Демоны ночи - Алексей Атеев

Алексей АТЕЕВ Демоны ночи

Он проснулся от внезапного толчка, словно некая сила подняла и встряхнула его. Встряхнула мягко, но весьма ощутимо. Так, что все внутренние органы на мгновение сместились: желудок подскочил к самому горлу, а сердце, напротив, ухнуло далеко вниз.

Некоторое время он лежал без движения, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего не болело. Только испарина обильно покрыла лоб и шею, да подушка стала мокрой. Что это такое? Очевидно, дурной сон. Какие-то неясные обрывки мелькали в потревоженном сознании… Впрочем, ничего конкретного.

«Бывает, – подумал он, открывая глаза. – Лежал в неудобном положении, вот и посетил кошмар».

В спальне было темно и душно. За окном потихоньку начинало светать. Взгляд упал на часы. Крупные светящиеся цифры показывали, что до обычного пробуждения еще минут сорок. Рядом похрапывала жена. Он скосил глаза в ее сторону. Ей, видать, тоже жарко. Одеяло сбилось в сторону, ночная рубашка задралась, раскинутые ноги смутно белеют во мраке… Возникло желание. Он провел ладонью по внутренней стороне ее бедра, поднялся выше, залез под край трусиков…

Жена дернулась, словно в испуге, напряглась, резко сомкнула бедра, но тут же расслабилась, обмякла…

– Ох, – чуть слышно произнесла она, – это ты…

– А ты кого ждала? – насмешливо спросил он.

Она придвинулась к нему, сладко засопела, лизнула в ухо… Минут десять они предавались любви, потом он встал, а жена провела скомканными трусиками между ног и повернулась на бок.

Он подошел к окну и долго стоял возле него, вглядываясь в утренние сумерки. В доме напротив зажигались все новые окна, во дворе запищала сигнализация, захлопали дверцы автомобилей. Открыл форточку. Ледяной порыв ветра проник в комнату.

– Закрой, – сонно произнесла жена.

В ванной, стоя перед зеркалом, он намылил одну щеку и вдруг замер, пораженный. Из зеркала на него взирал совершенно чужой человек: немолодой субъект с торчащими в разные стороны жидкими волосиками неопределенного мышиного цвета, с набрякшими мешками под глазами и хмурой, потасканной физиономией.

– Н-да! – произнес он вслух и стал намыливать другую щеку.

Закончив водные процедуры, он зашел на кухню и включил чайник. Пока грелась вода, стал готовить завтрак. Достал получерствую булку, отрезал пару ломтей, достал из холодильника масленку, вареную колбасу, присел на табурет… Но бутерброды так и остались не приготовлены. Он глубоко задумался и не обратил внимания на щелчок выключившегося чайника. Опершись подбородком на ладони, он сидел не меньше получаса, потом медленно поднялся и, словно во сне, опять поплелся в ванную. Там он открыл белый пластиковый шкафчик, в котором хранилась разная ерунда: засохшая косметика, полупустые пузырьки с лекарствами, спринцовка, старые зубные щетки… Порывшись в хламе, нашел длинную плоскую коробочку, открыл ее и достал опасную бритву с пожелтевшей костяной ручкой. Сам он никогда не пользовался этим зловещим предметом. Бритва досталась ему от отца и много лет валялась без дела. Когда она попадалась ему на глаза, он каждый раз думал, что нужно бы выбросить эту дрянь, но почему-то не делал этого. Не то чтобы забывал, просто тотчас в памяти возникал отец, его угрюмый, недобрый взгляд. Раз он, еще в отрочестве, уволок бритву во двор. Ощущая ее в кармане, он чувствовал себя настоящим мужчиной.

– Классная мойка, – увидев бритву, заметил дворовый авторитет Сява. – Кого хошь пописать можно. Поканали к «Ударнику» каких-нибудь фраеров зацепим.

Дома отсутствие бритвы было немедленно обнаружено, и ему крепко влетело. Папаша лупцевал по тощим ягодицам тем же офицерским ремнем, на котором правил эту самую бритву. Давно это было…

Он провел сверкающим, без единого пятнышка ржавчины лезвием по большому пальцу левой ладони и тут же отдернул руку. На подушечке появился глубокий порез, из которого брызнула кровь. Он сунул палец под холодную струю и равнодушно смотрел, как алая кровь, смешиваясь с водой, приобретает розовато-ржавый цвет. Скоро кровотечение утихло, но он продолжал держать руку под струей и только после того, как ладонь совсем онемела, закрыл воду. Края ранки разошлись, внутри чернела запекшаяся кровь, напоминая… напоминая…

Держа бритву в руке, он вернулся в спальню. Взглянул на дремлющую жену. Все тот же соблазнительный вид. На сливочные ягодицы упал первый солнечный луч. Специально, что ли, она возлежит в подобной позе? Вдруг снова возникла эрекция. Он отшвырнул бритву и бросился к кровати.

– Ты чего? – распахнув глаза, изумленно спросила жена. Но в данную минуту было не до объяснений.

Жену тоже забрало. Она неистово извивалась под ним, бормотала что-то нечленораздельное, охала, даже гортанно верещала. Давненько он не слышал подобных звуков. И сам он вел себя куда как энергичнее, чем обычно. Мгновение острейшего блаженства, и сладкая истома разлилась по всему телу.

– Н-да… – произнесла жена. – Однако! – В ее голосе одновременно слышалось удивление и удовлетворение. – Ты что же, виагру принимаешь?

Он ничего не ответил. Лежал рядом; дыхание постепенно приходило в норму. Неожиданно ладонь нащупала валявшуюся на кровати бритву. Он открыл лезвие…

ГЛАВА 1

Репортер уголовной хроники газеты «Курьер-экспресс» Павел Мерзлов, невысокий, круглолицый, упитанный юноша лет двадцати, крутился возле подъезда, из которого пятнадцать минут назад хмурые мужички вынесли на носилках два длинных предмета, упакованных в черные пластиковые мешки. Телевизионщики и коллеги из других изданий уже укатили. У подъезда остался только милицейский транспорт. Но с работниками правоохранительных органов он уже пообщался. Собственно, и говорить-то особо не о чем. Все было и так очевидно. Бизнесмен средней руки прикончил супругу, даму бальзаковского возраста, а потом перерезал себе горло. Случай хотя и неординарный, однако вполне в духе времени.

– Еще один сгорел на работе, – с равнодушной насмешкой произнесла пишущая дамочка из довольно известного издания, коллега по творческому цеху криминальных репортеров. – Обожрался лотоса. Оно и понятно. Сегодня ты, а завтра я… Или наоборот – что не меняет сути дела. Тяжело быть богатым человеком в наше смутное время. О! И заголовок готов – «Обожрался лотоса»! Нет, не поймут. О’Генри нынче подзабыт. Лучше – «Обожрался лобстеров».

И, хихикнув, она унеслась в редакцию. Павлу тоже было пора возвращаться в контору, чтобы вовремя отписать информацию, однако он почему-то медлил. Профессиональный опыт, пусть и небольшой, подсказывал – из этого происшествия можно сделать нечто большее, чем заметка в тридцать строк для колонки уголовной хроники. Почему, скажем, человек, у которого все есть, ни с того ни с сего кончает счеты с жизнью, да еще таким ужасным способом. Зарезал жену… Павел вспомнил только что виденное – залитое кровью обнаженное тело на просторной кровати. Зачем? Изменяла?.. Ну и что. Из-за этого не убивают… Во всяком случае, в подобных кругах. Может быть, проблемы с бизнесом? Наезды там разные?.. Налоговая одолела?..

Тут его размышления прервали громкие возгласы. Он оглянулся. Чуть поодаль оживленно обсуждали события десятка два женщин разного возраста. Павел приблизился к толпе.

– Кровищи-то, кровищи! – громко восклицала немолодая татарка, похоже, дворничиха. – Ее всю располосовал!

– Изверг! – подтвердила старушка интеллигентного вида. – Все они таковы, эти новорусские богатеи.

– И за что ее так-то?

– Кто знает…

Павел подошел, представился. На него взглянули без особого интереса.

– Писака, – услышал он чей-то негромкий насмешливый возглас.

– А скажите, они вели себя как? Между собой ругались? – поинтересовался репортер, ни к кому конкретно не обращаясь.

– А кто их знает, – отозвалась интеллигентная старушка. – Приедут, уедут… Постоянно тут не обитали. Квартира-то ему от отца досталась. Ремонт, конечно, сделал. А так у них дом есть. В доме больше жили. А вообще он тут вырос. Во дворе нашем. Спокойный мальчик был, не хулиган какой-нибудь, тихоня.

– Баловства за ним не замечалось, – добавила дворничиха. – Как-то все бочком, бочком… Не заметили, как вырос, а потом и постарел.

– А жена у него кто была? – не отставал Павел.

– Приятная дамочка, царство ей небесное, – сообщила старушка. – Брюнеточка, небольшого росточка. Что называется, пикантная. Говорили, вроде педагог по специальности. Только в школе она не работала.