- Такого еще не было, Степан Петрович, - прошептала женщина, которая недавно приходила в ординаторскую.
- Он живой? - спросил Овсов.
- Пульс есть, но слабый... Затухающий.
- Снимки сделали?
- Проявляют.
- Вы бы хоть форму ему какую-нибудь человеческую придали, - проворчал Овсов. - Чтоб похоронить можно было в гробу, а не в ведре Будут снимки, принесите... Я У себя.
Овсов повернулся, чтобы уйти, уже дошел до двери, но что-то его остановили. Хирург обернулся, еще раз окинул взглядом кровавую горку, возвышающуюся над столом, и вдруг встретился взглядом с этим существом иначе его назвать было нельзя. Да, из складок сорванной кожи, торчащих розовых костей на него смотрели глаза. Овсов подошел поближе, думая, что показалось, померещилось. Нет, это действительно были глаза и они в упор смотрели на него, не мигая.
- Ты меня слышишь? - спросил Овсов, н голос его дрогнул.
Глаза мигнули.
- Ты живой? - произнес Овсов скорее утвердительно, чем с вопросом. Глаза опять мигнули.
- Он в сознании, - Овсов распрямился и обвел всех взглядом, в котором уже не было ни раздраженности, ни уверенности. В его глазах была полнейшая растерянность, если не ужас. - Готовьте, - пробормотал он и, круто повернувшись, вышел.
- А вот сейчас и не следовало бы, - осуждающе сказала пожилая сестра.
- Ему виднее, - ответила Валя, но не было в ее голосе уверенности.
Овсов прошел в ординаторскую, протиснулся за свои шкафы и задернул занавеску. Достав из тумбочки "Распутина" он замер, прислушиваясь к себе, словно ждал какого-то сигнала, совета, разрешения. И получив нужный сигнал, быстро отвинтил пробку, налил в стакан водки, поколебался, плеснул еще немного и спрятал бутылку. Перед тем как выпить, тяжело протяжно вздохнул, а выпив, спрятал и стакан. Сел, положив руки на холодное стекло стола, исподлобья взглянул на собственное отражение в окне. Там, за стеклом, была уже глубокая ночь, огни в окнах погасли, город спал. Шел второй час ночи.
- Господи, Господи, помоги мне сегодня, - чуть слышно пробормотал Овсов, опустив лицо в ладони. - Господи, Господи, не оставь меня сегодня...
Вошла Валя с мокрыми снимками. Он всмотрелся в один снимок, расположив его у настольной лампы, взял второй, третий...
- Ни фига себе...
- Похоже, у него не осталось ничего целого, - чуть слышно сказала Валя.
- Яйца-то хоть у него на месте?
- Кажется, да... И, что к ним прилагается, тоже.
- Все утешение, - и Овсов поднялся. Он быстро шел по коридору и его тяжелые шаги становились все тверже. Он не видел ни выглядывающих из палат больных, разбуженных полуночной суетой, ни жмущихся к стенкам дежурных медсестер, ни Вали, едва поспевающей за ним. Лицо его напряглось, седой пробор уже не выглядел таким четким, челка упала на лоб.
В операционной все было готово. Яркий свет, стол" с возвышающимся посредине телом, инструменты, пожилая сестра с резиновыми перчатками. И единственный помощник - практикант, который, кажется, вот-вот брякнется в обморок.
- Знаешь анекдот? - спросил его Овсов. - Идет операция... Скальпель! командует хирург. - Тампон! Спирт! Еще спирт! Еще спирт! Огурец!
Практикант стоял бледный и даже не улыбнулся. Он лишь сглотнул слюну и кивнул, давая понять, что все услышал, все понял.
- Как же тебя угораздило, бедного, - пробормотал Овсов, шагнув к столу. Он снова хотел встретиться взглядом с этим человеком, но глаза того были закрыты. Над ними нависала сорванная с головы кожа. - Ну,.. С Богом, вздохнул Овсов. - Поехали, девочки...
***
Когда Овсов, едва волоча ноги от усталости, добрел до своего кабинетика, в окно било яркое солнце. Было уже утро и далеко не раннее утро. За больничным забором проносились переполненные троллейбусы с пассажирами на крышах, на трамвайной остановке стояла молчаливая и какая-то безнадежная толпа. Следом за Овсовым в кабинет вошла Валя.