На глубине двух бездн, зиявших в глазницах мага мелькнуло непонятное чувство – как рыба в глубоком омуте.
– Я этого не сделаю, – сказал он.
– Сделаешь, – возразила Франсуаз.
Она встряхнула мага, словно то был пустой мешок, в котором долго хранили пепел.
Странное выражение снова появилось в том, что давно перестало быть глазами. Теперь я понял – это страх умереть.
– Хорошо…
Чародей развел руки в стороны, и тихие, чарующие слова стали рождаться на его языке. Их красота так не вязалась с его уродством, что на мгновение я забыл об ужасах этого дня. Но потом мой взгляд упал на деревянный ларец.
Колдун смолк.
Я вынул из кармана золотые часы и нажал на маленький кристалл сбоку.
Над мозаичным полом закружились крошечные алмазы искр. Они поднимались вверх, как живительный воздух в прозрачной воде. Лазоревый круг явился в том месте, откуда восходило сияние. Он ширился, и на краях его трепетали нежные голоса горных ручьев.
Черный маг смотрел на творение своих рук, и на лице его, обычно бесстрастном, можно было прочитать удивление. Словно ведун не верил, что рунические символы заклинаний, обращенные им в магические слова, могут нести не только смерть, но и жизнь.
Лианна де Халон стояла в центре лазоревого круга. Ее глаза были полузакрыты, а грудь медленно поднималась и опускалась.
То, что происходило на моих глазах, уже перестало быть колдовством – но превратилось в чудо.
Я подошел к Лианне и поддержал ее. Сознание пока не вернулось к девушке. Несколько дней ей предстояло провести в глубоком сне, набираясь сил, когда душа витает над распростертым телом, все еще не решаясь туда вернуться. Затем она проснется.
Черного колдуна уже не было; лишь зеленые всполохи дрожали в том месте, где он стоял. Его бывшие товарищи, которых он бросил, маги Круга, оставшиеся верными Совету, перенесли чародея в столицу. Их суд будет справедливым, но вряд ли милосердным.
Лианна начала таять.
Волшебники забирали и ее, чтобы передать в заботливые руки монашек. Нажав на кристалл, я подал им знак, разрешив вмешаться. Я не мог сделать этого раньше из-за колдунов-ренегатов. Магический сигнал разбудил бы их раньше времени, и тогда победа осталась бы за мцари.
Франсуаз без особого удовольствия следила за тем, как я прощаюсь с Лианной. Когда девушка исчезла совсем, я опустил руки, и только теперь по-настоящему увидел мертвые тела, разбросанные по священной зале.
Мне не хотелось здесь оставаться.
– Нам пора, – негромко произнес я.
22
Ночь спускалась над городом. Медленно, как черные клубы дыма, она заволакивала небосвод, пока не поглотила его. Странно, но даже здесь, под землей, я чувствовал ее пришествие.
В темноте есть нечто, к чему ты никогда не сможешь привыкнуть. Медленное ощущение пустоты, беспомощности и пугающей бесконечности – кажется, достаточно протянуть руку и коснешься Бездны.
Шаги раздались неожиданно.
Так всегда бывает, когда напряженно и долго ждешь чего-то. Ты знаешь, что это произойдет – но все происходитвдруг.
Приглушенный свет потайного фонаря робко лизнул стену впереди, там, где коридор изгибался. Он приближался, а вместе с ним близилась большая черная тень – так из глубины туннеля виделся человек, который нес лампу.
Еще один пример того, что свет и тьма всегда идут рядом.
Я поднялся на ноги.
– Доброй ночи, капитан, – негромко произнес я.
Офицер остановился.
Лампа в его руке дрогнула, как и его решимость.
– Стража никогда не спит? – спросил я.
Человек с фонарем не протянул руку к оружию.
Он замер передо мной черной бесформенной тенью, как пришедшая в город ночь.
– Те, кто в прежние времена охранял караваны, не пошли в гвардию. Но из кого тогда ее набирали, спросил я себя. Ответ прост – из разбойников.
– Мой отец не был бандитом, – ответил капитан.