- Вы гипнотизер? - не выдержал я.
- Я массажист. Но мой взгляд действовал на него лучше, чем массаж...
Все это было невероятно. Явления, известные нам при некоторых душевных заболеваниях или при гипнозе, которые даже сегодня трудно объяснить.
- В самом деле интересно. Когда вернемся в Прагу, из этого можно будет сделать сенсацию.
Только массажист и слышать не хотел о каком-либо исследовании. Он желал, чтобы вместо Краткого выступил я сам. Стал уверять, будто бы он последнее время наблюдает за мной и считает, что мы хорошо понимаем друг друга. Для начала он помог бы мне, как и Краткому. Ему кажется, что мои мышцы не противятся его взгляду, а мой мозг способен воспринять его мысли. Болтал какую-то чушь. Нельзя стать гимнастом только при помощи мозговых извилин: для этого нужны мышцы. Хотя, конечно, теперь мы знаем отдельные участки мозга, которые влияют на движение определенных мышечных групп. Я облокотился на журнал по энцефалографии.
- Да ведь меня не покажут даже судьям. Я не тренировался уже семь лет, у меня брюшко. Посмотрите, - и я поднял рубашку.
- Тем лучше. По крайней мере вы докажете, что мышцы для этого совсем не обязательны.
Я его понял. Всю жизнь он работает массажистом, и мышцы давно опротивели ему.
Потом ко мне пришел глава делегации. Он сказал, что жаловаться они не будут, но и платить мне тоже не собираются, а только опозорят меня на всю Прагу. Все газеты напишут о несознательном враче, который виноват в поражении нашей команды. Потому что без Краткого мы не можем принять участие в соревнованиях.
- Можем, - ответил я спокойно. - Я такой же хороший спортсмен, как и он.
Капитан команды решил, что я сошел с ума. Но во второй половине дня мы с массажистом пришли на тренировку. На турнике я проделал несколько махов с перехватом, держал лодочку, крутил солнце, делал соскоки задним сальто. Но я не сознавал ничего. Потом, после тренировки, я почувствовал, как болит все мое тело. Меня поздравляли. Краткий пожелал выступить сам. Ему не позволили. Я был лучше, чем олимпийский чемпион.
На следующий день я выиграл соревнование. Все Палацетто делло Спорт помирало со смеху, когда вместе с атлетически сложенными спортсменами перед судьями появился я. У меня не только брюшко, но и искривление позвоночника из-за того, что я все эти годы таскаю портфель в одной руке. Только во время моего выступления перестали смеяться. Я делал все упражнения точно, как машина. Я пришел в себя, когда зрители уже несли меня на руках. Итальянцы более темпераментны, чем мы.
Впервые за долгие годы меня хорошо промассировали. Я был счастлив. Наверное, мы с моим массажистом можем так хорошо работать потому, что когда-то мои мышцы были подготовлены гимнастикой, а теперь я могу подчинить их воле человека, который изучает закономерности процессов, протекающих в мозгу. Так я синтезировал свои разнообразные интересы: энцефалографию и спорт. Я стал гармонической личностью. Пожалуй, единственной на свете. Вне конкуренции. Наконец-то я обрету покой.
На другой день моя фотография украшала спортивные отделы всех газет. На завтрак вместо кофе я потребовал кампарисоду и пошел на конгресс по энцефалографии. Теперь мне нечего бояться. Я шел не спеша. Потом взял такси, потому что сегодня я примадонна. Гвин на этот раз даже не взглянула на меня. Очевидно, она игнорирует лентяев, которые самовольно пропускают лекцию профессора Калтенбруха. Пришлось подойти к ней во время перерыва. В руках она держала "Дейли Америкэн", которая издается в Париже для западноевропейских англосаксов. Конечно, там было написано о моей победе. Я ждал, что она мне что-нибудь скажет. Восхитится. И я ей объясню, почему задержался. "Я должен был выиграть соревнования", - брошу ей небрежно. Но Гвин была холодна как лед. Подала мне руку и поспешила к немецкой делегации. Я тоже купил "Дейли Америкэн". Моя фотография красовалась на последней странице. А на третьей - фотография моей приятельницы из Англии. Она выступала тотчас после Калтенбруха, произвела сенсацию, а я в это время выступал на соревнованиях. Вероятно, она ждала, что я буду ее поздравлять. А я ждал ее приветствий. Один не знал об успехах другого. В том же городе, в тот же день. Даже в газете она не прочитала последнюю страницу. И я бы не прочитал ничего другого, не возникни у меня подозрение. Возможно ли это? Неужели мы так однрсторонни, что даже в газетах читаем только ту информацию, которая связана с нашей специальностью? А затем каждый представляет себе мир по-своему и живет интересами своей специальности гораздо больше, чем интересами своей семьи, своего города, своей страны. Правда ли, что специализация зашла так далеко?
Ни троллейбуса, ни такси не было. Начал моросить дождь. Немцы мелкими шажками побежали к белеющему памятнику Виктора Эммануила. Надо думать, не для того, чтобы посмотреть на память о Ромуле и Реме, - живую волчицу, которая снует там по клетке, а потому, что наверху, у памятника, увидели профессора Калтенбруха. Им, видимо, хотелось спросить его про какую-нибудь интересную кривую.
Они казались мне смешными. Ведь я основал новое дело, и у меня такая специальность, что им и не снилось. По крайней мере не буду выбиваться из сил, как они. Я пошел в ближайший бар. Там я увидел множество различных аперитивов, Чинзано биттер, чинато и дри и хемингуэевский грапп, и уже попросил было бутылочку, когда за моей спиной в дверях показался массажист. Я увидел его в зеркале.
- Разыскиваю вас по всему городу. Обежал все исторические места, даже Колизей и замок святого Ангела. Поедем быстрее. Нам нужно тренироваться. Каждый день не меньше семи часов. По такой системе, как у нас, в мире работает уже по крайней мере пять человек, а японец Оно в прошлом месяце записался на медицинский факультет. Конечно, никто этим не кичится. Нужно собирать информацию, чтобы нас не переплюнули.
- Опять информация? Сколько килограммов ежедневно? раскричался я, понятно, почешски. Официанты глядели на нас с симпатией. Они были довольны, что иногда кричат и блондины. А смотрело на нас не менее полудюжины человэк, ибо в Италии переполнены все учреждения, и юноша, который вполне мог бы изучать атомную физику, рад, когда ему удается продать за день две порции кока-колы. Зато уж продает он ее с научным увлечением.
- Вы думаете, я мечтаю приобрести еще и третью специальность? - раскричался я. - Вы думаете, что теперь из меня выйдет не только спортивный врач, не только специалист по энцефалографии, но и гимнаст, комедийный чемпион? Благодарю покорно. Когда же я буду жить? Жена уже не хочет открывать мне дверь, когда я возвращаюсь по ночам с собраний. Что же приходить с тренировки к утру? Тут никаким гипнозом не поможешь. Потому что даже самые фантастические опыты не продлят день. Не растянут час... Я думал, что буду жить гармонической жизнью. А вместо этого извольте работать еще по третьей специальности. Нет, никогда!
Поэтому на другой день я передал для опубликования в прессе свое знаменитое требование запрещения психического допинга. Вы хорошо знаете, как строго преследовались до сих пор попытки возбуждать спортсменов всякими вредными химикалиями. Я обратил внимание на психические возможности человека. И сделал это не для того, чтобы кому-нибудь повредить. Наш массажист теперь работает в Карловых лазнях, и никто ничего не поставил ему в вину. Я только хотел предупредить общественность об опасности, которая сегодня угрожает всем и не дает людям возможности жить полнокровно.
Это было громкое дело. Мое заявление долго изучали. И с той поры в спортивной медицине специалисты проверяют перед соревнованиями, нет ли здесь допинга... Так что, собственно говоря, я все же основал новую профессию.