Чисто выбритый, подтянутый, словно на параде, в кабинет вошел капитан милиции Парамонов.
- Разобрались, Леонид Николаевич? - кивнул он на папку.
- Тут, милок, разбираться и разбираться! А я не Эркюль Пуаро.
- Что-нибудь заинтересовало?
- Кое-что. У Кутырина я обнаружил несколько отрывочных записей. Читал?
- Читал. Только никого, кроме гостей за ужином, привлечь к этому делу не могу.
- Кто, кроме них, мог знать об авторском гонораре профессора?
- Среди дачников никто, по-моему. Профессор не любил хвастаться. Он и гостям-то о деньгах случайно сказал.
- Но о получении трех тысяч знали в издательстве. В редакции, в бухгалтерии - наверняка. И у кого угодно может быть муж, брат, друг. Надо там поработать. Бросим на это дело старшего лейтенанта Рыжова. Ну, а мы гостями займемся. - Жемчужный взглянул на список ужинавших. - Кстати, вы не знаете, почему в кутыринском списке подчеркнуты фамилии Сизова и Хмары?
- Это шахматные партнеры профессора. Хмара игрок попроще, а у Сизова первый разряд.
- А другие?
- Умеет и доктор. Только кто ж рискнет сражаться с кандидатом в мастера?
- Положение фигур записано? - вдруг заинтересовался Жемчужный.
- Вот! - Парамонов веером рассыпал по столу принесенную им пачку фотографий, на одной из которых был заснят шахматный столик с расставленными на нем фигурками. Партия явно заканчивалась. С каждой стороны короля поддерживали ладья, легкая фигура и пешка. Но единственную пешку черных защищал, кроме того, и черный ферзь, сама же она достигла последней линии и была уже не пешкой, а вторым ферзем. Катастрофа белых была очевидной.
- Разобрались, Леонид Николаевич? - спросил Парамонов.
Жемчужный кивнул, продолжая всматриваться в расположение фигур: он никак не мог понять, почему белые, потеряв ферзя без компенсации, все еще продолжали сопротивляться?
- Странная партия, - сказал Жемчужный.
- Почему странная? - робко возразил ему Парамонов. - Черные выигрывают, вот и все.
- А какими играл профессор?
- Белыми. Мы нашли отпечатки его пальцев на всех фигурах. А здесь вот видите... - Парамонов подвинул Жемчужному другой снимок, на котором виднелись десять симметрично расположенных оттисков пальцев. - Оставлены Сизовым на ладье, коне и ферзе, а также на нескольких пешках.
Жемчужный, казалось, не слушал его, задумчиво хмурился и молчал.
- Нелепо, все нелепо, - проговорил он глубокомысленно. - Профессор не мог играть белыми.
Взгляды их встретились. Парамонов явно не понимал, к чему клонит Жемчужный. Майор протянул ему снимок доски:
- Взгляните на белых... Будете доигрывать партию в таком положении? Нет. И я не буду. Профессор - тем более, если даже он зевнул на старости лет. Но до такого положения даже зевающий не доходит, особенно если у него равной силы противник.
- Он сдался: белые все же не сделали хода.
- До такого положения умный игрок не доводит. Сдаются раньше.
Жемчужный все еще с сомнением глядел на доску. Что-то в этой партии смущало его. Но Парамонов упрямился.
- Вы внимательно посмотрите, Леонид Николаевич, - настаивал он, - и станет ясно, почему он все еще продолжал игру. Но не в этом суть. Для нас важно сейчас, с кем он играл. Взгляните на отпечатки пальцев Сизова. Они на черных.
- Оттиски могут сохраняться долгое время. Мы же не знаем, когда он играл. И сизовские оттиски очень отчетливы: жирные пальцы. А профессорские еле заметны: чистые, сухие руки... Может быть, играл кто-то третий, в перчатках? Ведь Сизов решительно отрицает, что играл с профессором...
- Так он и признается, что играл, - покачал головой Парамонов. - Вы на это рассчитываете, Леонид Николаевич?
- Я хочу, чтобы никто не делал скоропалительных выводов.
Парамонов не стал больше возражать, а лишь подвинул к майору еще несколько снимков.