— Конечно, а можно узнать зачем? Владимир Петрович хихикнул с некоторым ехидством.
— Да вот, задумали они авантюру. Довольно сомнительную, ежели честно. Но чем черт не шутит. Видишь ли, — доверительно понизил он голос, — Лике понравился один мужчина, и она хочет произвести впечатление…
— Моей машиной? — засмеялся Илья. — Это шутка. Зачем такой женщине машина? Достаточно просто войти и сказать: а вот и я.
— Я намерена произвести сокрушительное впечатление, — разозлилась я. — Ваша машина плюс мои небесные черты…
— А это стремление никак не связано с неприятностями Серафимы Павловны? — спросил Тарханов.
— О моих неприятностях, кажется, знает весь город, — заметила тетушка.
— Слухами земля полнится, — в тон ей ответил Илья Сергеевич.
Серафима продолжала взирать на него неодобрительно. Чем Тарханов ей так досадил, было непонятно. Вполне симпатичный мужчина тридцати пяти лет, конечно, в нем были кое-какие изъяны, например, неуместная дотошность, но в целом он производил впечатление положительного человека, твердо стоящего на ногах. Меня всегда тянуло к положительным. А Серафиму почему-то нет. Странно, вроде бы росли мы вместе…
Илья Сергеевич перестал улыбаться и сказал вполне серьезно:
— Серафима Павловна, я с радостью вам помогу, я имею в виду…
— Не трудитесь, я сообразительная. Мне нужна машина на пару часов.
— Так все-таки вам?
— Я принимаю близко к сердцу дела моей племянницы.
Ловко. Выходит, я во всем виновата? Мы стали пить кофе и есть пирожные. От пирожных Серафима подобрела, разговор пошел непринужденный, я бы сказала, дружеский. Так как говорить особо было не о чем, говорили обо мне: кто я, откуда, чем занимаюсь, в каких спектаклях занята. Все остались довольны. Когда обо мне все было сказано, Илья Сергеевич позвонил по телефону и вызвал шофера, чтобы дать ему необходимые инструкции на завтрашний день. Через несколько минут, постучав, в кабинет и вошел молодой человек. Увидев его, мы обалдели и некоторое время взирали, и приоткрыв рты. Шофер по имени Саша был высоким плечистым негром, причем самым что ни на есть настоящим: шоколадным, курчавым и белозубым. Одет он был в ярко-зеленые штаны и желтую футболку. Я представила его в униформе, в фуражке с лакированным козырьком и под ложечкой засосало — ничего лучше и в Голливуде не найти. Изъяснялся негр Саша на прекрасном русском и в отличие от хозяина дефектами речи не страдал. Он ушел, а мы продолжали пребывать в трансе. Видя, что скоро мы не отойдем, Илья Сергеевич счел нужным прояснить ситуацию. История не блистала оригинальностью: мать Саши встретила студента местного политехнического института, прибывшего с Африканского континента. Любовь прошла, а память о ней жила уже двадцать пять лет. Саша носил фамилию Матвеев, отчество Антонович, Африку в глаза не видывал и вообще по всем статьям являлся русским человеком. Так что глаза таращить и рты открывать было совершенно необязательно.
Съев все пирожные, мы покинули белоснежный офис, чувствуя, что нам улыбнулось счастье: завтра у нас была не только умопомрачительная для всей братвы машина, но и настоящий негр в придачу. С ума сойти, ей-Богу.
— Едем к церкви, — сказала я, садясь в Серафимину машину.
Всю дорогу Владимир Петрович неизвестно чему радовался и над нами подшучивал, хотя в свете большого праздника, то есть дня рождения, такое поведение было извинительным. Тут я опомнилась и решила поинтересоваться:
— Тетка Серафима, а что у тебя было с этим Ильей?
— Ничего. Встречались пару раз.
— По-моему, он приличный человек, как считаешь?
— Никак. Мне нужна его машина. И не приставай с глупостями.
Суровость тетушки еще больше укрепила мои подозрения, что дело здесь нечисто. Однако размышления пришлось прервать: мы прибыли на место. Церковь не могла похвастать древностью, но красотой — вне всякого сомнения. Холм, покрытый яркой зеленью, несмотря на конец лета. Огромные липы. На заднем плане петляла река извилистой лентой, и сама церковь, сияющая свежей побелкой, колокольня с тремя рядами кокошников и широкая лестница. Придумать лучшего места для романтической встречи просто невозможно.
— Его машина будет на стоянке? — спросила я.
— Вряд ли. Обычно он ставит ее у забора.
— Отлично, значит, мы остановимся вот здесь. — Я вышла из машины и не спеша осмотрелась. Тетка Серафима брела за мной, правда, молча.
— Ну как? — все-таки не выдержал она.
— Нормально. От разрыва сердца он не умрет, но сознание потеряет.
— Я ведь серьезно спрашиваю.
— Завтра все и увидим. Машина Ильи Сергеевича в сочетании с негром-шофером может так повлиять на парня, что меня он просто не заметит.
— Это вряд ли, — хмыкнула Серафима и добавила:
— Надень красное платье.
— Белое. Мы не на карнавал собрались.
— Зато он тебя издалека увидит.
— Хорошо, ты пойдешь рядом в красном. А я в белом.
— И сольешься с машиной. Слушай, что говорю, тетка плохого не пожелает…
Мы немного попрепирались и решили: пусть платье будет белое, а шарф терракотовый. Во-первых, он мне к лицу, а во-вторых, яркое световое пятно.
Мы отвезли Владимира Петровича домой, где его ждал праздник в кругу семьи, а сами занялись сценарием завтрашней встречи.
Вечером Серафима опять потащила меня в ресторан.
— А ты не экономишь, — вынуждена была заметить я.
— Зачем? Ежели ничего у нас не выйдет, так мелочиться глупо, а если все пройдет, как я думаю, то тем более.
И мы пошли в ресторан.
* * *Серафима разбудила меня в половине седьмого. Я потрясла головой и сказала:
— Нас освищут.
— Что за пессимизм?
— Шесть тридцать утра. Я не могу взирать на жизнь оптимистически в столь раннее время.
— Это будет твоя лучшая роль, вот увидишь.
— Он не приедет или уснет в машине, или отправится в магазин…
— Ненавижу, когда ты вредничаешь. Вставай и не занимай надолго ванную, — заявила тетка и стянула с меня одеяло.
Через полчаса я была готова сыграть свою лучшую в жизни роль, а оптимизм по-прежнему плутал где-то вдалеке. Затея выглядела невероятно глупой. Серафима сурово косилась, и высказываться я не рискнула. Сидела возле окна и разглядывала двор.
Вскоре появился Владимир Петрович, невеселый и малость помятый. Как видно, день рождения oн отметил неплохо и теперь страдал. Тетка, существо доброе, поднесла ему рюмку коньяку, и он минут через пятнадцать пришел в себя.
В точно назначенное время возле подъезда возникло белоснежное чудо на четырех колесах, которое тетушка сразу же окрестила “мечтой бандита”. Серафима Павловна вдруг охнула, а потом отчетливо застонала.
— Ты чего? — испугалась я.
— Мы про негритенка забыли.
— Про кого? — Теперь я растерялась.
— Про негритенка, ну… Сашу этого…
— Ему двадцать пять лет, и называть его негритенком несколько странно. А потом, что значит забыли, если он приехал?
— В зеленых штанах и желтой футболке? Точно канарейка. Он нам все испортит. Посмотри в шкафу, там должен быть мужнин костюм.
К слову сказать, мужей у Серафимы было три: первый оставил на память гараж, второй — машину, а третий, по бедности, — носильные вещи. Вообще-то он собирался их забрать, но проникнуть в квартиру, не встретившись с бывшей супругой, не имел возможности и второй год оттягивал счастливый миг свидания.
Я устремилась к шкафу, но тут в дверь постучали и в прихожей появился . Саша. Никаких зеленых штанов в помине не было, выглядел он просто сокрушительно, под стать “мечте бандита”, а улыбался так, что глаза слепило. Я за всех нас порадовалась, затем подошла к зеркалу, взглянула на свое отражение и глубоко вздохнула.
— “Ромео, как мне жаль, что ты Ромео…” — дурацким голосом начала тетушка.
— Нет, уж скорее леди Макбет…
— Правильно, — с готовностью согласилась Серафима. — Некоторая стервозность никогда не помешает.
По дороге Саше были даны необходимые инструкции с учетом нашего сценария, он выслушал их очень внимательно и кивнул. Стало ясно, что он проникся и сделает все возможное. А я начала нервничать, как перед выходом на сцену. Свернули к церкви.
— Он здесь, — неожиданно серьезно сказал Владимир Петрович, как видно, и его зацепило.
Я увидела вишневую “восьмерку” возле ограды и силуэт мужчины на переднем сиденье.
— Надеюсь, он не спит, — сказала я сердито и торопливо перекрестилась.
Дальше было вот что: “мечта бандита”, громко заскрипев тормозами, встала метрах в десяти от “восьмерки”, Саша выскочил из машины и распахнул мою дверь, при этом поклонился и вроде бы даже каблуками щелкнул. Я, как было задумано, возникла и направилась к церкви, не обращая внимания на остальных. Остальные, то есть тетка Серафима и Владимир Петрович, малость замешкались, потому что перед ними дверь никто не распахивал и каблуками не щелкал, и теперь меня догоняли. Несколько суетливо. Я сосредоточилась на лестнице: подъем должен выглядеть величественно, второго дубля не будет. Тут я вспомнила парня в приемной Ильи Сергеевича и поправила шарф. Носовой платок, зажатый в руке, упал на ступеньки. Остановиться — значит сбиться с ритма, я пошла дальше, боковым зрением усмотрев, как Владимир Петрович торопливо нагнулся. Обогнав меня на последней ступени, он распахнул дверь, и мы вошли в церковь. Народу для воскресной службы было немного. Мы встали в сторонке и замерли.