То ли испугалась, то ли окончательно уверилась, что слухи обо мне – правда.
– Знаете, когда я впервые услышал эту фразу? Много лет назад. Бой только что закончился. Как сейчас помню – рядом со мной стоял Билли. Мы знали друг друга недавно, но быстро стали друзьями. На войне все происходит быстро.
Мы были единственными, кто остался. Из целого отряда. Всех других раскидало – я даже не знаю, где. Лишь я и Билли. Только вот головы у него не осталось. А из шеи торчал осколок позвоночника. Где-то далеко по-прежнему грохотали взрывы. Я поднимал его голову, приставлял к шее и проводил ладонями по разрезу. Я знал, что ничего не могу поделать. Прекрасно знал. Но все равно тер руками снова и снова, пока мои пальцы не превратились в сосульки.
Потом мои часы ожили. Я открыл их – не машинально, я думал, что мне сейчас сообщат о подкреплении. Что чародеи рядом и они спасут Билли.
И вот тогда я получил это сообщение из штаба. «Некоторые в столице вами недовольны». Ни слова больше. А когда я затем посмотрел на Билли, то понял, что он умер. Умер уже давно, и мне уже никогда не спасти его.
Лианна смотрела на меня.
Я не заметил, как закрыл лицо руками. Не хотел, чтобы она видела моих слез.
Черные Драконы не должны плакать. Иначе сойдут с ума.
– Билли был первым, кого я похоронил. Вы знаете, как хоронят людей в болоте? Вы просто кладете тело в трясину, и оно медленно уходит под землю, пока не исчезнет совсем. Ни креста. Ни надгробного памятника.
Как мне хотелось лечь тогда рядом с ним, закрыть глаза, свернуться в комочек, чтобы топь поглотила и меня. Как часто потом я упрекал себя, что не сделал этого. «Некоторые в столице вами недовольны».
Я в упор взглянул на Лианну.
– Не в первый раз.
12
– Они кладут изюм в булочку с кунжутом, – заметил я.
Десять пар глаз уставились на меня. Я разломил сдобу, чтобы ни у кого из собравшихся не оставалось сомнений в моих словах.
– Изюм с кунжутом, – повторил я. – По-вашему, так можно делать?
Я сидел на простом деревянном стуле – слишком простом для того, кто привык к изящной эльфийской мебели. Или к ее отсутствию вообще.
Обеденный стол передо мной был девственно чист, словно обитатели комнаты дали клятву никогда в жизни не притрагиваться к съестному. На самом деле, все обстояло проще – они ели на полу.
В дальнем углу комнаты поднималась куча огрызков. Арбузные корки соседствовали здесь с куриными косточками, промасленная бумага украшала обглоданные рыбьи головы.
Если бы в тот момент в мою собственную голову пришла идея позаниматься дедукцией, я мог бы заключить – здесь какое-то время жили крысюки. Судя по количеству мусора, не меньше трех дней и не больше недели.
Они никогда не выбрасывают объедки. И не потому, что страдают такими пороками, как лень и нечистоплотность. Просто иначе им негде было бы спать.
Я бросил разломанную булочку – точно и аккуратно, как игрок в баскетбол. Она опустилась прямо на вершину кучи, потом покатилась вниз.
В точности, как человеческая судьба.
Впрочем, в дедукции не было необходимости. Все пятеро крысяков находились тут же, вокруг меня, и их маленькие глазки пытались определить – а сколько огрызков останется от меня.
Их предводитель стоял в центре. Он по-прежнему носил на руках два лезвия, в форме орлиных крыльев. Два других клинка оставались в заплечных ножнах. Но я отчего-то питал сомнение в том, что они там заржавели и не покажут носа в решительный момент.
Носы у них были острые.
Очень.
– Что ты здесь делаешь, эльф? – спросил мечник.
Вопрос был глупым.
Люди всегда задают глупые вопросы, получают не менее тупые ответы, а потом горько обижаются на несправедливость мира.
– Беседую с тобой, – отвечал я.
Крысяк повел усами.