Что за чудесный город! Кварталы прелестных, великолепно отреставрированных домов в викторианском стиле, крутые улицы, требующие альпинистской сноровки, и с каждого холма открываются поразительные виды – на залив, на небоскребы делового квартала, на два огромных висячих моста. Восхищенная красотой города Карен несколько раз останавливала машину и смотрела как зачарованная до тех пор, пока гудки стоявших за ней машин не напоминали ей, что она не Алиса в Стране Чудес.
Она пыталась представить себе свою будущую жизнь в Сан-Франциско. Ведь это может произойти довольно скоро, если судить по тому, что ей сказали в Доминиканском колледже Сан-Рафаэля, Мэринском колледже в Кентфилде и в консерватории Сан-Франциско. На всех, с кем она говорила, производили большое впечатление ее образование и опыт работы в камерном оркестре на Севере-Востоке. Правда, нигде не оказалось свободной вакансии, но, похоже, в этом городе достаточно желающих брать частные уроки игры на фортепьяно и кларнете, и она сможет продержаться, пока не найдет места в штате. В следующий раз она заедет в Миллс-колледж в Окленде, заглянет в Калифорнийский университет в Беркли, в местную оперу и симфонический оркестр. Она была уверена, что в конце концов что-нибудь найдет. А если нет, что ж – она будет счастлива просто постоять на холме, любуясь прекрасными видами и вдыхая свежий, пахнущий морем воздух.
Поставив машину в гараж на Юнион-сквер, Карен пошла пешком по Маркет-стрит, влившись в поток служащих, направлявшихся в метро, к автобусам, троллейбусам и паромам. Высокая – почти такого же роста, как ее бывший муж, – она шла широким, размашистым шагом. Светлые волосы развевались за плечами. Прохладный ветерок ласкал лицо. Ей было так хорошо, что она дала доллар уличному музыканту, исполнявшему хорал Баха на старом саксофоне.
Вдоль Маркет-стрит росли сикоморы, тротуары были вымощены булыжником, уложенным в прихотливые узоры. Посередине широкой улицы двигалась вереница старинных автомобилей, украшенных флажками, – видимо, какое-то праздничное шествие. Даже пешеходы приводили Карен в восторг. Такой пестрой и оживленной толпы она не видела с тех пор, как последний раз была на Манхэттене. Рино и Спаркс казались ей далекими, как луна, ландшафт которой походил на некоторые районы Невады.
Здания были старые и новые, высокие и низкие, но чаще всего новые и высокие. Они смотрели друг на друга через Маркет-стрит, словно зрители на параде. Взгляд Карен привлек старинный двенадцатиэтажный дом на южной стороне улицы; она залюбовалась изящной кирпичной кладкой и декоративным карнизом, идущим вдоль крыши. На гранитной вывеске v входа она прочла: “ГОРНАЯ ТИХООКЕАНСКАЯ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ КОМПАНИЯ”.
Это название напомнило ей о Гиле и о том, что через Рино и Спаркс проходит железная дорога, принадлежащая этой компании. Когда накануне поездки в Сан-Франциско она виделась с Гилом, он с беспокойством рассказывал, что Клем Трейнер собирается отправить по железной дороге опасное химическое вещество. Она не знала, насколько всерьез нужно принимать его слова, ведь Гил ухитрялся из самых простых вещей делать трагедию.
Одна подробность их встречи врезалась ей в память: печаль, которую она почувствовала, глядя, как он шел по дорожке к дому. Когда-то воплощение здоровья и уверенности в себе, он теперь горбился, будто нес на плечах, тяжелый груз. Он потолстел, лицо округлилось. Нечищеные ботинки и вельветовый спортивный пиджак просились на помойку.
Хорошо, что она не накрасилась, подумала тогда Карен. Ее брови, губы и ресницы были такие светлые, что, если она не накладывала немного косметики, они как будто исчезали с лица. По крайней мере, ей так казалось. Но к чему ей стараться выглядеть сейчас привлекательной? Она не хотела ни соблазнять его, ни подчеркивать, как он опустился.