"Интересный исход, - отметил он про себя. - То-то меня так усердно предупреждали, что эксперимент опасен и, дав согласие на участие в нем, я не смогу уже что-либо изменить". А вслух произнес:
- Понятно. Но я обещал прийти в его бунгало.
- Курс северо-восток. Через холм к морю. Ровно пятьсот два метра по прямой.
"Может быть, по прямой и полкилометра, - подумал Сергей, подходя к низкому жилью, выбитому в сплошной каменной скале, окна и двери которого выходили к морю, - а вообще-то километра три наберется".
- Ба!... Да кто это к нам пришел? Дед...
На табуретке, вырезанной из гранита, сидел перед входом хорошо знакомый Мартынову пилот Андрей Пименов. В руках у него было подобие молнии из дерева, заканчивающейся стилизованной безобразной физиономией одноглазого Одина, с обвивающей молнию бородой, и в двурогом шлеме. Умелыми, точными движениями Андрей полировал фибулу-заколку фланелью. Не вставая с табуретки, он развел руками, показывая удивление.
- Добро пожаловать на остров мертвых! - театрально-прочувствованно продекламировал он. - Еще один ходячий покойник! Интеллектуальная кладовка человечества пополнилась новым редким экземпляром.
- Черный юмор? - усмехнулся Мартынов. - Мог бы и поприветливее встретить гостя. Что здесь у вас происходит?
Они обменялись рукопожатиями.
- А... ничего нового... Все надоело. И эти камни, и море, и небо... Не жизнь, а простокваша... Сидишь сиднем, развлекаешься, да по докторам бегаешь. Тоска! За многочисленные прегрешения страдаю, искупаю теперь свои бурные годочки. - Он сердито стукнул себя по колену. - Жить по-человечески не дают, и умереть тоже. Дождутся, что сработаю атомную бомбу и пущу всех к черту на воздух... Впрочем, у тебя времени впереди много, сам все поймешь.
- Меня пригласил Поль...
- Какая разница? Сюда приходят, кто хочет. На остров попасть несложно, но уж если заманили - отсюда не вырвешься... А посещать можно любое место - медицинский центр, энергетический комплекс... в общем, все. Сюда приходят все старожилы, новенькие не больно-то суются. Болтовня их не привлекает. Пустые разговоры, как и все наше существование. Долгая жизнь хорошая штука, когда можешь рисковать ею, когда вдыхаешь чужой воздух на чужих планетах, где каждый шаг таит опасность. Когда же этого нет, а только сытое существование, жизнь утомляет... Захочешь освободить этот мир от своей бренной плоти и не сможешь. Откачают, залатают, пристыдят, напомнят о долге перед человечеством и тому подобном, и опять пустят резвиться под солнышком. Гляди! И сейчас шпионят!
Из-за валуна метрах в десяти от них выглядывали две бусинки на спицах - зрительные органы робота-хранителя. Булыжник килограммов на пят полетел в том направлении и, стукнувшись о камень, отлетел в сторону. Перископические глаза исчезли и послышался визг возмущения.
- Сэр! Вы повредите меня. Я буду вынужден жаловаться!
- Валяй, жалуйся, банка консервная, - равнодушно буркнул Пименов.
- Какая муха тебя укусила? - поинтересовался Сергей. - Ты же знал, что будет нелегко. Кто еще из наших ребят здесь?
- Хватает... Бак Зарипов, Юки Фугава, Пит Забровски. Это из тех, кого знаешь ты. Есть и другие.
- Неужели все думают так же, как и ты? С такой компанией можно горы своротить, а весь этот остров по камню перебрать. Я уже не говорю о том, что просто провести время было приятно.
- Вот-вот, - закивал Андрей, - все мы вначале были такими же оптимистами. Высокая цель, большая ответственность, именно я и никто другой избран для эксперимента...
- Послушай, - оборвал его Сергей, - так что же это за эксперимент? Вы то уже догадываетесь, наверное?
- А черт его знает, - ожесточился Пименов. - Что-то вроде психологической совместимости группы людей, наделенных "бессмертием". Иные варианты не исключены... А вот и Поль, наша умница. Оптимист неугомонный...
Подошел Поль и поздоровался.
- Вы уже здесь? Как впечатления? - под мышкой он держал бутылку с цветистой надписью. Увидев ее, Андрей оживился, даже привстал с табуретки.
- Скажите, Поль, - обратился к нему Мартынов, из-за чего погиб Хэнк Бауэр?
- Сиганул со скалы. Вон с той, - вмешался с пояснениями Пименов, небрежно ткнув рукой.
- Почему?
- Со временем поймете, - ответил Поль. - Медики считают, что это был психологический срыв. Нервные клетки постоянно разрушаются и воспрепятствовать этому невозможно. Тяжело ждать своего конца. Раньше самоубийства были достаточно частым явлением. Наказание жизнью одно из самых страшных.
Подошло несколько мужчин. Мартынов отметил, что женщин на острове он еще не видел. Поль продолжал:
- Вам, конечно, интересно, что здесь происходит. Но никто не даст вам ответа. Наверное, это одно из условий эксперимента, главная задача которого - дать нам возможность прожить как можно дольше...
- Скажите, командор, - обратился к Мартынову человек, представившийся как Джин Грилла, - говорят, сейчас понизили возраст комиссованных. С чем это связано?
- Пожилые не выдерживают напряжения Глубокого Космоса. Участились случаи гибели во время операций. В основном, у изыскателей предпенсионного возраста. Поэтому.
- Случаи гибели или... самоубийства перед списанием на слом? язвительно спросил Пименов, уже льнувший к Полю, который переложил бутылку подальше от него. - Уж лучше это, чем сопливый гуманизм. Из жизни нужно уходить красиво, а не издыхать поэтапно, наращивая моторесурс до тех пор, пока уже человеком перестанешь именоваться...
- Нет, - возразил Мартынов. - Все значительно проще. Каждый хочет совершить что-то сверхгероическое перед отставкой. Вот и суется, куда не следовало бы. А реакция уже не та...
Пименов пригласил всех внутрь.
Они вошли и стали рассаживаться. Волнение охватило Сергея. Кругом царил хаос. Смешение стилей, каскад художественных находок бросался в глаза, будоражил мозг - видимо, хозяин этого дворца-мастерской был мастером и долгие годы работал над своим жилищем.
На массивном резном столе из светло-серого гранита застыла голова на короткой шее. Полированный темный мрамор оттенял острые черты. На лице аскета особенно выделялись большие глаза, нос крючком и лысина еще более подчеркивали их величину.
- Автопортрет Хэнка, - сказал Поль и зажег массивную свечу в каменном подсвечнике, напоминавшем малахитовый цветок, испещренный золотистыми, с крапинками серебра, прожилками. - Каждый пытается создать что-то нужное и кладет на это много сил, - задумчиво продолжал он. - Лучше не привязываться к одному занятию. Вот Хэнк считал иначе, он был одержимым, а когда иссякло его вдохновение...
Сергей еще раз вгляделся в каменный лик. Неровные блики, отбрасываемые свечой, одухотворяли его. Мысль билась в каждой черточке, в каждой складке. Он почувствовал, что изображенный в камне человек близок ему по духу, они могли бы стать друзьями.
- А не пора ли реализовывать? - пименов указал на бутылку с жидкостью. И, когда она пошла по кругу, изрек: - Я считаю, Хэнк струхнул. Он только и говорил о своей работе, а когда самовыразился, то перепугался, что остался один на один с Вечностью...
На какое-то время нависла тишина, сопровождаемая аккомпанементом волн, пока голос из дальнего угла не возразил иронически: - Протянул бы ты на острове половину того времени, какое проработал Хэнк, тогда бы и разглагольствовал, а чесать языком каждый может. - И затем Мартынову. - Вы не подумайте, что болтовня Андрея - плод глубоких размышлений. Ему нельзя действовать, иначе он все здесь разнесет, поэтому и взялся за роль вечно недовольного брюзгливого старика. Все здесь уже многократно обговорено. Бауэр побил все рекорды продолжительности - восемь сотен лет не шутка. Когда на тебе не останется ни одного естественного куска плоти, то во всем можно объединить свою "нечеловечность". Достаточно небольшого творческого кризиса и он может оказаться последним.
- А мне кажется, Хэнк разобрался в чем дело, - раздался глуховатый голос из другого угла. - И у него не осталось выбора. Делиться с нами означало провалить эксперимент... Он же не из тех, кто мог смалодушничать. Думаю, у него был единственный выход...
- Да, невесело у вас, - протянул Сергей. - А не пытались вы взглянуть на эксперимент под другим углом зрения? Путешествия, десанты, катаклизмы романтика! А какая же это романтика? В свое время мы высаживались на новые планеты с голыми руками, по-пластунски обшаривали их. Это было важно, очень нужно всем. Уже сейчас мы можем зажечь новое солнце, создать рукотворную планету, искусственное сердце и еще всякую всячину. Мы можем многое. Но знаем ли себя самих? К чему вести работы по продлению жизни отдельной личности, если не можем использовать ту, что отпущена нам природой? Все ограничивается возможностями нашего мозга. Так разве не здесь, на Земле, на этом острове, передний край нашего наступления на природу? Каждый час, каждая минута жизни, отвоеванная в этой борьбе, это шаг вперед в познании своих возможностей. Уверен, что все здесь содержит такое значение, которое нам трудно оценить...