Вот в чем трудность… Если знаешь только первое звено серии, как определить контекст, в котором следует прочитывать символ? Что я хочу сказать? Надо ли воспринимать его с чисто графической точки зрения, скажем, в синтаксическом плане, лишь как фигуру, или же в плане семантическом, по какому-либо из возможных смысловых значений… Есть одна очень известная серия, которую я описываю в качестве первого примера в самом начале книги, дабы наглядно показать такую двойственность… Подождите, надо посмотреть, — сказал он и принялся рыться в карманах, затем вытащил оттуда ручку и блокнот. Он вырвал листок, положил на блокнот и, продолжая шагать, старательно нарисовал три фигуры и протянул мне, чтобы я на них посмотрел. Мы дошли до Модлин-стрит, и я без труда смог разглядеть рисунки благодаря редкому желтоватому свету, падавшему от фонарей. Первой фигурой была, вне всякого сомнения, заглавная «М», вторая напоминала сердце, подчеркнутое прямой линией; третья представляла собой цифру 8:
— Какой, на ваш взгляд, должна стать четвертая фигура?
— «М», сердце, восемь… — повторил я, стараясь найти в этом какой-либо смысл.
Селдом, откровенно забавляясь, подождал еще пару минут.
— Уверен, что вы решите задачу… Поломайте над ней голову сегодня вечером, когда вернетесь домой, — сказал он. — Я хочу продемонстрировать вам одно: мы в данный момент получили только первый символ. — Он закрыл рукой то место на листе, где были нарисованы сердце и цифра восемь. — Если бы вы увидели только вот эту первую фигуру, только букву «М»… Как бы вы ее истолковали?
— Я бы подумал, что речь идет о серии из букв или же о начале слова — слова, которое начинается на «М».
— Вот именно, — подхватил Селдон. — То есть для вас данный символ был бы не просто буквой — буквой вообще, — а конкретной, точно обозначенной прописной «М». Но ведь стоит вам увидеть второй символ, как ход ваших мыслей резко изменится, так? Вы ведь сразу поймете, что речь идет не о каком-то слове. С другой стороны, второй символ достаточно отличается от первого, он из совсем другого ряда, он может, допустим, натолкнуть на мысль о французской колоде карт. В любом случае появление второго символа ставит до определенной степени под вопрос изначальное толкование, которое мы дали первому символу. Мы по-прежнему будем утверждать, что это буква, но теперь нам уже не будет представляться столь важным, какая именно это буква — «М» или любая другая. А когда в игру включается третий символ, снова возникает первоначальное желание — перестроить все в соответствии с тем, что мы знаем; если мы будем воспринимать третий символ как цифру восемь, то нам придется разгадывать смысл серии, которую начинает буква, продолжают сердце и цифра. Но заметьте, мы все время рассуждаем о значении, которое придаем — почти механически — тому, что по сути является всего лишь рисунками, набросками на бумаге. В этом кроется злая ирония всякой серии: трудно отделить эти три изображения от их самого очевидного и непосредственного толкования. Так вот, если вам, хотя бы на краткий миг, удастся увидеть в них чистые символы — просто определенные фигуры, — вы обнаружите константу, которая перечеркивает все предыдущие значения и дает ключ к цепочке.
Мы прошли мимо освещенного окна заведения под названием «Орел и дитя». Внутри люди столпились у стойки и, как в немых фильмах, молча смеялись, поднимая кружки с пивом. Мы пересекли дорогу и повернули налево, обогнув какой-то памятник. Перед нами возникла круглая стена театра.