Когда его отец умер, он был еще так мал, что даже не сохранил о нем воспоминания. Мать воспитала его, но небольшой капитал, который у них был, мало-помалу растаял. До последней минуты боролась она с нуждой, чтобы держать сына в школе. Теперь все источники иссякли, и Родерик готовился бросить свои занятия к концу текущей недели. Нужда стала его неумолимым господином, и он должен был зарабатывать, чтобы жить.
Мальчик рассказывал о своем тяжелом положении молодому индейцу, который ухватился за него, как утопающий хватается за спасательный круг, и с тех пор они стали неразлучны. Когда Родерик вернулся домой, Ваби тотчас же навестил его.
Миссис Дрюи была женщина культурная. Она приняла Ваби дружески и скоро начала относиться к нему почти с материнской лаской. Под этим живительным влиянием он стал находить ненавистную цивилизацию не такой уж безобразной, и изгнание показалось ему менее горестным. Эта перемена в настроении отразилась в его письмах к Миннетаки, в которых он с восторгом описывал семью своего друга.
Миссис Дрюи получала строки, полные трогательной благодарности, от матери Ваби, и регулярная переписка завязалась между обеими семьями.
Как только Ваби, не знавший теперь одиночества, заканчивал свой школьный день, он шел к своему другу, который к этому времени также возвращался из торгового дома, где служил: Долгие зимние вечера мальчики коротали вместе. Они усаживались рядом перед огнем камина, и молодой индеец начинал свои бесконечные рассказы о несравненной жизни, которой живут обитатели Великой Белой Пустыни. Род слушал обоими ушами, и мало-помалу в нем зарождалось и росло непреодолимое желание познакомиться с этой жизнью. Они строили планы, придумывали множество всяких похождений. Миссис Дрюи слушала то с улыбкой, то со смехом, и не говорила «нет» на все эти сногсшибательные проекты.
Но наступает день, когда всему приходит конец. Ваби вернулся в Великую Белую Пустыню к своей краснокожей матери и к своей сестре Миннетаки. Глаза юношей наполнились слезами, когда они прощались, и миссис Дрюи тоже заплакала, видя, как поезд уносит молодого индейца.
Время, за этим последовавшее, было крайне тяжелым для Родерика. Восемь месяцев дружбы с Ваби пробудили в нем как бы вторую натуру, и ему казалось, что товарищ, уезжая, увез с собой частицу его собственной души. Наступила весна, потом лето. Каждый почтовый курьер увозил из Вабинош-Хоуза пакет писем для Дрюи и привозил пакет из Детруа.
Пришла осень, и сентябрьские морозы начали окрашивать в золотые и красные тона листву северной земли, когда длинное письмо, полученное от Ваби, вызвало в маленькой квартирке Дрюи сильное волнение, смешанное с радостью и тревогой. Оно сопровождалось вторым письмом от самого директора, третьим — от краснокожей матери Ваби и, наконец, маленькой припиской от юной Миннетаки. Все четыре послания настойчиво требовали, чтобы Родерик и миссис Дрюи приехали провести зиму в Вабинош-Хоузе. «Не бойтесь, — писал Ваби, — что немедленное оставление места будет связано для вас с денежными потерями. Мы здесь в течение зимы заработаем больше долларов, чем вы сумеете получить их за три года службы. Мы будем охотиться за волками. Наша область изобилует ими, и правительство дает за каждый скальп премию в пятнадцать долларов. За зиму прошлого и позапрошлого года я убил их по сорок штук. Да я считаю еще, что охота была неважная. У меня есть прирученный волк, который служит мне сторожем и приманкой. Что касается ружья и прочей экипировки, то не беспокойтесь об этом. У нас здесь найдется все, что нужно».
Миссис Дрюи и ее сын обсуждали в течение нескольких дней это предложение, прежде чем послать ответ в Вабинош-Хоуз. Родерик умолял принять приглашение.