Одна радость: отделение у них в самом центре, на Тверской, и сюда иногда знаменитости захаживают – из тех, кто еще не все деньги перевел в Швейцарию или на Кайманы. Она и Збруева обслуживала, и Чурикову, и режиссера Стефановича, и даже рэпера Тимати однажды.
Вот и сегодня ровно к девяти, к открытию банка, к ним снова подвалила знаменитость. Какая-то старенькая совсем, и лицо ее если и казалось знакомым, то очень смутно. Но остальное все как положено: пальцы унизаны бриллиантами, осанка царственная, за спиною топчется сопровождающий – блеклый мужичок. Да и бабки, что держали возле окошечка оборону, расступились перед вновь прибывшей безропотно. Ксюшка только шепотки услышала: «Крестовская! Сама Крестовская!..» А кто это, интересно, такая? Оперная певица, что ли? Хотя нет, те все толстые, у этой же фигурка что надо. Ксюшка хоть и сидела на диетах, и курила, можно сказать, специально, чтоб лишний вес не прилипал, но о подобной стройности только мечтать могла.
Впрочем, стройная – не стройная, в бриллиантах – не в бриллиантах, а все равно бабка. Безумная, как и прочий в их банке, не столь прославленный контингент. Как подошла к окошку, так и стоит, глазами хлопает, разглядывает грошовые календари на стенах. И ни слова. Вместо нее безликий мужичонка заговорил:
– Нам нужно оформить завещание на вклад.
И сам же бабкин паспорт протягивает.
– Крестовская Лидия Михайловна, – быстренько вбила в компьютер Ксюшка.
Ого, а бабулька-то не из бедных. Не супербогатство, конечно, но три миллиона рубликов.
Ксюшка вскинула на мужичка взгляд:
– Но вклад уже завещан. Вот, здесь написано: Пономаренко Людмиле Петровне.
– Да, да, – вдруг вернулась к действительности сама завещательница. – Люсеньке, моей Люсе. Пусть ей все остается, у нас с ней такой договор: у нее завещание на меня, у меня – на нее.
– Лидия Михайловна, не дурите, – прошипел мужик.
– А вы не давите на нее! – прикрикнула на противного Ксюшка. А Крестовской (все-таки знаменитость, имеет право на малую толику уважения) предложила: – Может быть, что-нибудь еще? Вчера как раз проценты за май пришли, могу их выдать, или давайте ваш вклад на годовой депозит переложим, по нему доходность больше.
– Нет, благодарю вас, – церемонно отказалась дама. – Ничего не нужно.
– Ну, и чего вы тогда хотите? – начала раздражаться девушка.
А безликий мужичонка вдруг оттер свою титулованную спутницу от окна и сердито прошипел:
– Я же вам сказал! Нам нужно оформить другое завещание! Вот на этого человека! – И протянул ей паспорт.
Баченко Егор Егорович. И фотография – его же. Ах ты, жулик!
Но она ведь тоже не идиотка!
И Ксюшка, повысив голос, вновь обратилась к Крестовской:
– Лидия Михайловна! Посмотрите на меня. Вы действительно хотите оставить свои деньги не этой вашей Люсе, а господину Баченко?
И натолкнулась на потерянный, непонимающий взгляд:
– Как? Как вы сказали?
– Лидия Михайловна, – ледяным тоном прошипел мужик. – Давайте мы с вами не будем в очередной раз устраивать концертов!
А Крестовская его будто не слышит. Вдруг облокотилась обоими локтями на стойку, улыбнулась Ксюшке и тоном заговорщицы произнесла:
– Хочешь в Главный театр сходить? Сегодня «Жизель» дают. Я там солистка...
Ох, бабуська! Куда тебе вклады завещать? К психиатру идти нужно!
И Ксюшка твердо произнесла:
– Возьмите, Лидия Михайловна, ваш паспорт. Я вам ничего оформлять не буду.
– Паспорт? – недоуменно уставилась на нее та. – Чей?
– Да ваш же!
Вот Альцгеймер несчастный!
Но документ старуха не взяла. Она под гневным взглядом своего спутника все больше тушевалась, сдувалась. И наконец пролепетала:
– А вы уже сделали, что Егор Егорович сказал?
Но ответить Ксюшка не успела.
Сама не заметила, как сзади подкралась заведующая, нависает над ней, шипит:
– В чем дело?
– Да вот... – начала девушка.
А мерзкий Баченко вдруг расплылся в улыбке, заулыбался ее начальнице, как родной:
– Карина Измаиловна! Здравствуйте! Рад вас видеть!
И она отвечает, да вежливо так:
– О, приветствую, Егор Егорович!
Действительно, оказывается, знакомец. Прикормил начальницу. Потому что та немедленно рявкнула на Ксюшку:
– Делай все, как он велит!
А сама – бегом в оперзал. Подхватила под руку несчастную старуху и залепетала восторженно:
– Лидия Михайловна! Какая честь для меня! Но почему вы в общем зале? Пойдемте, пойдемте же скорее в мой кабинет!
Та, как и все знаменитости, от комплиментов аж расплылась. С важным видом удалилась под ручку с заведующей. А паспорта – ее и омерзительного Баченко – остались у Ксюшки.
Ну, раз начальница приказала... Ничего больше и не оставалось, как переписать завещание и за подписью Крестовской в кабинет к шефине сбегать (там уже чаепитие было в разгаре). Одна радость – когда возвращалась уже с готовыми документами к окошку, успела выскочить во двор. Выкурила долгожданную сигаретку. А пока жадно затягивалась вредным для здоровья, но таким приятно расслабляющим дымом, все думала: умеют же некоторые, вроде этого Баченко, устраиваться! Бабка-то совсем дурная, и втереться к ней в доверие явно легче легкого. Вон, и ей, Ксюшке, совершенно незнакомому человеку, контрамарку в театр предлагала. А что, может, тоже попробовать? Списать из базы данных банка адрес Крестовской – да и явиться к ней в гости, с цветами и с тортом. Ну, и начать причитать: «Ах, да я ваша поклонница, ох, какая для меня честь!» Авось та растает и чего-нибудь ценное тоже отпишет...
* * *Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. И чем искреннее, чем бескорыстней ты хочешь помочь – тем в больших грехах тебя подозревают. Обыватель – он видит поверхностное, только пену. Одиноко живущая в богатой квартире старуха... Антиквариат, счета в банке, бриллианты в сейфе, все признаки подступающего маразма… И раз ты живешь в ее доме, и тебе доверяют, и ты терпеливо выслушиваешь все ее жалобы, носишься по аптекам, стоически сносишь ее дурной нрав – значит, обязательно нацелился. На чужое богатство, часть народного достояния, на богатую квартиру... Никому и в голову не придет, что старого, беспомощного человека может быть просто жаль.
И никто никогда не поверит, что моя помощь ей была абсолютно безвозмездной. По крайней мере, вначале.
Меня всегда восхищала Крестовская. Пусть она давно уже не звезда – сорок лет как на пенсии. Искусство за то время, что она не танцует, шагнуло далеко вперед. Балет неподражаемо усложнился, наполнился акробатикой, и фуэте теперь берутся крутить даже средненькие выпускницы хореографических училищ. Однако сколько я ни посещаю современных спектаклей, никогда еще не доводилось встречать даже близко похожих на нее. Безупречная техника – да, бывает. Оригинальные постановки – сколько угодно. Потрясающие костюмы – сплошь и рядом. Но чтобы жизнь и смерть вот так, как у Крестовской, проступали в каждом движении, в одном лишь повороте головы – такого вы больше не увидите. Современные танцовщицы лишь отрабатывают свои блестяще поставленные номера. А Лидка – она жила на сцене. И умирала на ней. И пожертвовала ради своего балета абсолютно всем. Она мне рассказывала однажды: что на пике карьеры забеременела и очень хотела оставить ребенка, но ей просто не позволили. Тогда ведь другие времена были. Партия сказала надо – и извольте выполнять. Какие могут быть декретные отпуска у единственной на тот момент солистки Главного театра? У любимицы Сталина?! Уйди она хотя бы на год, и уже не быть нам в области балета впереди планеты всей. Да и не у каждой балерины после рождения детей получается вернуться – хотя у Крестовской с ее непреклонным характером это, конечно бы, вышло. Но ею, «народным достоянием», просто не стали рисковать...
А принесенную когда-то жертву оценили всего лишь в персональную пенсию – о да, это огромные деньги, на несколько тысяч больше, чем у рядовых стариков! И никого, абсолютно никого, не волновало, что балет наградил ее огромным множеством болячек (несколько переломов, слабые суставы, кошмарные вены, изношенное сердце...). Считалось, что она востребована, она на виду. Великую Крестовскую охотно звали председательствовать на множестве конкурсов, ее подпись регулярно вымаливали для всевозможных петиций, ее имя трепали бесчисленные псевдоблаготворители, но кому, скажите, было хоть малейшее дело до ее одиноких вечеров? И абсолютной беспомощности, что наваливалась на нее все чаще?
А из меня получился идеальный ангел-хранитель. Ну, а то, что Лидкина пенсионная жизнь получилась немного не такой, как она сама хотела, – это всего лишь плата. За то, что ей нашлось с кем разделить свои капризы. Нашлось на ком срывать свой дурной, как и положено истинной звезде, норов.
Мне ведь тоже пришлось в какой-то степени пожертвовать собой. И страдать рядом с ней. Разве я не заслуживаю хотя бы минимальной награды?