— Я тебя о личном спрашивал.
— Я тебя тоже.
— Не хочешь, не говори, — отмахнулся он. — Но счастливой ты не выглядишь. Каждый вечер сидишь в баре. Пьешь?
— Ты же знаешь.
— Все равно. Бар неподходящее место для счастливой женщины.
— А парк?
— Что — парк?
— Парк подходящее? Я могу переместиться туда, чтобы доставить тебе удовольствие.
— Ты доставишь мне удовольствие, когда порвешь с этим типом.
— Вона как… — присвистнула я. — Я думала, вы друзья, точнее — деловые партнеры. Как-то невежливо…
— Прекрати паясничать, — отмахнулся Дед. — Дело совершенно не в том, что твой Тагаев… Хотя, прежде чем связываться с таким типом, не худо было бы подумать об общественном мнении. Впрочем, для тебя общественное мнение чепуха. Так вот, дело даже не в том, что мой помощник по связям с общественностью открыто живет с недавней шпаной (Дед Тагаева иначе как шпаной не именовал, очень ему нравилось это словечко), а в том, что ты сделала никуда не годный выбор. Вы не подходите друг другу, и, даже если ты сто раз скажешь, что счастлива, я все равно не поверю.
— Еще бы… Я тоже предпочитаю не верить в то, что мне не нравится. Вот сейчас, к примеру, я не верю, что пятнадцать минут назад ты злостно пудрил мне мозги… — Дед поморщился, а я продолжила:
— И жить с ним открыто в самом деле не стоило. То ли дело втихаря, это бы общественное мнение не покоробило. А по поводу «не подходим» тоже не факт, крайности, как известно, совпадают.
— Я понимаю, — мягко сказал Дед, глядя на меня с печалью. — Тебе нелегко признаться… Но если ты просто боишься порвать с ним… Он что, угрожал тебе?
Я поднялась и пошла к двери.
— Ты ни за что не поверишь, но мне нравится этот парень, — весело сообщила я, и, между прочим, говорила правду, он мне в самом деле нравился. Другое дело, что сам Тагаев поверить в это, как и Дед, не в состоянии. «Как они, в сущности, похожи», — некстати подумала я.
— Иногда очень трудно признаться в своих ошибках, — глубокомысленно изрек Дед.
— Это мне знакомо, — согласно кивнула я.
— Хочешь, пообедаем вместе? — засуетился Дед, что ему, в общем-то, несвойственно. — Или съездим куда-нибудь? За город? Хочешь? Погуляем в лесу. Сейчас в лесу должно быть прекрасно…
— Но наслаждаться этим придется кому-нибудь другому, — вздохнула я. — Хочу побеседовать с медсестрой. Может, узнаю что путное, раз ты предпочитаешь играть в молчанку.
— Детка…
— Я, конечно, давно привыкла к этой милой кличке… — натягивая кроссовки, заметила я. Могу поклясться, он покраснел. От этого зрелища у меня глаза на лоб полезли. Воспользовавшись моей растерянностью, Дед обнял меня и запечатлел на моих устах поцелуй. Лишь с очень большой натяжкой его можно было назвать отеческим.
— Не думай, что я не ценю твоего отношения ко мне, — тихо сказал он. — Напротив, очень ценю. И я прекрасно понимаю, какие чувства тобой движут. Ты боишься за меня. Потому что любишь. Так ведь?
— Конечно.
— И я тебя люблю.
— С каждым разом в это все труднее и труднее поверить.
— Скажи, если я попрошу, если я очень попрошу, ты его бросишь?
— Зачем? — искренне удивилась я и нарвалась.
Дед, конечно, разозлился.
— Что касается любовников, ты всегда умудрялась сделать наихудший выбор.
— Ты же не себя имеешь в виду?
— Все равно не поверю, что ты его любишь, — сказал Дед, а я пробормотала, покидая его квартиру:
— Похоже, мне никто уже не верит. Люди стали недоверчивы. В них умерла романтика, остался сплошной материализм.
* * *Хоть я и не ожидала всерьез узнать от Деда что-нибудь, способное прояснить ситуацию, однако наш разговор меня огорчил. Особенно в той его части, что касалось Тагаева. Деда я знала хорошо и не могла не отметить, что о моем возлюбленном он говорил с горячностью и злостью, вовсе неподходящими его сединам, и оставить Тагаева предложил мне всерьез. Если это ревность, то еще полбеды, а если… Вот об этом «если» думать мне совершенно не хотелось, особенно в свете последнего задания.
Если деловые партнеры ссорятся, то, как правило, всерьез, а если предмет ссоры большие деньги (а в нашем случае они большие-пребольшие), то и головы летят совсем легко. Очень может быть, что Дед заподозрил Тагаева в коварстве, оттого-то и поручил мне разобраться с предполагаемым киллером. И про чувства спрашивал. Ох, как не жалую я такие задания, начнешь копать на свою голову. Я даже замерла на последней ступеньке от внезапно открывшихся неприятных перспектив.
— Мама дорогая, — промычала я и тут сообразила, что охранник смотрит на меня с недоумением. Я выдала ему свою лучшую улыбку и поспешила покинуть дом.
Уже в машине я подумала: а почему бы не поговорить с Тагаевым, чтобы выяснить его мнение на этот счет? И тут же отвергла подобную идею. Говорить с Тагаевым о его делах еще затруднительнее, чем с Дедом. Тот слова в простоте не скажет, юлит и изворачивается, а этот просто молчит, как пень с улыбкой Моны Лизы. Значит, придется приложить старание и разобраться самой. Теперь у меня есть занятие, за что могу сказать спасибо близким людям. Удружили.
Если разговор с Дедом меня, мягко говоря, озадачил, то последующие события и вовсе вызвали изумление. Удивляться я начала в основном в понедельник, но и суббота в этом смысле тоже кое-чем порадовала.
Оказавшись в машине, я первым делом позвонила Сергееву. Он скромно напомнил, что суббота считается выходным днем, по крайней мере, у нормальных |людей. Я ответила, что в нормальность ментов все равно никто не поверит, с чем он поспешно согласился. Через полчаса он ждал меня возле больницы, прогуливаясь у дверей, курил и всем своим видом демонстрировал скуку и покорность судьбе.
— Привет, — сказал он мне без энтузиазма, когда я припарковала свою машину рядом с его тачкой. Выглядела она так паршиво, что оставалось лишь гадать: то ли машина за древностью лет начала разрушаться сама по себе, то ли ездок Сергеев совершенно никудышный.
— Нравится мне твоя машина, — задумчиво изрек он.
— А мне твоя нет.
— Еще бы, — радостно фыркнул он и спросил:
— Знаешь, сколько ей лет?
— Знаешь, сколько лет Шер? А выглядит прекрасно.
— А это чего такое?
— Это американская певица. Беда с вами, ментами, самый темный народ на свете.
— Вот только и дел мне на певиц смотреть. — Сергеев отбросил сигарету в кусты, хотя неподалеку радовала глаз урна, и с постным лицом вздохнул, тем самым давая понять, что болтовня кончилась и мы приступаем к разговору. — Значит, все-таки будешь участвовать в следствии? — вежливо спросил он. Артем в таких случаях говорил «будешь везде совать свой нос» и «путаться под ногами».
— А тебе Ларионов больше нравится? — не удержалась я, хотя и боролась с собственной язвительностью, которая нет-нет да и давала себя знать.
— Что ты, что ты, — в притворном испуге замахал он рукой. — Ты мне нравишься гораздо больше.
— Вот видишь, значит, можно считать, что тебе повезло. Давай рассказывай, чего нарыли.
— Особо порадовать нечем. Отпечатков никаких, никто ничего… правда, девчушка из соседнего отделения пошла покурить вон в те кусты и видела парня в серой куртке, который свернул за угол, и вроде бы карман у него топорщился. — Сергеев скривился.
— Думаешь, девчонка фантазирует?
— Почему? — пожал он плечами. — Вполне могла кого-то видеть. Не скажешь, что здесь особо оживленно, но люди все-таки ходят.
— Чего тебе не нравится? — спросила я, приглядываясь к нему. Сергеев на мгновение замешкался, точно прикидывая, стоит отвечать или нет, потом кивнул:
— Идем. — И повел меня к торцу здания.
Два ряда окон и труба, то ли газовая, то ли еще какая-то, не очень я в этом разбираюсь. Водосточная труба тоже имелась, но она была довольно далеко от окна. Пожалуй, слишком далеко. Сергеев стоял рядом, как и я, задрав голову, и молчал. Потом не выдержал и подал голос:
— Ну, как тебе?
— Да-а, — протянула я. — А как он окно открыл?
— Разбил стекло, — вздохнул Сергеев.
— Затейник, — покачала я головой.
— Ага. И все это в светлую пору, а не под покровом ночи.
— И руки у парня должны быть обезьяньи, чтобы за трубу держаться, да еще стекло разбить.
— Да так аккуратно разбить, что никто шума не услышал, — поддакнул Сергеев.
— Значит, окно, скорее всего, ложный след, — подвела я итог. — И мент у дверей палаты врет, что никуда не отлучался.
— Может, врет, а может…
— Чего может? — нахмурилась я, некоторая маета Сергеева меня все-таки насторожила. Он взглянул на меня, нахмурился, после чего с минуту помалкивал.
— Тут ребятишки в костюмах понабежали и очень рекомендовали версию с окном. И девушку, что парня видела, они нашли. То есть данная версия их очень устраивает.
— Почему? — не удержавшись, задала я глупый вопрос.
— Я надеялся, может, ты знаешь, — вздохнул Сергеев.