Снегопада, лавин не будет, праздник продолжается.Спускаюсь вниз на лыжах, лишний раз проверить склоны не мешает. Главные склоны маркированы флажками и знаками, но кое-где лыжня уходит в сторону, а в одном месте - прямо под четвертую лавину. Кому-то, наверное, очень надоело жить. Заезжаю в расположенный на середине трассы домик спасателей, отрываю от чаепития Хуссейна и его помощника Ахмата, прошу их встать на лыжи и следовать за мной. Хуссейн багровеет и крепко, по-русски, ругается: след свежий, полчаса назад его не было. А знак "Лавиноопасно!" какой-то остряк отредактировал на "Лавинопрекрасно!" Четвертую остряк подрезал лихо, даже мы остерегаемся с ней шутить, уж очень мощная доска. Будем считать, что проскочил, похороны откладываются.А Хуссейн неутешен: "Четыре травмы за день, а тут еще такой баран!" Он привычно проклинает инструкторов, которые выпускают на склоны начинающих и не следят за лихачами, хотя знает, что инструкторы здесь ни при чем, туристы приезжают на две-три недели не для того, чтобы барахтаться в "лягушатнике". А на склонах - попробуй уследи за ними: дух соревнования, гончий инстинкт, все рвутся в бой самоутверждаться. Каждый из нас, когда начинал, через неделю мнил себя асом. Мы спускаемся. Пожелав Хуссейну удачи (он грозится отыскать лихача, накостылять ему по шее и выпроводить домой), я оставляю лыжи в его резиденции и иду взыскивать отложенный штраф. Половина столиков в "Кюне" свободны, это вечером здесь будет столпотворение. Ибрагим меня не замечает, воротит в сторону прокопченную шашлычным дымом физиономию. Сажусь поближе и нагло показываю ему два пальца. Кисло осклабившись, он снимает с жаровни два шашлыка. Я придирчиво их осматриваю, упрекаю за недовес и не торопясь принимаюсь за еду.- Здравствуйте, Максим Васильевич! - Ко мне, запыхавшись, подлетает парнишка в видавшей лучшие времена нейлоновой куртке. - Я вас искал, Хуссейн сказал, что вы пошли сюда.- Он слишком много знает, твой Хуссейн, - ворчу я. Садись и ешь.- У меня есть деньги, не беспокойтесь.- Положи их на книжку, "Волгу" купишь. Ешь.- Спасибо.Это Вася Лукин, механик из Рязани, влюбленный в горные лыжи фан. Так мы называем фанатиков, готовых на любые жертвы, лишь бы добраться до Кушкола, заполучить крышу над головой и кататься до упора. Иные счастливчики приезжают по путевкам, но большинство снимает углы у местных жителей, в пристройках и даже дровяных сараях, фаны - публика неприхотливая. В прошлом году я обнаружил Васю в нетопленой сакле и привел его на станцию, где за койку и питание он отремонтировал нам приборы и переделал кучу другой работы.Я смотрю на часы и протягиваю Васе талончик на канатку. Приятно сознавать себя благодетелем человечества.- Беги, в три часа канатка останавливается.- Значит, можно? - Вася расцветает.- Марш, пока не передумал!Славный шкет, чем-то напоминает Валерку, которого раздавила четвертая, будь она проклята. Такой же белобрысый, с улыбкой до ушей...Мы, старожилы, делим туристов на четыре категории.О фанах я уже говорил. Это в основном ребята и девчата без особого достатка, с тощими кошельками, но с относительно неплохими лыжами и ботинками: фан годами собирает деньги, чтобы приобрести хотя бы югославские "Эланы" и "Альпины". Встает фан ни свет ни заря, чтобы успеть к подъемникам до столпотворения, вырваться на склоны и кататься до дрожи в ногах, не думая о еде и отдыхе. Фан любит рисковать, носиться по буграм, прыгать через изломы; фан по натуре своей лихач, с ним хлопот полон рот - гоняет-то он без присмотра, на свой страх и риск. Укатавшись вусмерть, фан после обеда ложится спать и к вечеру выползает на божий свет, чтобы найти родственную душу и всласть потолковать о лыжах, склонах и великих горнолыжниках.