порядок. Патрон был на месте – отсвечивал теплым медным блеском, который приятно контрастировал с тусклым голубовато-серым блеском оружейной стали. Отпустив рукоятку затвора, Круль снова приник глазом к одетому в губчатую резину окуляру прицела. Ствол пришлось переместить, потому что москаль уже покинул кресло, в котором до этого сидел. Беззлобно матюгнувшись: что ж тебе, сучье вымя, на месте-то не сидится? – снайпер-самоучка подвел обращенную острием кверху галочку прицела к переносице жертвы и плавно, как учил предусмотрительный Лесь, потянул спусковой крючок.
«Драгуновка» сухо щелкнула, сильно толкнувшись в плечо фасонистым «скелетным» прикладом, стреляная гильза, кувыркнувшись в воздухе, беззвучно упала в перемешанный с пушистой серой пылью птичий помет, которым был устлан пол чердака.
Москаль нелепо, как в любительской театральной постановке, взмахнул руками и упал, завалившись за придвинутое к столу кресло. Пока он падал, Богдан для верности выстрелил еще разок. Стоявшая на столе длинногорлая бутылка темного стекла взорвалась, как ручная граната, забрызгав все вокруг темно-красным вином. Вторая пуля была потрачена напрасно; впрочем, Богдан не сомневался, что первая благополучно поразила цель. Он отлично видел кресло, из-за которого с одной стороны торчали босые ноги, а с другой – испачканная кровью рука. Ни ноги, ни рука не шевелились; зачем-то поставив винтовку на предохранитель, Круль старательно протер ее мешковиной, завернул и положил на прежнее место, поверх кучи пыльных досок под слуховым окном.
Так никем и не замеченный, он покинул чердак. Сбегая вниз по лестнице мимо слепо таращащихся стеклянными бельмами глазков дверей квартир, он придирчиво анализировал свои ощущения: как-никак, покойный москаль стал первой жертвой будущего знаменитого киллера. Ощущения были самые обыкновенные, настроение приподнятое; оказалось, что убить человека для Богдана Круля не сложнее, чем отрубить голову курице. Ничего другого он, собственно, от себя и не ожидал; блестящая карьера, таким образом, была обеспечена.
Продолжая чувствовать себя героем боевика, он выскользнул из подъезда и, оглядевшись, наискосок, дворами, вышел на проспект Шевченко. У дома с бронзовой мемориальной доской, увековечившей память разведчиков-пластунов УПА, как и было условлено, его поджидал белый грузовой «фольксваген-транспортер». Подойдя, Богдан постучал в заднюю дверь условным стуком: тук, тук, тук-тук-тук! Дверь сразу же открылась, и Круль молодцевато, пружинисто запрыгнул в железный кузов микроавтобуса.
– Ну, как? – с лязгом захлопнув дверь, спросил лысоватый долговязый Лесь.
– Порядок, – уведомил его Богдан.
– Точно?
– Точнее не бывает.
– Ну, гляди. Поехали, братан!
– С почином, – обернувшись, сказал из водительского кресла Виталик и запустил двигатель.
Вежливый, как все жители западной Украины, Богдан хотел поблагодарить, но не успел: долговязый Лесь неожиданно приставил к его затылку ствол пистолета и нажал на спусковой крючок. Микроавтобус тронулся, увлекаемое инерцией мертвое тело ударилось о заднюю дверь и с глухим шумом рухнуло на прикрытый резиновым ковриком жестяной пол. Оттащив к центру кузова, Лесь забросал его грязной ветошью и пустыми картонными коробками, после чего, протиснувшись между спинками сидений, уселся рядом с Виталиком.
Примерно через полчаса, когда Лесь и Виталик уже забрасывали остывающий труп сухими ветками и травой в неглубоком овражке километрах в двадцати от городской черты Львова, в кабинете генерального директора одной из крупных коммерческих фирм Донецка раздался телефонный звонок. Хозяин кабинета, грузноватый мужчина средних лет с широким незагорелым лицом, ответил на вызов.
– Иван Захарович? – послышался в трубке мужской голос, говоривший с акцентом, характерным для обитателей западных областей Украины. – Це Мыкола Львивський. Позналы чи ни?
– Узнал, – хамоватым тоном истинного дончанина буркнул Иван Захарович. – Ну, что там у тебя? Говори быстрее, я занят.
– Москаль ваш в минусе, снайпер теж, – сообщил Микола Львовский.
– Этот москаль такой же мой, как и твой, – заявил Иван Захарович. – Я его сроду в глаза не видел. Но это точно?