И когда пришла его очередь расписываться под договором об аренде, он так залихватски поставил свою подпись, что хвост ее, развернувшись наподобие павлиньего, занял едва ли не половину листа.
Глава 4. Ссора
– Прости, но я не вижу смысла переезжать куда-то, – сказал Александр вечером, когда Амалия, улучив момент, стала наводить разговор на интересующую ее тему. – Про особняк Платовых я слышал, но не хочу даже обсуждать эту тему.
– Но почему, Саша? Такой хороший дом, и место прекрасное…
– Амалия, ты просто поразительная женщина, – вздохнул барон Корф. – Ты хоть понимаешь, что я знаю Платовых и что мой командир – их дальний родственник? Что они будут думать обо мне, если узнают, что я воспользовался их несчастьем…
– Каким еще несчастьем? Ты имеешь в виду, что отец семейства спустил в карты все свое состояние и именно поэтому им пришлось уехать оттуда?
Она заметила, что Александра покоробила такая прямолинейность, и посмотрела ему в глаза своим неотразимым (как она знала) взглядом. В глазах ее танцевали золотистые озорные искорки, и Амалия с удовольствием убедилась, что супруг немного растерялся.
– Ну, если тебе угодно так выражаться…
– Мне вообще угодно называть вещи своими именами, – поддразнила его Амалия. – И никакое это не несчастье, Платов просто осел…
– Амалия!
– Несчастье – это когда на тебя обрушивается удар судьбы, когда кто-то заболел или умер. А когда ты сам создаешь себе проблемы, это уже не несчастье, это глупость. В любом случае я не понимаю, почему мы не можем перебраться в этот особняк…
– Потому что это будет бестактно и люди плохо это воспримут, – уже сердито сказал Александр.
– Какие люди?
– Приличные люди. Чьим мнением мы обязаны дорожить.
– Саша, но это же вздор! Почему я не могу переселиться в отличный дом, если мне этого хочется? И у тебя там будет свой личный кабинет…
– Мне не нужен кабинет, я прекрасно могу обойтись и без него.
– Хорошо, тебе не нужен кабинет, но для Миши будет лучше, если мы будем жить в отдельном доме! Там есть сад…
– Он может ходить в любой из садов Петербурга, когда подрастет. Амалия, ну ей-богу…
– И его не будут будить гаммы, которые играет эта длинноносая Оттилия Эвальдовна с третьего этажа, – увлеченно продолжала Амалия. – Саша! Подумай сам в конце концов… В прошлом году сын капитана, который живет напротив, болел корью. В доме куча жильцов с детьми, и кто знает, какую заразу они могут к нам притащить…
– У тебя слишком живое воображение, – проворчал Александр. – Так или иначе, мое решение неизменно: я никуда отсюда не уеду. Эта квартира вполне меня устраивает, и точка. Что касается дома, то я бы понял тебя, если бы речь шла о даче на лето, где можно дышать свежим воздухом…
– Саша, тебе же прекрасно известно, что я думаю о дачах! Там нет ничего, кроме комаров…
– И тем не менее я предлагал тебе снять дачу, если хочешь.
– Зачем мне дача?
– А зачем другие люди летом покидают Петербург и перебираются на дачи?
– Может быть, им нравится, когда их кусают комары? Саша, я же совсем не о даче говорю! Нам нужен свой дом, где бы мы ни от кого не зависели…
– Возможно. Но бывший особняк Платовых нашим домом не будет, потому что я так решил.
Раздосадованная Амалия поняла, что супруг не уступит, и решила зайти с другой стороны.
– Я уже сняла особняк от имени дяди Казимира, – сказала она. – Так что переехать нам все-таки придется.
– Ты сняла дом, не посоветовавшись со мной? – спросил Александр после паузы.
Тон у него был такой, словно ему нанесли смертельное оскорбление. Не понимая, в чем дело, Амалия начала сердиться.
– Да! Я попросила дядю… Дом прекрасный, всем нам будет в нем удобно, другого такого случая можно ждать очень долго, и потом, Английская набережная – это Английская набережная! Я не хочу больше слушать музыкальные гаммы, ссориться с Оттилией, не хочу видеть пьяную физиономию этого капитана на лестнице и заплаканное лицо его жены…
– Ни на какую Английскую набережную мы не переедем, – тихо, но внятно промолвил Александр, и на его виске дернулась жилка.
– Но почему?
– Я тебе уже все объяснил. Ты поставила меня в крайне неловкое положение!
– Положение – чем же? Что я думаю о нас? Что я думаю о Мише?
На другое утро Амалия, рассерженная сверх меры, приехала к матери на Невский проспект – изливать душу. Александр категорически отказался переезжать на Английскую набережную и даже потребовал, чтобы она расторгла договор.
– Все из-за этих Платовых, чтоб им пусто было! – восклицала Амалия, расхаживая по комнате и жестикулируя куда выразительнее, чем обычно. – Условности! Светские условности! Я, видите ли, эгоистка…
– Дело вовсе не в Платовых, – отмахнулась Аделаида Станиславовна. – Ты поставила его перед фактом.
– Что ты хочешь сказать?
– Ты приняла решение без него, вот он и обиделся.
Амалия надулась. Она была самолюбива и тяжело переживала свое поражение – тем более что уж от кого от кого, а от Александра она никак не ожидала такой каверзы.
– Вам придется пока пожить на Английской набережной без нас, – сказала она, садясь на диван. – Мы, конечно, переедем, как только я сумею переубедить Сашу.
Аделаида Станиславовна поняла, что дочь рассчитывает добиться своего если не сейчас, то позже. Но она хорошо знала зятя и не сомневалась, что он будет стоять на своем до последнего.
– Вся эта история, – добавила Амалия в сердцах, – не стоит и выеденного яйца!
Видя, как дочь расстроена, Аделаида решила перевести разговор на другую тему.
– Кстати, та девушка обещала зайти сегодня, – сказала она. – Дочь Луизы Леман.
– Скажи, а папа правда дрался на дуэли с ее отцом? – задала Амалия вопрос, который не давал ей покоя с позавчерашнего дня.
Аделаида Станиславовна усмехнулась.
– Да, и даже больше скажу: Константин хотел его убить. Но во время дуэли появилась Луиза. Мокроусов выстрелил первым и промахнулся. Твой отец не промахнулся бы, но Луиза кинулась на колени, стала ползать по траве, умолять его… Секунданты пытались оттащить ее, но она совершенно обезумела. Тогда твой отец, чтобы успокоить ее, выстрелил в воздух. Дальше началось самое интересное: Мокроусов стал утверждать, что Константин выстрелил не по правилам, что Луиза ему помешала. Сергей Петрович настаивал, что Константин не использовал свой выстрел, понимаешь? Он говорил это и не обращал никакого внимания на Луизу, которая рыдала возле него, заламывая руки… А когда наконец соблаговолил ее заметить, то бросил ей только: «Прекратите рыдать, вы смешны». Вот и все, что у него нашлось сказать для женщины, которая спасла ему жизнь.
Амалия задумалась. Выражения ее лица мать не понимала.
– Если Мокроусов убил Луизу, – промолвила наконец баронесса фон Корф, качая головой, – тогда получается, что зря она тогда вступилась за него… Она действительно так его любила?
– Все зависит от того, что понимать под словом «любовь», – ответила Аделаида Станиславовна с расстановкой. – Если состояние, при котором все помыслы и чувства сосредоточены на одном человеке, то да.
– Ну, в общем, это и есть любовь, – подумав, призналась Амалия. – Разве нет?
– Я неудачно выразилась, – вздохнула Аделаида Станиславовна. – Любовь – это как удар молнии, во всяком случае, так должно быть… А Сергей Петрович очень ловко направлял чувства Луизы. Он играл с ней, понимаешь? То демонстрировал ей свое охлаждение, то, напротив, показывал свою привязанность, если она поступала так, как ему хотелось… И все ее чувства сосредоточились на нем, потому что она никак не могла завоевать его до конца. Он то скверно обращался с ней и даже не скрывал этого, то осыпал подарками, которые мало кто в губернии мог себе позволить. Сегодня срывал на ней дурное настроение, а завтра как ни в чем не бывало приводил ее на бал в таких бриллиантах, что все дамы умирали от зависти. Понимаешь, о чем я?
– Почему она его не бросила? – спросила Амалия.
– Она пыталась несколько раз. Но как только он понимал, что она вот-вот ускользнет от него, он возвращал ее обратно. Клялся в верности, а потом с легкостью нарушал свои клятвы.
– Скажи, а какое впечатление он производил на тебя?
– Ну, – протянула Аделаида Станиславовна, – Сергей Петрович из тех людей, про которых сначала думаешь: «Какой приятный человек», а через некоторое время, когда узнаешь его поближе: «Ну и мерзавец же он». Потом он делает что-то такое, после чего о нем опять начинаешь думать как о приличном человеке… А потом он снова тебя разочаровывает, и в какой-то момент уже перестаешь воспринимать его в положительном смысле. Он был очень красив и очень богат, единственный сын в семье, и, по-моему, все эти качества повлияли на него только в дурную сторону. Ему все позволялось и все прощалось, а вседозволенность, что бы там ни говорили, очень плохо влияет на характер. Женщины были от него без ума…