— Но чем, прекрасные дамы, в вашем споре могу быть полезен я? — удивленно произнес Полуянов.
— Ха, прекрасные! Видели бы вы эту Юльку, она страшнее войны! — хихикнула Изабель. Но тут же помрачнела: — Но только без нее я как без рук. А мы расплевались конкретно. Юлька сказала: или баба Лера, или она вообще уходит. Но как я ее могу отпустить? Сама точно не справлюсь, а деньги уже вложены! В общем, взяла тайм-аут. И бабе Лере пока не звонила. А вчера утром, — девушка судорожно сглотнула, — я у себя в почтовом ящике вот это нашла. — Она дрожащими руками полезла в сумочку и протянула Диме небрежно распечатанный конверт. В графе «адресат», машинально отметил он, только имя, отпечатано на принтере: Изабель. А внутри — фотография. Похоже, изображена на ней была та самая баба Лера. Стройная, неплохо сохранившаяся. Но по всем статьям — старуха. Морщинистые руки, пигментные пятна на опрометчиво обнаженной шее. Позирует, сидя в кресле. Одна нога закинута на другую, глаза полуприкрыты.
— И что? — Полуянов перевел взгляд на Изабель.
— Вы ничего не замечаете?
Дима снова посмотрел на фотографию и принялся рассуждать вслух:
— Ну… поза немного неестественная. Лицо слишком бледное. Человек пожилой, обычное дело.
— Да она мертвая! — заорала Изабель на все кафе.
— Что?!
— Неужели не понятно? Да баба Лера в жизни не облокотится на спинку, всегда пряменькая, стройная, просто загляденье! Сгусток энергии, собранна, как пружинка, яркая, подвижная, глаза горят. Я, короче, тут же помчалась к ней. А квартира опечатана. Я к соседям. Те мне и рассказали, что к бабе Лере дочка приехала неделю назад, вечером. Звонит — мать не отзывается. Открыла тогда дверь своим ключом и обнаружила ее. Мертвую. — Изабель всхлипнула.
Полуянов уже внимательнее взглянул на снимок. Волосы старой женщины в идеальном порядке, нога закинута на ногу, рука упирается о подлокотник — все как-то очень постановочно. Вряд ли можно умереть в столь вычурной позе.
— А отчего она умерла? — нетерпеливо спросил он.
— Да не в том дело! — раздраженно ответила Изабель. — От инфаркта, что ли, или от инсульта, какая разница в ее возрасте? Вы что, не поняли еще? Умерла баба Лера в своей постели, во сне! Дальше — все как положено. Вызвали похоронного агента, ее увезли в морг. Сделали вскрытие. И похоронили — два дня назад. Я ничего и не знала, мне не сообщили. Я ведь бабе Лере никто, не родственница, не друг, даже поработать вместе не успели. А сегодня вот я эту фотографию получила. Теперь схожу с ума, голову ломаю, могла это Юлька сделать? Ну, чтобы просто поиздеваться надо мной?
— Изабель, вы серьезно? Зачем ей над вами издеваться, да еще таким образом?!
— Не знаю, зачем! Но кому еще нужен был весь этот ужас? Дима, если вы мне не поможете, я просто не знаю, что делать! Вы ведь такой известный журналист! Узнайте, кто это натворил! У кого только рука поднялась!
Полуянов молча вернул фотографию в конверт. Ему не слишком хотелось ввязываться в эту историю. Искать психов и писать о них — дело неблагодарное. Если Надька узнает о новой теме, обязательно взовьется.
Но разве мог он просто отвернуться от умоляющих глаз красавицы по имени Изабель?
«Ладно, — опрометчиво решил Дима. — Я потихоньку. Надюха ни о чем и не узнает».
Едва Полуянов вернулся в редакцию, позвонила Надюшка. Голосок озабоченный:
— Дима, мы с Аскольдом Ивановичем все утро квартирой занимаемся, и нас кое-что смущает… Ой, подожди секундочку, читателя приструню!
Трубка стукнула о стол. Полуянов услышал, как подруга кому-то строго выговаривает: «Это же раритет, книга издана в девятнадцатом веке! А вы в ней уголки загибаете!» Затем в трубке снова зажурчал ее голос:
— Прости, пожалуйста. С мысли сбил, вандал… О чем я говорила?
— В этой квартире тебя что-то смущает, — подсказал Дима.
— Ну, мы с Аскольдом никак понять не можем: зачем Изабель нужен этот обмен? Тут — академический, чистенький, благородный дом. А переезжает она в бывшую коммуналку, запущенную, коммуникации древние, Садовое кольцо рядом. В чем смысл?
— Как — в чем? Москва, центр. Совсем другая жизнь, — усмехнулся Полуянов. И процитировал: — «Переулочек, переул… горло петелькой затянул».
Надюха-умница сразу подхватила:
— «Тянет свежесть с Москва-реки, в окнах теплятся огоньки». Потом упрямо повторила: — Только одно дело — в Третьем Зачатьевском переулке жить, как Анна Ахматова, и совсем другое — когда возле Садового. Такое ощущение, что Изабель первую попавшуюся квартиру схватила, лишь бы из своей нынешней сбежать.
— Да ладно. Ей, видно, просто нравится ритм большого города.
— В общем, тебя ничего не настораживает, — подвела итог Надя. — Ладно, я поняла. Все, пока, а то у меня народ, — и положила трубку.
Полуянов посмотрел на умолкнувший телефон. Перевел взгляд на фотографию, откуда смотрела пустыми глазами мертвая старуха.
Что это? Неудачная шутка? Месть какой-нибудь заревновавшей подруги? Или дело серьезней? И связано ли странное письмецо с тем, что хозяйка вдруг срывается с насиженного места, решает срочно продать родовое гнездо?
Он порылся в ящике стола и выудил оттуда старую дедовскую еще лупу. Запер кабинет на ключ, врубил все лампы и стал внимательнейшим образом изучать фотографию мертвой тренерши. Да, омерзительна и зловеща. Но — следовало признать! — имелось в ней определенное мрачное очарование. Фотограф — кем бы он ни был! — похоже, знал, как выставить свет и выбрать удачный ракурс. Почившая старуха — если не приглядываться к полуприкрытым пустым глазам — выглядела словно пушкинская графиня, присевшая отдохнуть после шумного бала.
Но тело — явно уже окоченевшее! — совсем непросто разместить в кресле, да еще в почти изящной позе. Получается, автор не впервые снимает подобную мерзость? Успел наработать опыт? Может быть, существует какое-нибудь сообщество фотографов-извращенцев?
Однако, если оно и имелось, в Интернете себя не афишировало. Всемирная паутина утверждала: зловещий обычай запечатлевать мертвых в образе живых канул в Лету в девятнадцатом веке.
Получается, особенно упорные поклонники жанра здравствуют и поныне? Но как подобную фотосессию провести технически?
Снимали, скорее всего, в морге. Милое хобби какого-нибудь сумасшедшего санитара? Ох, вряд ли! Работенка-то золотая, а за подобные забавы мигом вылетишь с волчьим билетом. Впрочем, кто-то (сторож? санитар? патологоанатом?) служебные инструкции все же нарушил и фотографа к телу допустил.
Узнавать адрес морга? Ехать в юдоль скорби? Ворошить осиное гнездо, предъявлять фотографию? Скандал разразится ужасный — это однозначно. А удастся ли вычислить злодея? Совсем не факт.
Да и не очень порядочно поднимать шум. У покойной старухи имеется дочь. Если она увидит фотографию, нервный срыв несчастной женщине гарантирован.
Потому Полуянов решил зайти пока что с другой стороны. Разобраться — хотя бы в первом приближении! — в биографии красавицы Изабель. Неспроста же той присылают подобные милые фоточки!
Собирать по крохам сплетни и слухи в Интернете Дима не стал. Зачем — если за стенкой его кабинета сидят девчонки из светской хроники? Он не сомневался, ведущая телепрограммы (пусть и на кабельном канале) должна была засветиться, хотя бы минимально.
Ему повезло, у хроникерш (близняшек Оли и Поли) сегодня не оказалось ни премьер, ни тусовок, ни самолета на Бали.
— Раз пришел, иди за пирожными, — хищно улыбнулась Оля.
— А чай неси свой, в буфете помои, — добавила Поля.
Пришлось расставаться с заначкой — настоящим индийским дарджилингом.
— Угодил, — похвалила Поля.
— Проси теперь что угодно! — улыбнулась ее сестра.
Однако, когда Дима произнес пароль: «Истомина», ему ответили растерянные взгляды: «Кто-кто?»
— Она уроки фитнеса вела. На каком-то кабельном канале. А сейчас у нее салон красоты. Молодая такая. Э-э… мулатка.
Сестры переглянулись.
— Прямо мулатка-мулатка? — недоверчиво уточнила Оля.
— Ну… да. Смугленькая такая.
— А-а! — вдруг просияла Поля. — Это он про Изабеллу, наверное!
— Точно! — расхохоталась Оля. — Только какая она мулатка? Какао с молоком, и то сильно разбавленное. У нее отец — испанец, а мать — кубинка, почти белая.
— А почему она тогда Истомина? — Полуянов решил услышать историю с самого начала.
— Ну, там настоящая «Санта-Барбара», — весело произнесла Поля. — Даже ток-шоу про нее было, неужели не видел?
— Разве Полуянов похож на человека, который смотрит ток-шоу? — защитила коллегу Оля. — Расскажи ему!
— Ну, вкратце: дело было на Кубе, лет двадцать с гаком назад. Семья беднейшая, родители умерли, детка осталась сироткой. Попала в приют, сбежала. Попрошайничала. На Кубе у них хоть и социализм, а бродяжек немало. Особенно не на Варадеро каком-нибудь туристическом, а в Гаване. Девчонка постоянно крутилась на городском пляже. И туда же каждый вечер ходил купаться белый джентльмен Истомин. Он наш, инженер. На Кубе работал, отель строил. Свободно говорил по-испански. Сиротку жалел, подкармливал. Своих детей у него не было, ну и уговорил жену девчонку усыновить. Оба государства чинить препоны не стали, разрешили, когда у Истомина истек контракт, забрать приемную дочку в Россию. Романтическая такая история, — закатила глаза Поля.