При появлении Геннадия и Константина шестерки тактично пересели за соседний столик.
Присутствие столь многочисленной кодлы на рядовой и в общем-то дружеской встрече Геннадия не удивило: после убийства своего предшественника Пемза, покуда не разобравшийся во всех делах и тяжбах группировки, соблюдал повышенную осмотрительность.
– Спокойнее ему так, стало быть… – словно отзываясь на мысли Геннадия, произнес полушепотом Константин.
Поздоровались тепло, Пемза даже прижался своей морщинистой, впалой щекой к подбородку Геннадия, помянул вскользь и елейно покойного папу: мол, похож ты на него, сыночек, как с одного дерева яблочко… Следом прибавил еще какую-то сентиментальную муру о быстротекущем времени, но, впрочем, быстро перешел к делу, избрав тон укоризненно-вкрадчивый:
– Эх, Гена, стар я уже с вами, с молодыми, соревноваться, но ведь и не за– тем поставлен, чтобы мускулатурой меряться или же бабками… Я человечек скромный, так меня учили. Пью водочку, мне ваши коньяки заморские – как волку монпансье; курю – сам видишь – «Беломор», а не всякие там «Марлибры» химические, да и одеколон у меня самый любимый «Тройной» – как был, так и есть…
Гена угрюмо кивнул, рассматривая скромный пиджачок вора в законе, надетый на поношенный, в катышках свалявшейся шерсти свитерок. К чему клонил ушлый бандит, было неясно.
– То есть в быту скромен, как раньше в характеристиках фрайеров малевали, – грустно продолжил собеседник. – Но я – это я, а время сейчас другое, и пацанов по своей мерке мне кроить глупо, другие потребности у вас. Да и чего ж им не быть? Пусть! – Он выдержал паузу, сокрушенно качая головой. Повторил: – Пусть, конечно… Тем более времечко сейчас золотое, демократия, мусора подвинуты, прилавки полны, были б только монеты… Так?
– Ну, ежу ясно, – буркнул Геннадий.
– Что там ежу ясно, для меня как раз дело темное, – сказал Пемза, – но вот то, что из-за монет все горести человеческие и раздоры проистекают, – это факт жизненный и конкретный. А потому давай-ка мудро разберемся, как нам друг друга в доходах не обижать… Вот эти оптовики, что возле стадиона новую лавочку открыли, на моей же территории жируют, а вы их – к ногтю…
– Наши коммерсанты, имеем право, – подал реплику Константин.
– Правильно, – кивнул Пемза. – Но они ж всех остальных торгашиков своими ценами давят, а нам прямой выходит ущерб…
– Ну, согласуем цены, – пожал плечами Геннадий. – Отправлю своих пацанов, все утрясем… Сравним арендные ставки, транспортные накладные, отстежки во всякие там инспекции…
– Когда? – механически спросил Пемза.
– Завтра с утра.
Пемза пожевал сухими, сизыми губами. Чувствовалось, что вступать в детальную беседу об экономических тонкостях того или иного бизнеса ему не под силу из-за отсутствия элементарных знаний современной деловой жизни. Привыкший принимать вердикты, касающиеся разногласий между блатными, и судить, опираясь на тюремно-воровские понятия, он не понимал и ничего понимать не желал в спорных моментах того или иного предпринимательства.
Уяснив для себя эту лежащую на поверхности истину, в разговор вступил Константин, умело придавая ему именно хозяйственно-финансовую подоплеку, отчего у Пемзы, ощутившего свою некомпетентность в ведении профессиональной дискуссии, возникли затруднения в аргументации, и он начал сдавать одну позицию за другой, жалея, видимо, что не привлек к разговору советников. Однако, в одиночку начав разговор, так же в одиночку он решил его и закончить, не показывая растерянности и консультантов к себе не привлекая. Повторял, то и дело надувая щеки:
– Ну давай пока решим так, а после подумаем, через недельку встретимся, перетрем вопрос окончательно…
Беседа превращалась едва ли не в чистый развод лоха.