Памятуя о неумолимом кинжале валлийца, я осознал, что в число этих четырнадцати вполне могут входить и те, кто, как и мы с Лисом, отделался ушибами и царапинами, и те, чья душа ещё просто не определилась, через какую дырку в теле вылетать к небесам.
– Стало быть, вот, – флегматично завершил свой доклад старый воин.
– Ещё семеро осталось лежать за воротами, – хмуро добавил я.
– Сэр Богер, – негромко напомнил Кархэйн.
– Да, теперь ещё и он. Сколько всего воинов было в крепости?
– Шесть дюжин да мы с господином. Три дюжины пришли с вами.
– Стало быть, – я принялся суммировать названные цифры, – мы с тобой, Рейнар, две дюжины бойцов, да чёртова дюжина с одним из тех, кто ещё на что-то годен. Не густо. Если утром мятежники снова пойдут на приступ, нам несладко придётся.
– «Слушай, Капитан», – вновь раздался на канале голос Лиса, всё это время державшегося на связи, – «у меня есть гениальный план, полный элегантности и самоотречения. Надеюсь, ты это оценишь, когда будешь писать отчёт о проделанной работе. Давай выкатим крашенным горцам пару-тройку бочек вересковки. Они ужрутся так, шо красно-синий цвет лица станет для них натуральным, а те, кто не ужрётся, поубивают друг друга от безысходной тоски и острой алкогольной недостаточности. А мы тем временем валим отсюда тыгыдымским аллюром, ибо чего ради здесь торчать, лично мне абсолютно непонятно».
– «Лис, боюсь, двух-трёх бочек на эту ораву не хватит», – усомнился я. – «Если здесь обещанная Ллевелином армия Горры, то это никак не меньше двадцати тысяч воинов. Но даже если перед нами всего лишь передовой отряд, то и на них мёда не хватит. Ну а только пойдёт слух, что у бастиды поят даром, – к завтрашнему вечеру здесь будет всё мужское население Каледонии, включая стариков и подростков».
– «Ну ладно-ладно, уболтал! Выставим пять бочек! Хотя это уже транжирство и прямая растрата казённого имущества. Пока население будет сбегаться, мы уже окажемся за Адриановым валом».
– Сэр Торвальд. – Не слышавший нашей оживлённой беседы Кархэйн уже скомандовал своему помощнику выставить стражу на стенах и осмотреть крепление засовов на воротах и теперь, дождавшись, когда мы остались одни, обратился ко мне: – Положение весьма затруднительно, однако в нашем распоряжении имеется органон, свидетелем действия которого вы были, и «адское жерло».
– Что? – непонимающе спросил я.
– О, – улыбнувшийся сэр Кархэйн бросил взгляд на мёртвого рыцаря, – мой покойный господин не зря носил сеньяль Разумный. Ему удалось здесь обнаружить давно забытые боевые устройства, которыми во времена Империи легионеры держали в страхе окрестный сброд. Пойдёмте, пойдёмте скорее, я вам всё покажу.
– «Ух ты!» – Лис, очевидно, осознавший, что в нашей несокрушимой твердыне ещё остались неисследованные уголки, устремился к нам. – «Шо там у вас ещё за лекция о килыпе кельта и культе кольта? Я тоже хочу посмотреть на задницу Вельзевула и прочие его органоны».
Едва успели слова напарника отзвучать в моей голове, как он и сам появился на нашем этаже с безапелляционным:
– Короче, бардак во дворе полный. Я распорядился сбрасывать убитых каледонцев со стены с таким расчётом, чтоб, падая, они ломали дротики. А то скотты поутру к нам в бастиду, шо по бульвару, загуляют.
– О, сэр Рейнар, – почтительно приветствовал юноша.
– Да ну, к чему условности! Оставим сэров сэрам. Можно попросту, без чинов – энц Рейнар л'Арсо де Гайрен д'Орбиньяк. Да, кстати, дружище! Я тут хотел у тебя спросить: то, что ночью пыхтело, это не органон случайно? Уж больно звук похож.
Я метнул на друга негодующий взгляд.
– Вы знаете об органоне? – с нескрываемым удивлением расширил глаза Кархэйн.
– Тю?! Да у нас на родине такой штуковиной ворон от полей отгоняют.
– Империя, – восторженно прошептал наш новый боевой товарищ.
– Кстати, Капитан, к слову: ты можешь объяснить мне, шо это за штуковина?
– Сейчас увидим, – заверил я. – Судя по названию, это такой духовой инструмент.
– Знавал я один духовой инструмент. Им, если помнишь, Шерлоку Холмсу чуть было башку не разнесли.
Кархэйн не обманул. Стоило нам подняться этажом выше под самую боевую галерею бастиды, и мы увидели сооружение, способное вызвать душевный трепет последователя премудрого Архимеда. Хитроумная система колёс была связана с кузнечными мехами, такими большими, что, вероятно, некогда они принадлежали самому Виланду – отцу мечей [4]. От мехов к стенам отходило множество труб разной толщины и конфигурации, бесследно исчезавших в скальном граните постройки.
– Вот он, органон, – гордо произнёс Кархэйн, словно представляя нам своего закадычного друга. – Кельты отважные бойцы, – пояснил молодой рыцарь, – но весьма боятся злых духов, бродящих по земле в ночное время. Когда-то римляне подметили эту черту своих врагов и стали сооружать такие органоны.
Юноша подошёл к колесу и с некоторой натугой начал вращать его. Зубчатая передача сдвинула остальные колёса с места, и меха стали подниматься словно сами собой, вздымая вверх тяжёлые каменные пластины прикреплённого сверху груза. Наконец они раздулись, в механизме что-то щёлкнуло, и воздух со свистом устремился в невероятно огромный просмоленный кожаный мешок, до того безжизненно лежавший на полу. Каменный груз тянул меха вниз, выдавливая остатки воздуха. Затем всё повторилось снова, и так ещё несколько раз, пока надувшийся мешок не занял половину зала.
– Теперь слушайте. – Кархэйн устремился к мешку и повернул ему одному известный ворот. Окрестные скалы опять завыли, заголосили, захохотали сумасшедшим хохотом, несомненно, усиливая эффект, произведённый незадолго до того.
– «Капитан, шоб я так жил! Я понял, шо это такое. Это же волынка! Обычная шотландская волынка. Римляне срисовали её у бедных скоттов и довели, сам видишь, до чего».
– «Я думаю, всё было наоборот. Скорее всего скотты обнаружили в развалинах бастид этот прибор для вызова духов, ну и смастерили себе нечто подобное с той же целью».
– Но это ещё не всё, – гордо заявил юноша, принимая наше молчание за знак одобрения. – Если сие оружие может лишь отпугнуть дикарей в ночное время, то «адское жерло» воистину способно разить врага не хуже, чем молнии древних богов. Эй, Гир! – Кархэйн кликнул давешнего валлийца, уже вернувшегося и дежурившего у тела погибшего рыцаря в ожидании распоряжений. – Иди сюда, помоги мне переставить меха на «адское жерло».
Валлиец, вероятно, не раз уже проделывавший подобную операцию, споро принялся за дело, с натугой отсоединяя кожаный мешок и свинцовые трубки от нагнетателя.
– На вот, крепи. – Новоиспечённый рыцарь указал своему помощнику на лежащую поодаль ёмкость для сжатого воздуха диаметром поменьше и стал что-то прилаживать к трубе, торчавшей из потолка. – Слушай меня, Гир, – скомандовал он, закончив своё дело. – Мы идём наверх, к «адскому жерлу», а ты надувай бурдюк. Когда я скомандую, откроешь затвор.
– Я всё понял, сэр, – почтительно поклонился валлиец.
По своему внешнему виду «адское жерло» более всего напоминало лёгкую корабельную пушку конца XIX века. Правда, ствол её, скованный из отдельных железных полос и обхваченный множеством толстых обручей, оставлял желать лучшего, но в целом орудие производило весьма внушительное впечатление.
– Подождём до утра, – глядя на начавшее светлеть небо, сказал Кархэйн. – До рассвета они не нападут.
– Вероятно, ты прав, – кивнул я.
– Одно плохо, – продолжал молодой рыцарь. – «Адское жерло» невозможно повернуть, оно поражает лишь дорогу, выходящую из ущелья. К тому же, – он печально вздохнул, – у нас к нему есть лишь пять зарядов.
– И скорострельность маловата, – глядя вниз с башни, добавил Лис. – Хотя, уж какая тут к бениной бабушке, скорострельность! Торвальд, может, мы их всё же медовухой попотчуем? Потому как если после пятого выстрела этой бандуры войско не разбежится, боюсь, они её затолкают нам… ну, ты догадываешься куда. Сам посуди: стрел у нас осталось – пшик; бойцов – раз-два и обчёлся; смолы – разве что с бурдюков наскоблить. Масла нет, воды чуть-чуть, камней – и тех как кот наплакал. Держаться нечем, а помирать здесь за ради ваших любителей древностей мне отчего-то совсем не улыбается. Дома меня не поймут. Так что давай попробуем с медовухой. Так уж и быть, бери все, – Лис набрал в лёгкие воздуха, делая в уме какие-то сложные подсчёты, – восемь бочек.
Я рассеянно слушал речь старого друга, вглядываясь туда, где за неприступными крепостными валами, должно быть, так же ждал рассвета отважный герцог Ллевелин, и со смешанным чувством внимал радостному щебету первой проснувшейся на равнине птахе.
– Подумай, – не унимался Рейнар. – Медовуха – это наш троянский конь, только навыворот. Так сказать, образчик нашего пламенного радушия.
– Что? Что ты сказал? – я резко повернулся.