Тот дернулся и бросил, не отрываясь от окуляров:
— Отстань! Какого черта?
Майор позвал на ухо:
— Вла-ас?!
Узнав голос командира, снайпер тут же опустил бинокль, повернувшись к командиру:
— Пардон, майор! Думал, кто из ребят кайф ломает!
Вадим удивился, спросив:
— А ты что, уже через бинокль кайф ловишь?
Прапорщик улыбнулся, замявшись:
— Да нет! Увлекся малость!
— Чем?
— Да вон, посмотри! Слева от душевой, за сушилкой. Видок, скажу тебе, командир, закачаешься!
Он передал бинокль Гончарову.
Майор взглянул в оптику, увидел душевую.
Прапорщик посоветовал:
— Левее, командир!
Отвернув немного влево, Вадим наконец заметил ТО, что так взволновало снайпера. А именно — почти обнаженную фигуру женщины. На ней, кроме узкой полосы трусиков и почти не скрывающего грудь бюстгальтера, ничего не было. Женщина лежала на простыне, наброшенной на небольшой топчан, и нежилась под солнцем. Майор узнал ее:
— Так это же Марина Гордеева, старшая операционная сестра хирургического отделения?
— Ну!
— Что ну?
— Ну Гордеева, и что?
Майор взглянул на подчиненного:
— Ты что, первый раз ее видишь?
Прапорщик отрицательно мотнул головой:
— Нет! Вернее, да! В таком вот виде первый раз! Ты только глянь, командир, какая фигура? Ножки, попочка, а груди? Какие груди? Как пули моего «винтореза» торчат! И волосы! Скажешь, не шикарная дама?
Светлые волосы медсестры были распущены и рассыпались до талии. Гончаров проговорил:
— Не скажу! Но ты же видел ее до сегодняшнего дня и ранее не восторгался так, хотя фигура женщины осталась такой, какой и была. Внешне она не изменилась!
Прапорщик досадливо поморщился:
— Э-э, Гончар, ну чего ты, в натуре? Да, я встречал ее, но одетой в халат-балахон, через который ни хрена не разглядишь, и волосы Марина постоянно под колпаком своим медицинским держит. А фейсом, сам видишь, сестричка не то чтобы очень. Но это когда одета, как монахиня. Сегодня же раскрылась во всей своей красе, тут же поразив мое неравнодушное к женской красоте сердце. Это же надо, такая принцесса, оказывается, рядом обитает, а я, как лох, в палатке этой гребаной трусь. Нет, как хочешь, командир, но вечером ты просто обязан отпустить меня в медсанбат!
Гончаров заметил:
— Отпустить не проблема, все одно делать нечего, но, насколько мне известно, у Гордеевой уже есть хахаль — капитан — начпрод полка!
Власенко пренебрежительно скривился:
— Нашел тоже хахаля. Да я эту тыловую крысу вмиг отошью! Подумаешь, начпрод, капитан! С ним разберемся! А потом и сестричкой займемся!
Майор не согласился:
— Нет, Влас, не дело ты задумал.
— Ну почему? Этот начпрод женат, поторчит здесь положенный срок и свалит, а я, может, если все сложится, со всей серьезностью отношения с Мариной налажу!
— Когда тебе их налаживать? Ты знаешь, сколько нам тут без дела куковать? Не знаешь! И я не знаю. Но еще месяц прохлаждаться нам точно не дадут.
Прапорщик поднял указательный палец вверх.
— Вот! Поэтому и действовать мне надо стремительно, сегодня же атаковать сестричку, натиском ее взять. А начпрод отлетит. Не захочет сам, помогу! Но, клянусь, без рукоприкладства!
Майор махнул рукой:
— Делай что хочешь! Но смотри, чтоб без насилия, все по-доброму, по согласию. Иначе тут же из группы вышибу, понял?
Власенко расплылся в похотливой улыбке:
— Конечно, понял, командир! Тогда, это, может, я прям сейчас и подвалю к ней? Чего время терять?
— А построение отряда на обед?
— Черт! Обед этот еще! Там, — он указал за окно, — вон какой обед нежится, яйца пухнут. Может, отмажешь, командир?
Вадим посмотрел на своего молодого подчиненного, немного подумал, решил:
— Хрен с тобой, гигант половой мысли! Вали к своей красавице, но, напоминаю, чтобы без скандалов.