— Лучше бы нам и не вспоминать, — заключил все тот же хмурый голос из задних рядов.
— Боюсь, что так, — кивнул Гош.
* * *У метро «Коньково» под ослепшим светофором прямо в центре перекрестка стоял огромный столб пыли. Даже смерч. Внутри него шла драка — кого-то там волтузили, трепали и рвали на куски. Гош сбросил газ, прижал машину к обочине и попытался разглядеть, что же впереди происходит. При всей своей нелюбви к насилию, он даже слегка обрадовался. Все-таки, это было первое реальное проявление жизни, которое он встретил в сонном полумертвом городе. Из сцепившихся на перекрестке особей никто явно не страдал амнезией и уж тем более по этому поводу не рефлексировал. Там шла яростная борьба за жизнь в лучших традициях «постхолокостной» литературы.
В центре пыльной бури здоровенная черная с белым псина, очень лохматая и явно породистая, колотила в одиночку целую стаю ободранных дворняг. Пока еще колотила. Зубами она пережевывала глотку самого крупного противника, а мощной растрепанной задницей по-хоккейному бортовала тех, что поменьше. Из кучи-малы то и дело улетал вверх тормашками очередной зашибленный. От визга и хрипа закладывало уши. В воздухе парила разноцветная шерсть.
Гош осторожно подвел машину чуть ближе, опустил стекло и нашарил правой рукой свою пушку. Лохматая собака билась насмерть, но перевес был явно на другой стороне. Разнокалиберных ее противников Гош насчитал сначала шесть, потом сбился. Наседала стая по-дворовому крепко и въедливо. Окажись на месте лохматой какой-нибудь метрового роста профессионал-кавказец из питомника «Красная Звезда», и то ему пришлось бы туго. Хотя он-то до драки бы дело не довел. Запугал бы дворняжек до нервного поноса и упадания на спину, перекусил бы для острастки пополам одного самого мелкого и назойливого, да и прошел бы сквозь эту стаю, будто ее и не было… Гош внимательно прищурился, но не для того, чтобы целиться, а вслед своим мыслям, по отработанной за последние дни привычке отслеживая важную информацию. «И о собаках я что-то знаю, кажется, больше, чем положено рядовому гражданину… Черт побери, откуда? А ведь люблю я собак. Опять-таки — кажется». Он высунул ствол из окна, упер приклад в сиденье и выстрелил.
Драку разметало во все стороны, и десяток обалделых морд уставился на непрошенного гостя. Не среагировала только лохматая зверюга. Наоборот, она поймала момент. Подмяла жертву под себя, навалилась всем весом, и в зубах у нее смачно захрустело.
Гош выпрыгнул из машины.
— Убью! — крикнул он, наводя оружие на ближайшую дворнягу, окровавленного и взмыленного отпрыска нескольких овчарок и как минимум одного спаниеля. Пес с визгом бросился наутек. Гош выстрелил поверх голов. Картечь с адским грохотом проломила стену придорожного магазинчика и вынесла ее напрочь. Собаки дружно взвыли и растворились в пространстве, только когти шваркнули по асфальту.
— Фу! — рявкнул Гош. — Фу! Фу, я сказал!
Победительница выплюнула изжеванного врага и облизнула с носа кровь. Псину откровенно трясло, лапы у нее подгибались. Помощь явилась в самый подходящий момент — еще минута, и красотка лежала бы распоротым брюхом кверху, и уже другие носы были бы в крови. Жадное чавканье, растаскивание лакомых кусочков по кустам… Что им, крыс не хватает? Гош поежился.
— Молодец, умница, — похвалил он. Лохматая хмуро посмотрела на него и разве что не кивнула.
Из шеи поверженной собаки густо хлестало красным. Она медленно отползала, давясь и захлебываясь.
Гош положил ружье на капот и не спеша направился к лохматой псине.
— Тебя бы отмыть да расчесать… — сказал он ласково. — Цены бы тебе не было, прелесть ты моя.
Псина нервно сглотнула и помотала головой, совсем по-человечески. Даже не присматриваясь, по одному только сложению и форме морды Гош определил, что это сука, лет четырех-пяти от роду, очень дорогой и глубоко несчастный зверь, остро нуждающийся в ласке, расчесывании и средстве от блох. Под растрепанными клочьями на шее виднелся тонкий кожаный ошейник. Как это холеное выставочное животное адаптировалось к самостоятельной жизни на московских улицах, Гош не представлял. Но то, что собака выжила, говорило в ее пользу.
А то, что она не боялась стрельбы и воспринимала человека как союзника, указывало на полный курс дрессировки, включая защитно-караульную службу, и отсутствие серьезных психических травм. Последнее Гоша не удивило — вряд ли на такую красивую собаку решил бы поохотиться даже самый отпетый кретин. Скорее он попытался бы ее приручить. Внутренне Гош потирал руки и пускал слюни. Судьба обворовала его по полной программе. Но она же и подбросила в утешение неплохой подарок. В том, что это именно судьба, он нисколько не сомневался.
Собака оторвалась от созерцания умирающего врага и медленно повернула голову к человеку. Хвост ее все еще висел безвольно, но кажется, животное приходило в себя.
— Здорово, красавица, — сказал Гош. — Меня зовут… Кажется, Георгий. А тебя?
Он протянул собаке руку тыльной стороной ладони вперед, сам удивляясь тому, как естественно у него это получилось. Собака обнюхала руку, душераздирающе зевнула и села. Ей было, судя по всему, нехорошо. Гош присел рядом на корточки и осторожно потрепал зверюгу по холке. Сантиметров в этой холке было не меньше семидесяти, вполне прилично даже для кобеля. Гош откопал под шерстью ошейник и подтянул к себе металлическую пластинку с мелкой гравировкой. Нагнулся, чтобы прочесть, и тут его лизнули в щеку.
— Девочка моя, — пробормотал он расстроганно, мягко оглаживая собаку по спине. — Все теперь пойдет как надо, я тебе обещаю. Так… Белла. Значит, ты у нас Белла? Белла! Привет.
Услышав имя, собака вскочила, замахала хвостом и принялась рассматривать Гоша, как будто спаситель повернулся к ней какой-то совершенно новой стороной.
— Белла, — повторил Гош, и тут на него с радостным воплем наскочили и принялись облизывать.
— Спокойно, детка, спокойно! — бормотал Гош, заслоняясь рукавом. — Это у тебя истерика. Это пройдет. Да все нормально! Да погоди ты, дура блохастая… Вот мы тебя вымоем, расчешем, подкормим слегка… Да, да, это я, твой папочка, я вернулся, теперь все будет о'кей…
От заставы послышался надвигающийся басовитый треск — словно оттуда несся на всех парах сильно охрипший «Запорожец». Белла тут же сползла с вновь обретенного хозяина и воинственно гавкнула в сторону непрошенных гостей. Гош оглянулся. По дороге летел ярко-красный «Бокстер».
— Молодцы… — одобрительно хмыкнул Гош, поднимаясь на ноги.
Вместо того, чтобы тормозить, как все нормальные люди, водитель для начала поставил свой аппарат боком и, отчаянно дымя резиной, выписал на асфальте замысловатый крендель. Белла гавкнула снова.
— Ну, ты чего?! — крикнул Родионов, осаживая машину в двух шагах от попятившегося на всякий случай Гоша.
— Да вот… Собачку из беды выручил.
— А-а… — Родионов бросил на Беллу пренебрежительный взгляд. — Эта собачка кого хочешь сама выручит. Знаю я ее. Она тут весь район терроризирует.
— Что значит — терроризирует?
— Да жрет всех напропалую.
— Кого это — всех?
— Ну… Кроме людей. Странно, а чего это она одна? Их две таких было. Вторая с ней ходила такая же, правда больше раза в полтора.
— Такой же расцветки? — уточнил Гош, присаживаясь рядом с Беллой и запуская руку ей под брюхо. Белла сумрачно разглядывала Родионова.
— Один в один. А ты чего там нашарить пытаешься? Вымя?
— Идиот… — прорычал Гош. — Ну вот, сбил меня…
— Да в чем дело-то?
— Да не знаю я!
— А-а… — протянул Родионов понимающе. — Извини пожалуйста. Со мной тоже бывает. Делаешь что-то на автомате из прошлой жизни, и тут как ляпнут под руку — все, ушло. Зачем делал, чего хотел — совершенно непонятно. Правда, извини. Я не нарочно. А ты, значит, в собаках понимаешь что-то. Оч-чень ты, старик, профессионально ее трогал. Да и вообще, она ведь людей-то к себе не того… Мы ее прикормить сколько раз пробовали — ни в какую. Самостоятельная псина. И этот, здоровый, он вроде как при ней был. Слушался.
— Когда ты его видел в последний раз?
— Неделю где-то. Или две, не помню.
— Бедная ты моя девочка… — пробормотал Гош.
— Себе возьмешь? — спросил Родионов с нескрываемой завистью. — А что тут вообще было-то?
— Дралась она. Против десятерых в одиночку. Я едва-едва успел. Конечно, попробую уговорить пойти со мной.
— Счастливый, — вздохнул Родионов. — Ладно, я парням скажу, они рады будут. Мы все за нее очень переживали. Непростая ведь псина. Что за порода-то?
— Помнишь рекламу «Педигри»? Самую первую?
Несколько секунд Родионов сосредоточенно глядел куда-то в приборную доску.
— Пора мне, — сказал он вдруг. — А то они волнуются.